Приключения мальчика с собакой (Художник И. Архипов)

Глава 3. Бунт

Наступил час экзекуции. Мардоний взял двух рабов и отправился за Клеоном. Он боялся, что мальчишка будет сопротивляться и одному ему с ним не справиться. Раны от укусов Льва ныли, но Мардоний старался глядеть бодро, чтобы хозяин не приказал кому-нибудь другому бичевать мальчишку.

К его удивлению, Клеон поднялся по первому слову и послушно двинулся к выходу.

Выйдя из темного подвала, Мардоний разглядел, что мальчик умыт и причесан, и с неудовольствием подумал о своей оплошности:*«И как это я забыл, что Билитис помешана на чистоте… Надо было предупредить ее, чтобы не отмывала грязь и кровь с лица мальчишки. Когда мы его запирали в эргастул, он больше походил на преступника».

Увидев столб и множество людей, собравшихся во дворе, Клеон подумал, что теперь уж никто не сможет ему помочь. Он опустил голову, стыдясь устремленных на него глаз.

Подведя Клеона к столбу, Мардоний стащил с него тунику. Мальчику показалось, будто сотни взглядов вонзились в его обнаженную спину. Ему уже слышался свист бича, он чувствовал, как вспухает на коже кровавый рубец… От унизительной мысли, что он не выдержит и будет на глазах толпы корчиться под ударами бича, у Клеона на глаза навернулись слезы. Но по рядам собравшихся пронесся еле слышный ропот. Клеон поднял голову, прислушиваясь. Надсмотрщики тревожно переглянулись. Но рабы уже умолкли: из сада выходил Станиен в сопровождении Хризостома и слуг. При виде хозяина Клеон рванулся, и в тело его впились веревки.

Хозяин опустился на ложе за спиной Клеона. Мардоний, прихрамывая, подошел к Станиену:

— Можно начинать, господин?

— Пусть сперва вилик объяснит им, — кивнул в сторону собравшихся Станиен, — потом начнешь ты. — Он махнул вилику, и Сильвин, побледнев, вышел на середину площадки.

С трудом выдавливая слова и стараясь не глядеть на собравшихся, он обратился к рабам:

— Господин повелел, чтобы все видели, как будет наказан тот, кто, подобно этому сицилийцу, решится бежать в шайку рабов, восставших против Республики. Кроме того, старший пастух обвиняет его в краже ягнят…

— Он невиновен… — прокатился по рядам глухой ропот.

Клеон, с болью слушавший вилика, вздрогнул от радости:

«Они знают! Кузнец им рассказал!.. Они защитят меня!»

Александр, боясь отца, остался в доме. Он высунулся в окно, чтобы лучше видеть, как по рядам заметались надсмотрщики, и приподнялся на ложе хозяин, а Мардоний втянул голову в плечи, словно ожидая удара… Но вот, повысив голос, снова заговорил его отец, и Александр насторожился.

— Сицилиец воровал ягнят. Это еще увеличивает его вину, — добавил вилик.

«Как ему не стыдно! — возмутился Александр. — Он же знает правду!»

— Он невиновен… — снова раздались возгласы в задних рядах, куда не успели добраться надсмотрщики.

— Я невиновен, — громко сказал Клеон. — Боги свидетели: никогда не брал я чужого.

Стараясь заглушить его слова, Мардоний выкрикнул:

— Здесь есть живой свидетель! Второй пастух этой сотни! Честный, правдивый малый. Он первый заметил воровство. Дозволь говорить ему, господин.

Станиен уже раскаивался, что пренебрег советами Луция, Хризостома и вилика, и теперь, услышав, что против сицилийца есть второй свидетель, обрадовался: сейчас этот пастух все расскажет, и рабы успокоятся. Только не надо отступать перед ними.

— Пусть говорит, — кивнул он, стараясь казаться хладнокровным.

— Эй, Долговязый! — позвал Мардоний.

Клеон закрыл глаза и прижался лицом к столбу: «Долговязый заодно со старшим… Видно, так было с самого начала… а я не понимал… Неужели рабы им поверят?»

— Когда вилик послал меня к Мардонию, — начал рыжий пастух, — он дал мне собаку…

— Говори о том, как на пастбище пришел сицилиец, а' не ты, — подсказал Мардоний.

Отмахнувшись от него, Долговязый продолжал:

— А старший пастух сказал, что собака больна, и увел ее…

— Он говорит не то! — крикнул Мардоний. — Прикажи ему говорить о сицилийце, господин!

— Говори о сицилий… — начал было Станиен, но его слова заглушила скороговорка Долговязого, который зачастил так, что все, кто знал ленивого пастуха, диву дались.

