Приключения Паддингтона 2: История отважного медвежонка

Глава десятая Всё началось с прачечной

Разумеется, Паддингтону нелегко было приспосабливаться к тюремной жизни, но он тем не менее старался не вешать нос, пытаться во всём находить хорошее и не изменять своим привычкам. Вот и сегодня, впервые отправляясь на прогулку по тюремному двору, Паддингтон твёрдо был намерен поладить с другими заключёнными и найти с ними общий язык.

«И манеры. Я не должен забывать про свои манеры, – думал он. – Тётя Люси говорит, что очень важно всегда оставаться доброжелательным и вежливым. Если не забывать об этом, то можно не сомневаться в том, что поладишь с человеком».

Честно следует признать, что решимость Паддингтона всегда оставаться доброжелательным и вежливым слегка поколебалась, когда он столкнулся в тюремном дворике лицом к лицу с очень страшным на вид и татуированным с ног до головы заключённым, но медвежонок сумел взять себя в руки. Он ещё раз напомнил себе совет тёти Люси, приподнял свою полосатую шапочку и сказал, глядя громиле прямо в глаза:

– Доброе утро. Я – Паддингтон Браун. Как поживаете?

– Смешно, – хмыкнул громила. – А я – Окорок. Только ты, знаешь, держись-ка лучше от меня подальше.

– О, как я понимаю, вас не заинтересует предложение основать вместе со мной клуб любителей садоводства? – не отставал от Окорока Паддингтон.

– А как я понимаю, тебя не заинтересует перспектива быть заживо погребённым в глубокой тёмной дыре? – задал встречный вопрос Окорок.

Нет, перспектива быть заживо похороненным в глубокой тёмной дыре Паддингтона не заинтересовала, поэтому он решил, что лучше всего будет промолчать и отстать от громилы.

– А, вот ты где, – сказал надзиратель, подходя к Паддингтону – Ты – П. Браун, верно? У тебя сегодня наряд на работу. В прачечной. Шагом марш!

Надзиратель вычеркнул Паддингтона из своего списка и оправился дальше.

«Наряд на работу в прачечной? – подумал Паддингтон. – Хорошо, пойду в прачечную. Разве может чем-нибудь плохим обернуться наряд на работу в прачечной? Ничем не может».

Дорогу в тюремную прачечную Паддингтон отыскал без особого труда. Там стояли четыре стиральные машины, и на каждой была надпись: «Постельное бельё», «Полотенца», Тюремные робы» и «Цветное бельё».

– На самом деле всё довольно просто, – сказал самому себе Паддингтон. – Как загружает бельём машину миссис Бёрд, я видел, так что наверняка сумею повторить.

Он подошёл к бельепроводу, открыл крышку, и сразу же хлынула лавина грязных тюремных роб, накрывшая медвежонка с головой. Он выбрался из этого полосатого сугроба и принялся загружать одежду в машину с надписью «Тюремные робы». Закончив загрузку, он засыпал стиральный порошок, захлопнул дверцу и нажал кнопку «Старт».

– Ну вот, – улыбнулся Паддингтон. Он был очень доволен собой. – Теперь знай себе сиди и жди, а машина всё сама сделает.

Машина загудела, залила в себя воду, начала стирку, но присесть Паддингтон не успел: он заметил какое-то яркое пятнышко, мелькавшее среди унылых серых роб. Пятнышко, конечно, было маленьким, но его же, наверное, всё равно не должно быть здесь... То есть там, за круглым стеклянным окошком дверцы.

Тут Паддингтон рассмотрел это пятнышко, и оказалось оно красным носком.

– Нет! – воскликнул Паддингтон. – Миссис Бёрд всегда говорит, что нельзя класть в стирку цветные вещи вместе со светлыми!

Он принялся лихорадочно нажимать все кнопки подряд, но останавливаться машина не желала и, урча, продолжала выполнять свою программу. Паддингтон в отчаянии рванул со всей своей медвежьей силой ручку дверцы.

Дверца устояла, а вот вода в её окошке начала приобретать розовый оттенок, и с каждой секундой он становился всё ярче, всё насыщенней...

