— Здрасте, — вежливо сказала Юля.
Существо пугливо присело и втянуло вихрастую голову в плечи. Девочка улыбнулась: существо походило на изрядно переросшего хомяка, правда, похудее, но такого же пушистого и забавного. А еще он напоминал дядю Рипопо, того самого, что был хозяином «Последнего единорога». Только дядя Рипопо носил седую, с проблесками черных волос, шубку. А этот был рыжеватым, как Советник Цакра, только мордочка и грудка, да ещё носочки беленькие. Этот малыш — ребёнок ншунов, догадалась Юлька. Он точно не взрослый, потому что дядя Рипопо ростом едва ли не с Арнис, а уставившееся на Юлю чёрными блестящими глазёнками создание куда короче. Оно даже ниже самой Юльки.
Малыш-ншун молчал. Юля слышала его голос один раз. Когда он взвизгнул, увидев, что девочка проснулась. А теперь не хочет отвечать на приветствие.
— Ты, наверно, не умеешь говорить, — предположила сердобольная Юля. — Жалко. Вот Кри-Кри тоже не умел, так мы с ним на пальчиках…
— Ум’ею я говор’ить! — неожиданно возмутилось рыжее создание. — Просто мамка запрет’ила говор’ить с н’еведомками.
— Правда умеешь? — обрадовалась Юлька, уверенно понявшая только первую фразу. — Здорово! Я Юля. А ты кто?
Ншун-малыш склонил голову набок.
— А ты н’е поколот’ишь?
— Нет, — клятвенно заверила его Юля. — Я не смогу. Я связана.
Ншун подозрительно обнюхал веревки, крепко стянувшие Юлины руки и ноги.
— Эйто чаровн’ики, — сообщил он в завершении. — Ихний дух.
— Я знаю, — отозвалась Юля, догадавшись, что «чаровниками» малыш называет магов. — Они украли меня из Диамы. Там ещё Владычица Форитэль живет. И Алёнка там осталась. Но ты мне не сказал, как тебя зовут.
— Вообще-то, м’еня все Оском’иной кликают, — признался малыш. — Бают, я к’ислая.
— Кислая? — изумилась Юлька, удивленно глядя на существо, оказавшееся девочкой. — Тебя, что, ели?
— Н’е-е. Н’е ели. Эйто у нас так говор’ят про вредных дет’ишек. Эйто значает, шо у взрослых от мойего визга зубы бол’ят. Еще м’еня Н’епоседой кликают. Во!
— Понятно. — Юля поерзала. Уж очень болели затекшие руки и ноги. — Ты можешь меня развязать?
Непоседа опять склонила голову на бок.
— И рассержать чаровн’иков? Н’етушки.
Юля совсем расстроилась. Чуть не заплакала, но при Непоседе-Оскомине не хотелось.
— А где они? — поинтересовалась девочка. Всё равно больше ничего не оставалось.
— Чаровн’ики? — переспросила Оскомина. — А я знаю? Брод’ят гд’е-то.
— Видишь! Их нету, — ухватилась Юля за эти слова. — Ты меня быстренько развяжешь, и я убегу.
— Ну да, — замахала лапками Непоседа. — А он’и нас потом отыщуть и сд’елають ай-ай! Мамка запрет’ила связываться с чаровн’иками. Мамка казала: чаровн’ики заб’ерут т’ебя с собою и сд’елают порато больно!
Юлька насупилась. Ей не хотелось, чтобы из-за нее магирги сделали очень больно пушистой девочке, но всё равно было обидно, что Непоседа отказывается ей помочь.
— Тогда можешь уходить, — буркнула она. И не удержалась, добавила. — Была бы здесь Алёна, она бы меня развязала. И Кри-Кри тоже. И Армида. А ты трусишка.
Непоседа даже подпрыгнула от обиды.
— Я⁈ Трус’ишка?!! — и пугливо покосилась по сторонам. — А ты н’икому не скажешь, шо эйто я?
— Никому! — честно пообещала Юля.
Тогда малышка-ншун подобралась к веревкам и вмиг перегрызла их. Зубки у нее были маленькие, острые, как резцы грызуна.
— Спасибо! Здорово у тебя получилось! — похвалила Юля, потирая запястья рук — там, где еще оставались следы веревок. Теперь можно было и оглядеться.
