Приключения Паддингтона 2: История отважного медвежонка

Глава восемнадцатая Паддингтон и Великий побег

Позднее в тот же день Брауны и миссис Бёрд отправились в полицейский участок вместе с собранными миссис Браун доказательствами. Они рассказали дежурной (а это оказалась та же женщина-полицейский, которая арестовывала Паддингтона) всё, что им удалось узнать о Фениксе, о найденных на чердаке костюмах, и объяснили, что считают актёра настоящим вором, похитившим книгу-панорамку.

Женщина-полицейский делала пометки, но по её виду было понятно, что она не верит Браунам и миссис Бёрд.

– Я понимаю, что вы думаете, офицер, – сказал мистер Браун. – Вы думаете, что моя жена сошла с ума.

– Ну спасибо, дорогой, – усмехнулась миссис Браун.

– Но она права. На все сто права, – продолжил мистер Браун.

– А Джуди оказалась единственным журналистом, кто написал правду, – добавил Джонатан, поднимая над головой экземпляр школьной газеты, которую издавала его сестра.

– А Джонатан мне помогал, – покраснела Джуди.

– Только никому об этом не говори больше, – напомнил Джонатан. – Это не круто.

– Ну что ж, история удивительная, конечно, – сказала женщина-полицейский, жестом прося их замолчать. – Но что вам удалось доказать? Только то, что Феникс Бьюкенен держит в своей мансардной комнате старые театральные костюмы. Это ещё не доказывает, что он – вор. Принесите мне книгу-панорамку с отпечатками Феникса на ней, тогда и поговорим.

– Но... – начал было Джонатан.

– До этого, простите, я ничего не могу сделать, – твёрдо сказала женщина-полицейский и ушла, оставив их одних.

– Куда это она отправилась? – испуганно спросила миссис Браун.

– И что мы теперь будем делать? – добавил Джонатан.

– Не знаю, – тоскливо ответила миссис Браун.

– По крайней мере, мы можем рассказать хотя бы Паддингтону о том, кто на самом деле оказался тем вором, – попыталась хоть как-то подбодрить Браунов миссис Бёрд. – Это обнадёжит его.

И в этот момент часы пробили три часа.

– О нет! – в один голос вскрикнули Брауны. – Мы опоздали на свидание в тюрьму!

Пока Брауны пытались доказать в полиции невиновность Паддингтона, сам медвежонок с нетерпением ждал встречи с ними в тюрьме. Из головы у него не шли слова, сказанные ему ночью Кастетом: «...ты глазом моргнуть не успеешь, как они забудут о тебе. Совсем-совсем забудут...»

– Нет, Брауны не могут забыть обо мне. Они меня не бросят, – упрямо твердил медвежонок, наблюдая за тем, как приходят посетители к другим заключённым и как они уходят, и с каждой минутой всё отчётливее понимал, что Кастет мог оказаться прав.

В три часа прозвучал звонок, возвестивший о том, что отведённое для свиданий время истекло. Бедный Паддингтон негромко зарычал от обиды и отчаяния. Когда во всех стеклянных будочках для свиданий погасили свет, он молча покинул комнату встреч.

Вернувшись в свою камеру, Паддингтон лёг на кровать и вытащил фотографию с Браунами и миссис Бёрд. Представил ту же фотографию, но только теперь без себя... Тут по щеке медвежонка скатилась слеза, упала на пол и впиталась в половицы.

Паддингтон сел, посмотрел на тёмное пятнышко, оставленное упавшей слезой. Оно напомнило ему о первых каплях, падавших в джунглях Дикого Перу в самом начале сезона дождей. Медвежонок представил себе умытый ливнем тропический лес и мысленно растворился в нём. Это была его родина, его дом, и где-то там, неподалёку, была тётя Люси, всегда готовая помочь в трудную минуту своим советом. Сейчас её совет был нужен Паддингтону как никогда, и он позвал её: «Тётя Люси! Тётя Люси!» И она ответила ему, широко раскинув лапы, чтобы обнять ими своего любимого племянника: «Паддингтон! Что ты здесь делаешь? Я думала, ты сейчас дома». Паддингтон задрал голову и ответил, глядя ей прямо в глаза: «Боюсь, у меня нет больше дома. Как видите, я сижу в тюрьме, и Брауны совершенно забыли обо мне». Тётя Люси ничего не сказала, а затем тихо растаяла в воздухе и исчезла вместе с тропическим лесом.

А затем раздался стук и послышался другой голос, гораздо более грубый, чем у тёти Люси, и этот голос вернул медвежонка к действительности.

– Паддингтон! – позвал его Кастет сквозь вентиляционные трубы. – Сегодня самая подходящая для побега ночь. Если хочешь доказать свою невиновность, то решайся скорее. Сейчас или никогда. Ну как, ты идёшь?

Паддингтон наклонился ближе к вентиляционной отдушине, тяжело сглотнул подкативший к горлу ком и скрепя сердце ответил:

– Да. Иду.

Позднее тем же вечером, после того как надзиратель отдал команду: «Отбой! Гаси свет!», Фибс, Половник, Кастет и Паддингтон подняли половицы – каждый в своей камере – и соскользнули вниз, в подвальный переход. Там они встретились и двинулись цепочкой к торцу тюремного здания.

– А теперь спускаемся по жёлобу для грязного белья в прачечную, – сказал Кастет и первым соскользнул вниз.

Остальные съехали вслед за ним – скатываться по жёлобу оказалось так же легко, как с горки в детстве, и приземляться на груду грязного белья было мягко.

– Теперь в кладовку! – скомандовал Кастет. – Что делать там, сами знаете.