Паддингтон всё дёргал и дёргал ручку дверцы, из последних сил пытаясь сохранить спокойствие и продолжая уговаривать самого себя:

– Ну, красный носок, да. Ну и что? – бормотал он себе под нос. – Носок-то всего один. Что уж он прямо такого может наделать? Да ничего!

Тут ручка дверцы не выдержала медвежьей хватки и отломилась. Паддингтон повалился на пол, а вода за окошком дверцы стала тем временем уже не розовой, а скорее ярко-красной.

Новый цвет одежды обитателям тюрьмы не понравился. Это мягко сказано. Позднее в тот же день Паддингтон пришёл в столовую и оказался в окружении мрачных личностей, одетых в ярко-розовые тюремные робы. И эти личности очень недружелюбно посматривали на медвежонка.

– Добрый день, парни, – сказал Паддингтон, стараясь выглядеть беззаботным. – Если вы меня спросите, отвечу, что от розового цвета здесь стало как-то уютнее.

Тут медвежонок нервно сглотнул, увидев, как от толпы своих приятелей отделился Окорок.

Громила подошёл к медвежонку, наклонился над ним и сказал:

– А если ты меня спросишь, медведь, то я тебе отвечу: захлопни пасть и поскорее садись есть, потому что это может быть последний обед в твоей жизни.

– Хорошо, – ответил Паддингтон и на дрожащих от страха лапах пошёл к столу.

Он нашёл свободное местечко, поставил на стол поднос с едой, приподнял над головой тюремную шапочку, приветствуя соседей-заключённых, сел и только теперь заглянул в свою миску. В ней лежала горка какой-то серой отвратительной гадости. Медвежонок понюхал её и поморщился.

– Ну и ну! – проворчал он.

К Паддингтону наклонился его сосед по столу, доброжелательного вида австралиец, который представился как Фибс, а затем сказал, указывая на еду:

– Она не такая плохая, как кажется на вид. Можешь мне поверить, я знаю, что говорю. Ведь на свободе я был ресторанным критиком.

Паддингтон от этих слов осмелел, подцепил ложку серой гадости, отправил её в рот, но тут же выплюнул обратно и укоризненно посмотрел на Фибса.

– Я же сказал, что эта еда не такая плохая, как кажется на вид. Она гораздо хуже. Верно я говорю, Половник? – обратился он к своему соседу, который задумчиво строил на столе модель ветряной мельницы из спичек.

Заключённый по кличке Половник молча кивнул.

– Но что это? – спросил Паддингтон.

Половник добавил к своей модели ещё одну спичку, поднял голову, подумал немного и ответил:

– Кто ж его знает. – И хмуро добавил: – Никто не знает.

В разговор вступил ещё один сидевший за их столом заключённый, человек с висящими как у моржа усами:

– Тем не менее я ем это три раза в день. Каждый день. И так уже десять лет.

– А почему никто не поговорит со здешним поваром? – удивился Паддингтон. – Если повар узнает о том, что вам не нравится его еда, он, наверное, начнёт готовить что-нибудь другое.

– Поговорить с поваром? – удивлённо переспросил заключённый, сидевший рядом с ними с сонным видом. – С Кастетом, что ли?

Половник вздрогнул и внушительно сказал, глядя на Паддингтона:

– Если хочешь здесь выжить, приятель, заруби на носу две вещи. Всегда смотри в пол и никогда не пытайся поговорить с Кастетом.

Паддингтон очень серьёзно обдумал слова Половника, а затем ответил:

– Спасибо. Я это запомню.

Но Окорок, похоже, что-то задумал, потому что сказал, хитро блестя глазами:

– Но, вообще говоря, мне эта затея по нраву. Почему бы медведю на самом деле не поговорить с Кастетом? От нашего общего имени, разумеется.

Паддингтон посмотрел на своих соседей, все они сидели с задумчивыми лицами.

– Вы действительно считаете, что такой разговор может пойти на пользу, мистер Окорок? – спросил медвежонок.

