Приключения мальчика с собакой (Художник И. Архипов)

Глава 8. В эргастулуме

Мардоний и надсмотрщики втолкнули Клеона в полутемный подвал и бросили на охапку старой соломы. По приказу старшего пастуха один из надсмотрщиков привел Гефеста.

— Встань! — Кузнец помог Клеону подняться и оглянулся на стоящих за его спиной надсмотрщиков. — Отойдите. Никто не должен знать, каким ключом закрываются оковы. — Поворачивая ключ в замке ручной цепи, он шепнул Клеону: — Не бойся, мы тебя выручим!

Клеон безучастно взглянул на крутые завитки волос, покрывающие склоненную к его рукам голову кузнеца: «Что он может сделать?»

— Ну вот, готово! — Кузнец помог Клеону сесть на солому и, запирая ножные кандалы, еще раз шепнул: — Не бойся!

Все ушли.

Стараясь не нарушать тишину подвала звоном цепей, мальчик неподвижно сидел в своем углу.

Сквозь маленькое оконце у самого потолка лился слабый свет. Нельзя было разобрать — день на дворе или вечер. А до оконца не дотянуться, даже если бы на Клеоне и не было цепей. Хорошо хоть, что в подвале пусто и прохладно и никто не мешает думать.

«Кузнец, у которого волосы, точно шерсть новорожденного ягненка, обещал выручить меня… А как?… Кто я для него?… Неужто он из-за меня станет подвергать себя опасности?… Ох, лучше тысячу раз умереть, чем попасть в рабство! Если бы Галл знал, какого «счастливого случая» я дождался!.. С пастбища было так легко уйти! А я все боялся, боялся, а потом вдруг ушел… после того, как Мардоний меня и Льва возненавидел. И как я не подумал, что он все выдумал про Спартака?! А теперь нет у меня больше Льва, некому меня защитить. Я — один…»

Клеон зажмурился, чтобы удержать навернувшиеся слезы. И, как только он закрыл глаза, ему представилось лицо матери так ясно, словно она была тут, рядом.

«Если бы она знала, где я сейчас, она пожалела бы, что позволила мне убежать из дому! А теперь, наверное, все думает, думает — жив я или нет, а спросить ни у кого не смеет… Ох, если бы мне умереть здесь в одиночке, а не под бичом Мардония!.. — Клеон запрокинул голову, глотая слезы. — Разве только, когда выведут меня бичевать, вырваться, подбежать к хозяину и ударить его цепью. Тогда меня сразу убьют, и я сойду в аид,[97] где для рабов и господ одна справедливость… Одна?… А разве там не надо платить за перевоз через Стикс?[98]А у меня не будет монеты. Другим умершим родные вкладывают ее в рот, а кто даст монету мне? Неужели Харон не сжалится надо мной и не перевезет бесплатно? Неужели из-за какого-то асса боги лишат меня приюта и я буду вечно блуждать по берегам Стикса? Где же тогда справедливость?! Нет, уж там я не позволю так обращаться со мной! Там я ничего не побоюсь! Вырву монету у хозяина, когда он придет к перевозу, и заплачу этим ассом Харону!»

Клеон вообразил драку с толстым сенатором на берегу черной реки под нависшими черными скалами подземного царства и усмехнулся: уж он изо всех сил прижмет толстяка коленом к земле, когда будет отнимать у него асс! При мысли о будущей победе Клеон, сжав кулаки, попытался вскочить… и с трудом поднялся — цепь мешала ему двигаться. Пятно сырости, проступившее на стене, показалось ему похожим на лицо хозяина. Мальчик поднял руку, чтобы ударить, и не смог замахнуться. В изнеможении он снова опустился на подстилку.

Вдруг к звону кандалов присоединился другой звук. Клеон замер. Не поворачивая головы, он слушал. Вот заскрежетал ключ в замке, заскрипела дверь. Уже пришли за ним! Разве день кончился?

Дверь открылась, закрылась… Вместо грубого окрика в тишине эргастулума раздалось легкое постукивание сандалий. С лестницы спускалась Береника с корзиной в руке. Изумленный пастух рванулся к ней, и цепи зазвенели.

— Не надо, — остановила его Береника, — я сама подойду к тебе. Ох, какие тяжелые цепи они на тебя надели!.. Если бы отец был дома, он этого не позволил бы. — Она поставила корзинку на пол: — Вот. Здесь еда для тебя и немного воды обмыть кровь. — Она достала из корзины кувшин и, смочив губку водой, осторожно провела ею по лицу Клеона. — Александр побежал в большую кузницу, что стоит возле перевала. Ты, наверное, видел ее в день приезда?

Клеон молча кивнул. Ласковые пальцы девушки напомнили ему заботливые руки матери, когда она вот так же обмывала ему лицо после драк с деревенскими мальчишками. Он боялся говорить, чтобы не расплакаться.

— Проезжие часто чинят у Германика повозки и подковывают лошадей, — продолжала Береника, делая вид, будто не замечает слез, навернувшихся на глаза мальчика. — Германик — это кузнец. Возможно, кто-нибудь там даст Александру лошадь, чтобы съездить к отцу. Если отец успеет приехать до вечера, он расскажет господину правду о тебе. — Береника оглядела Клеона: — Теперь ты опять такой же, каким я видела тебя в первый раз. Только волосы взлохмачены. Дай-ка я тебя причешу. — Сняв с пояса гребенку, она пригладила волосы Клеона, потом обмыла ему руки и, опустившись на солому, разостлала кусок холста: — Поешь! Надо подкрепить силы. Вот лепешки, сыр, крутые яйца, ветчина и фляга с вином, — перечисляла она, выкладывая на холст еду. — Ну, чего ж ты плачешь?… Ешь! Сразу почувствуешь себя сильнее.

— Я был так одинок, — сдерживая слезы, сказал Клеон, — и ты пришла…

— Совсем ты не одинок: мы с Александром твои друзья… Конечно, ужасно потерять такого друга, как твой Лев. Брат говорит, что он был так умен, словно человек, только даром речи боги его не наградили.

Клеон перестал сдерживаться и заплакал:

— Он остался лежать в лесу, и волки его растерзают… Если твой брат мне друг, пусть он закопает Льва.

— Александра нет, он побежал за отцом. Как только ты поешь, я сама пойду в лес и похороню твою собаку или попрошу одного своего друга… Ну, съешь же хоть кусок окорока! Это поддержит твои силы. А они тебе будут очень нужны. — Девушка придвинулась ближе к Клеону и, хотя они были в эргастулуме одни, зашептала: — Тебе помогут уйти к Спартаку…

— Так, значит, правда?! Мардоний не солгал, что Спартак близко?

— Тшш!.. Если отец запоздает, я попрошу Гефеста — он что-нибудь придумает, чтобы оттянуть твое наказание. Ешь же, чтобы я успела пойти в лес и похоронить Льва.

— Ты найдешь то место по высокому кедру, что на опушке дубового леса… Хорошо, что ты мне все это сказала! А я уж думал сделать такое, чтобы меня скорее убили.

Береника с укором посмотрела на него:

— Разве мы знаем, что будет с нами через час?

— Так говорил и еще один мой друг… Теперь его, может быть, тоже убили…

— Ну вот, сейчас ты опять заплачешь! Ешь же скорее!..