Собственно, то, что находились они в ветхой полусгнившей избушке, стало понятно, ещё когда девочка проснулась. Сюда её принесли Глиск и Мёрт, предварительно усыпив. Избушка была крохотной, в одну комнату. Через единственное оконце и приоткрытую Непоседой дверь гулял сквозняк и ворочал по деревянным доскам пола сухие листья. В оконном проеме проглядывался бок желтого песчаного холма. Серело небо.
Непоседа нервничала.
— Так шо, идем? — осторожно трогала она Юлин локоток безволосыми пальчиками. Кожа у нее была розовая и прохладная, а коготки острые-острые.
А Юля медлила. Она, не отрываясь, смотрела на холм за оконцем.
— Что это?
— А, — неопределенно отмахнулась Непоседа. — В эйтом карон’е н’икто не жив’ет. Потому мы с брат’ишкой сюда и приб’егаем. Там когдась старый Хапол жил, так пом’ер он, вот карон и пустует. А древ’есный сруб тут задолго донын’е стойит. Вроде как од’ин чаровн’ик когдась тут жил, вот и осталося. Сюда н’икто н’е ход’ит. Вот я д’иву далась, разгл’ядев т’ебя!
«Древесный сруб» — это избушка, поняла Юля. Значит, кароном Непоседа называла холм. Неужели в нем кто-то может жить? И почему Мёрт и Глиск перенесли её, Юлю, сюда?
— Идем, Непоседа, а то и впрямь вернутся колдуны, а мы ещё здесь. Мы далеко от Диамы?
— Какая Диама⁈ — рассердилась Непоседа. — Эйто Хом’ячьи Холмы, кутороша! Д’иама за рекой.
Непоседа говорила на языке, похожем на ависийский. Во всяком случае, Юля её понимала. Ну, разве только отдельные слова не совсем ясны. Вот, например, «кутороша». Судя по тому, как Оскомина его произнесла, означает это слово что-то не слишком приятное. Юля даже начала подозревать, что её попросту обозвали. Ничего, решила девочка, после разберусь. А сейчас Непоседа настойчиво тянула её к выходу из избушки.
— Ладно-ладно, я иду, — сказав так, Юля перешагнула порог…
И оказалась в пустыне.
Мир раскололся на два резко обозначенных, контрастирующих цвета точно по линии горизонта: красный под ногами, вздыбливающийся холмами песка и блекло-голубой, с бледно-розовым пятном закатного светила на границе, дохнувший теплым воздухом.
— Ацо-Ацо-Ацо! — заверещала Оскомина.
Глиск и Мёрт выжидали. Они, конечно, не верили, что Владычица, оказавшаяся в осажденном городе, бросится спасать какую-то там иноземную девчонку. Но… лучше перестраховаться, чем недооценить противника, а потом удивленно хлопать глазами и пенять на свою недальновидность.
Вот почему, без видимых проблем похитив ребёнка из-под носа колдуньи и целого замка ависов, они решили вернуться.
И как оказалось, не зря.
Но сначала девочку требовалось спрятать. Колдуны не придумали ничего лучше, чем унести её в Хомячьи Холмы, что на полпути к Спящему Лесу — цели их действий. Там среди песчаных жилищ пушистых ншунов они давно приметили старую избушку, некогда выстроенную магиргом-скитальцем Адинсулом. Ншуны боялись её как воды и не приближались. Идеальное место для тайника.
Разве могли они помыслить о двух излишне любопытных, непослушных ншунятах, которым придет в голову мысль сунуться в избушку, едва магирги её покинут?
Бросив спящую девочку на скрипучий деревянный пол, Мёрт подновил заклятие сна, а Глиск предложил её ещё и связать. На всякий случай. Из-за этого предложения братья чуть не разругались. Потому что Мёрт верил в эффективность своих заклинаний. А Глиск имел наглость в них усомниться.
Спор предотвратила Юля.
Она проснулась и громко поинтересовалась, почему уже утро и кто так шумит. Нервно подпрыгнув, Мёрт быстро приставил к её вискам пальцы и отправил девочку обратно в мир снов.
— Похоже, на нее и сейчас твоя магия не действует, — ухмыльнулся Глиск.
— Бред, я лично выкинул этот её мерзкий камень в окно! — ругнулся Мёрт.
Девочку все-таки связали. Мало ли что…
Замок встретил их тревожным настроением.