– Само собой, – охотно покивал Окорок. – Знаешь, что я тебе предложу, сынок? Ты поговоришь с Кастетом насчёт еды, а мы забудем о том, что по твоей милости превратились в стаю розовых фламинго. Идёт?

И Окорок гадко улыбнулся, оттопырив пальцами край своей робы.

Паддингтон этой улыбки Окорока не заметил. Он готов был на что угодно, лишь бы замять недоразумение с окрашенными робами и установить хорошие отношения со своими собратьями по заключению.

– Хорошо, – сказал Паддингтон. – Я поговорю с ним!

Он вылез из-за стола и поискал повара взглядом. Долго искать ему не пришлось. Кастета невозможно было не заметить – во-первых, потому что на нём был надет белый поварской фартук, а во-вторых, потому что это была гора, а не человек. Кастет был таким огромным, что рядом с ним даже стол раздачи выглядел детским, а черпак в его кулаке и вовсе казался чайной ложечкой.

Фибс протянул руку, придержал Паддингтона и сказал, страдальчески наморщив лоб:

– Послушай, приятель. Я бы на твоём месте не стал этого делать.

Но Паддингтон лишь похлопал Фибса по руке и с улыбкой ответил:

– Не волнуйтесь, Фибс. Тётя Люси всегда говорила мне, что если поискать, то в любом человеке что-то доброе отыщется.

– Она никогда Кастета не видела, эта твоя тётя, – пробормотал Половник и сплюнул на пол.

Пока Паддингтон подходил к Кастету, все вокруг притихли. Заключённые сидели тихо, как мыши, и настолько боялись шелохнуться, что кое-кто из них замер, так и не донеся до рта ложку.

Паддингтон подошёл к столу раздачи и постучал по нему лапой, желая обратить на себя внимание человека-горы.

– Прошу прощения, мистер Кастет, – сказал медвежонок.

Повар медленно повернулся и сердито проворчал, нависая над Паддингтоном:

– Ну, что тебе?

Все заключённые продолжали сидеть, затаив дыхание, а надзиратель поднёс к губам рацию и нервно прошептал в трубку:

– Пришлите врача в столовую. Срочно!

Паддингтон со страхом посмотрел на громадного Кастета и робко спросил:

– Я хотел спросить, не можем ли мы с Вами поговорить насчёт еды?

– Пожаловаться хочешь? – спросил Кастет, и по его лицу начала медленно расплываться улыбка.

– О нет, нет! – поспешно заверил его Паддингтон. – Жаловаться я не собираюсь.

– А жаль, – сказал Кастет. Он продолжал улыбаться, но глаза у него оставались холодными как лёд: – Я люблю, когда люди жалуются на мою еду.

Он накрыл ладонью лежавшую на столе скалку и обхватил её как спичку.

– В самом деле? – переспросил Паддингтон, чувствуя некоторое облегчение. – В таком случае я должен Вам заметить, что еда, которую вы готовите, отвратительная на вид и ужасная на вкус, а Ваш хлеб... – Медвежонок схватил со стола длинный французский батон – багет – и ударил им Кастета по голове так, что у того тюремная шапочка съехала набок. – Думаю, тут и сказать-то нечего, правда? – продолжил Паддингтон. Каждое его слово эхом отдавалось в мёртвой тишине, повисшей над столовой. Кастет же лишь ещё крепче сжал в своём кулаке скалку. – Мне кажется, Вам нужно полностью пересмотреть всё меню, – вернулся к начатому разговору Паддингтон. – Я понимаю, Вам мало денег выделяют на продукты, и всё такое прочее, но для начала можно хотя бы немного соуса в еду добавить, что ли.

Паддингтон поднял со стола бутылочку с кетчупом, но сделал это так неловко, что закапал надетый на Кастете белый поварской фартук.

– О, прошу прощения! – Паддингтон схватил салфетку, принялся вытирать кетчуп, но только ещё больше размазал красное пятно по фартуку. – Ничего, ничего, я знаю, как свести это пятно, – сказал медвежонок, берясь за банку с горчицей.