Паддингтон вместе с остальными пробрался в кладовку, где они нашли свою одежду и вещи, и забрали всё это с собой. Затем Паддингтона, который был самым маленьким из четверых, подсадили и отправили карабкаться внутри часовой башни, чтобы украдкой пробраться потом в кабинет надзирателя и выкрасть оттуда ключ от столовой – именно из этого помещения и было решено начать побег. Ну что-что, а лазить по деревьям Паддингтон научился с раннего детства, которое прошло у него в джунглях Дикого Перу. Так что на самый верх башни он забрался безо всякого труда и, осторожно пройдя на цыпочках, снял висевший на доске ключ от столовой.

После этого он благополучно спустился вместе с ключом вниз, где его ждали остальные.

Отсюда все они отправились в столовую, откуда забрали тяжёлый свёрток – это были сшитые вместе скатерти, превратившиеся в одно громадное полотнище.

Кастет выбрался на крышу над кухней, остальные передали ему снизу гигантскую скатерть, засунутую в большую плетёную корзину, и несколько баллонов со сжиженным газом – пропаном, а затем и сами поднялись наверх.

К крыше приблизился луч сторожевого прожектора, и беглецы залегли, замерли на месте. Когда же луч, облизав крышу, двинулся дальше, заключённые перебежали на дальний край крыши, куда падала густая тень от часовой башни.

– Доставайте скатерть, – скомандовал Кастет, и они вытащили огромную скатерть из корзины и привязали её уголки к краям корзины.

– Зажигай газ! Все в корзину! – крикнул Кастет.

Паддингтон, Половник и Фибс прыгнули в корзину следом за Кастетом, а тем временем гигантская скатерть наполнилась горячим газом.

Проснувшийся в своей камере Окорок взглянул сквозь зарешеченное окошко и не поверил своим глазам.

– Что за ерунда? – пробормотал он. – Воздушный шар? Откуда здесь мог появиться воздушный шар? Наверное, я всё ещё сплю.

Но Окорок не спал, и ему воздушный шар не привиделся – он был настоящим и сейчас медленно поднимался вверх над часовой башней тюрьмы. Да-да, настоящий воздушный шар, сделанный из десятка скатертей и большой бельевой корзины. Он улетал и уносил с собой в ночь троих заключённых и маленького медвежонка.

– Разрази меня гром! – присвистнул Окорок и добавил, глядя вслед беглецам: – Удачи вам, парни! И тебе, маленький медвежонок!

Воздушный шар поднимался всё выше и выше. Трое заключённых – теперь уже бывших заключённых! – дружно сняли свои тюремные шапочки и с наслаждением, громко смеясь, вышвырнули их в ночную темноту. Не смеялся лишь Паддингтон. Медвежонок смотрел с высоты на город, который так сильно успел полюбить, и с тревогой думал о выборе, который он сделал этой ночью.

«А что сказала бы тётя Люси, узнай она о том, что я стал беглым преступником?» – размышлял Паддингтон.

Воздушный шар проплывал сейчас над Лондонскими доками. К этому времени все беглецы успели избавиться от тюремных роб и переоделись в свою обычную одежду. Конечно, Паддингтон чувствовал себя в коротком пальто и в красной шляпе намного уютнее, чем в тюремной робе, и это было пусть маленькое, но всё-таки утешение.

Вскоре Кастет приказал Половнику сбросить скорость и начать спускаться.

– Мы почти на месте, парни! – сказал он, перегнувшись через край корзины и глядя вниз.

Половник погасил пламя, и воздушный шар начал плавно снижаться, а затем опустился на землю во дворе какой-то заброшенной фабрики в Лондонском Ист-Энде. Воздушный шар ещё и сдуться толком не успел, а беглецы уже выскочили из корзины и помчались к ближайшему причалу. Прижимаясь к стене пакгауза, они добрались до ворот, и Кастет сказал:

– Стойте! Вот он, наш билет на свободу, – и указал рукой на пришвартованный к причалу гидроплан.

– Что это? – удивлённо спросил Паддингтон. – Разве вы не отведёте меня в дом Браунов? И вообще, что вы задумали?

Заключённые виновато переглянулись.

– Прости, малыш, – смущённо потупился Кастет, – но у нас поменялись планы.

– Мы покидаем эту страну, – сказал Половник, – и думали, что ты полетишь вместе с нами.

– Но вы же говорили... говорили... Вы мне солгали! – воскликнул Паддингтон. Он никак не мог поверить в предательство людей, которых считал своими друзьями.

– Это не совсем так, – замялся Кастет. – Да, мы не обо всём тебе сказали, но сделали это исключительно в твоих же интересах. Ведь скажи мы тебе всю правду с самого начала, ты бы не решился бежать вместе с нами, верно?

– А я считал вас своими друзьями, – негромко сказал Паддингтон.

– Так мы и есть твои друзья, – огорчённо заметил Фибс.

– Мы уедем куда-нибудь, где нас никто не знает, и начнём всё сначала, с чистого листа, – продолжал уговаривать медвежонка Кастет. – Будем торговать апельсиновым джемом. Разбогатеем!

– Нет, Кастет, я не хочу покидать страну, – покачал головой Паддингтон. – Я хочу доказать свою невиновность и по-прежнему жить у Браунов. Вы обещали, что поможете мне.

– Ещё раз прости, медвежонок, – развёл своими ручищами Кастет, – но я уже говорил, что ничего никому за так не делаю.

Паддингтон понурился, а затем, бросив последний взгляд на беглецов, повернулся и потрусил прочь.

– Паддингтон! – окликнул его Половник.

Но Паддингтон не обернулся и вскоре исчез из виду.