— …А потом сказал, будто бросил собаку волкам, — торопливо сыпал Долговязый, глотая концы фраз, — чтобы спастись самому. А у меня стали пропадать ягнята… и овцы… а он ругался… почему не смотрю… волки дерут овец… А я смотрел… Ни одной обглоданной косточки… И волки не выли… И следов не было…

— Лентяй и лгун! — завопил Мардоний. — Не слушай его, господин! Они, видно, стакнулись. Наверное, и воровали вместе. Может, он только из трусости не убежал в шайку Спартака!

Станиен с той минуты, как Долговязый перебил его, сидел, выпучив глаза, и понимал только одно: рабы недопустимо распустились, и виноват в этом вилик.

— К столбу и этого! — прохрипел он, приходя в бешенство от дерзости рыжего пастуха.

Отбиваясь от накинувшихся на него надсмотрщиков, Долговязый продолжал кричать:

— Воровали вовсе не мы!.. Я только не смел донести!.. Воровал старший… — Оглушенный ударом, Долговязый свалился на землю.

«Он мне друг! — ликовал Клеон. Это сделали Береника и кузнец!»

— Помогите нам, друзья! — крикнул он в сгустившуюся темноту.

— Освободи их! — откликнулись рабы.

Станиену показалось, что рабы придвинулись к нему, и волосы на голове его зашевелились.

— Факелы! — крикнул он. — Вилик!

— Зажечь факелы! — приказал Сильвин и, наклонившись к хозяину, тихо сказал: — Я предупреждал тебя…

— Ты ответишь за этот позор… — прошипел Станиен.

В руках надсмотрщиков появились факелы. Но темнота от этого не рассеялась, а, казалось, сгустилась. И уж чудилось Станиену: не сто, а тысяча рабов прячется в тени построек.

— Отпусти их! — требовали рабы, надвигаясь.

«Только не бежать! — уговаривал себя Станиен. — Бежать нельзя. Накинутся, как собаки. Даже в Риме рабы убивают господ. А здесь могут растерзать, сжечь, ограбить. И эти гладиаторы рядом. Боги, спасите! Главное — спокойствие… Встать и спокойно сказать: «Стало слишком темно. Мы отложим экзекуцию на завтра». Только не уступать!» Он оглянулся, ища Хризостома… Домоправитель исчез. Только слуги стояли на прежних местах. «Будут ли они верными до конца? Надо напугать рабов».

Станиен поднялся.

— Молчать! — закричал он, но вместо грозного окрика из его горла вырвался испуганный писк. Чувствуя, что все потеряно (даже собственный голос ему изменил), Станиен перестал сдерживаться и завизжал: — Всех бичевать!.. Всех! Всех!

Рабы ответили ему криком. Помня наставления Сильвина, надсмотрщики бросились к хозяину и загородили его, размахивая факелами. Между Станиеном и толпой рабов встала огненная стена. Блеснуло несколько клинков. Вид обнаженных мечей не испугал, а разъярил рабов. Склонив бородатые лица, они, словно буйволы, ринулись на кучку защитников Станиена. Мардоний оцепенел с ножом в руке.

Александр издал воинственный клич и помчался во двор.

Он хотел вмешаться в драку, он хотел свалить ловким ударом Мардония, он хотел рассказать Клеону, что Лев жив; царапаясь, лягаясь и ныряя под ноги дерущихся, он пробивался к столбу для бичевания.

Клеон чувствовал себя покинутым.

— Долговязый! — тихо позвал он.

Долговязый неподвижно лежал на земле.

Мардоний стряхнул с себя оцепенение: «Хозяина сейчас убьют. Надо бежать!»

— Долговязый! — громче позвал Клеон. — Развяжи меня.

Свирепо осклабясь, Мардоний выхватил нож.

— Сейчас я тебя развяжу!

Он размахнулся, целясь в шею Клеона, но сзади кто-то сильно рванул его за плечо и опрокинул навзничь. Чье-то колено прижало Мардония к земле. Он увидел над собой курчавую голову кузнеца и простонал:

— Я хотел разрезать веревки… освободить мальч…

Кузнец вырвал из его руки нож:

— А скольких еще ты этим «жезлом свободы» отправил к Харону? — И Гефест занес над Мардонием его собственный нож.

В это время подбежал Александр.

— Что ты делаешь? — крикнул он, забыв, что сам собирался расправиться со старшим пастухом.

Кузнец поднялся с земли, и сын вилика в страхе отступил перед ним.

— Что ты сделал? — повторил он.

— Убил врага! Иди домой! Детям здесь не место.