Он намазал горчицей пятно от кетчупа, подумал немного, а затем сказал, отрицательно покачав головой:

– Погодите, погодите. А может быть, пятна от кетчупа вовсе не горчицей сводят? Забыл я что-то. – Он обернулся в зал и спросил: – Парни, кто-нибудь помнит, чем нужно пятна от кетчупа сводить?

Но никого из заключённых за столом уже не было – все они сидели, спрятавшись под столами!

Паддингтон удивлённо похлопал глазами, а надзиратель шептал тем временем в рацию:

– Плюньте на врача, лучше пошлите за священником.

Паддингтон снова повернулся к Кастету.

Повар зарычал от злости, наклонился вперёд и сломал скалку пополам.

Только теперь, пожалуй, до Паддингтона дошло, какую ошибку он совершил.

– Прошу прощения, мистер Кастет, сэр... – начал он, прикрывая голову лапами.

Повар протянул руку и легко поднял Паддингтона в воздух.

– А теперь слушай меня, ты, червяк волосатый! – прорычал Кастет.

– Слушаю, – пролепетал Паддингтон.

– Никому не разрешается критиковать мою еду. Ясно?

– Ясно, – поспешно откликнулся Паддингтон.

– Пачкать мой фартук кетчупом и горчицей тоже никому не разрешается, понятно?

– Понятно, – прохрипел медвежонок.

– Бить меня по голове батоном совершенно никому не разрешается, дошло?

– Дошло, – подтвердил Паддингтон.

– А меню... меню я, пожалуй, изменю, – сквозь стиснутые зубы сказал Кастет.

– Правда? – удивился Паддингтон.

– Правда. И знаешь, что я сегодня приготовлю на ужин? Пирог с медвежатиной! – прорычал повар.

Паддингтон ахнул и, не соображая толком, что он делает, снял со своей головы полосатую шапочку. В ней лежал сэндвич с апельсиновым джемом, который медвежонок сумел пронести с собой тайком от надзирателя. Паддингтон схватил сэндвич и заткнул им рот повара.

Затем медвежонок закрыл глаза и приготовился к смерти...

Из-под столов за ними следили заключённые.

Никто не шевелился, никто не дышал даже.

Послышалось чавканье, потом Кастет шумно сглотнул и спросил:

– Что это было?

– Сэндвич с апельсиновым джемом, – осторожно приоткрыл один глаз Паддингтон.

– С джемом? Апельсиновым? – переспросил Кастет и неожиданно улыбнулся.

– Моя тётя Люси научила меня делать такой джем, – сказал Паддингтон, открывая второй глаз. Он решил, что, пока не закончится этот разговор, можно считать себя в безопасности, а раз так, то беседу с поваром следует затянуть как можно дольше, а там видно будет.

– То есть ты хочешь сказать, что можешь ещё сделать такого же джема? – спросил Кастет, медленно опуская Паддингтона на столешницу.

По столовой пролетел тихий шелест голосов – заключённые никак не могли поверить, что медвежонок до сих пор жив, и ждали, что же будет дальше.

– Могу, – ответил Паддингтон. Мысль о тёте Люси придала ему сил и храбрости.

Кастет повернулся к залу и громко объявил:

– Поднимайтесь с пола, вы, трусы желторотые, и слушайте сюда! Теперь этот медведь находится под моей защитой, ясно? Это значит, что если кто-то из вас его хоть пальцем тронет, то будет иметь дело со мной, с Кастетом Мак-Гинти. Это до всех дошло, тупицы?

– Благодарю вас, мистер Мак-Гинти, – ахнул Паддингтон.

– Не спеши со своими благодарностями. Я ничего не делаю за просто так, усвоил? – ответил Кастет. – Я тебя защищаю, ты для меня делаешь апельсиновый джем. По рукам?

Кастет протянул медвежонку свою громадную ладонь.

– По рукам, – ответил Паддингтон, пожимая её лапой.

Кастет посмотрел на Паддингтона, а затем расхохотался, запрокинув назад голову:

– Ну и забавный же ты!.. Ладно, а теперь давай за работу!