А в гостевых покоях собирали отряд спасения похищенной девочки.
— Поторопимся, — подвел итог Мёрт, и братья переместились в Хомячьи Холмы.
Но Юли в избушке не оказалось…
Юля протерла глаза, но ничего не менялось. Вокруг нее вприпрыжку носились две Непоседы.
Оба малыша радовались друг дружке, дурачились и старались непременно один другого завалить на песок. Между собой они были так же похожи, как Алёна и Алёша, и Юля сразу же запуталась, с кем из ншунят она познакомилась в избушке. Всё разъяснилось сразу же, как только малыши вспомнили о существовании девочки и прекратили играть. Тот из ншунят, который к этому времени оказался на песке, под другим, более сильным, внезапно подскочил, уставился на Юлю и резким неприятным, а главное, незнакомым голосом прокричал:
— Ой-ой-ой! Кто эйто?
— Она из древ’есного сруба, — выпрямился другой ншунёнок, который и оказался Непоседой. — Я с н’ей там познаком’илась. Как, баешь, т’ебя кликать?
— Юля, — опять представилась девочка.
— Юль-ля, — раздельно и с нажимом повторила Непоседа. — Ацо, эйто Юль-ля. Смотри, какая она забавная. У нее т’емная шерстка, как у нашей мамки.
Оскомина потянулась к волосам Юли.
— Мне нужно в Диаму, — нетерпеливо сообщила Юля. — Скажите, куда мне идти. И ещё, скоро вернутся магирги, и мне нужно спрятаться. Желательно так, чтобы они меня не нашли.
— Ну, кон’ечно! — вдруг хлопнула себя по лбу Непоседа. — Чаровн’ики! Совсем о н’их забыла. И ещё ты об’ещала н’икому не баять, шо эйто я перегрызла твойи вер’евки. Но ему, — тут Оскомина кивнула на Ацо, — баять можешь, так, он мой брат’ишка. Мы завс’егда вместе.
— Оца, — проскулил Ацо. — Пойдем, а? Мамка рассержается.
— Не рассержается, — отмахнулась его сестрица. — Мы сейчас в карон старого Хапола пойд’ем.
— Так тебя зовут Оца? — полюбопытствовала Юлька. — Красивое имя.
— Так! — с гордостью подтвердила Оца. — Нам с Ацо дали им’ена обратные, как у двойнят у ав’исов. Эйто потому, что мы народ’ились двоицей. Эйто жутко редко бывает, завс’егда-то помногу нарождается. Вот у суседки нашей, Агацы, так у той за раз сем’еро народ’илось.
— А до дому? — жалобно проблеял Ацо. Похоже, из этой парочки Оскомина-Оца была главной. — Уже вечер, мамка просн’ется, ув’идает, шо мы н’е дома, ругаться буд’ет.
— Так рано ещё! — возразила Оскомина. — Ещё не совсем пот’емн’ело! Можно гулять. А коли мы сейчас пов’ертаемся до дому, то нас спать загонют. Ты эйто хочешь?
— Нет, — проскулил Ацо.
— А почему вас должны загнать спать? — удивилась Юля. — Ведь спят ночью, а сейчас ещё вечер.
— Ты шо⁈ — немедленно возмутилась Оца. — Кто ж сп’ит ночью? Для эйтого есть д’ень.
На это заявление Оскомины сложно было возразить. А Ацо ещё и добавил, небрежно махнув лапкой в непонятном направлении:
— Она ж оттуда. Потому и н’е знайет нормальных в’ещей.
— Айда в карон!
— Зачем? — забеспокоилась Юля, опасливо поглядывая на песчаный холм.
— Ещё п’ечет, — поежился Ацо. — В кароне холодок.
— Что-то мне туда не хочется, — пробормотала Юля, представляя, как гора песка погребает её и ншунят. К тому же, ей самой вовсе не пекло. Да, вечер жарковатый, солнце куда более палящее, чем было в Диаме, но на то тут и пустыня.
Малыши не так поняли её сомнения.
— В эйтих каронах н’икто н’е жив’ет, — пояснила Оца. — Сел’ение дальше начинается. Эйто из-за древ’есного сруба.
— В н’ем чаровн’ик жил, — испуганным шепотом произнес Ацо.
— Так, — Оца нетерпеливо подпрыгнула. — Тольки старый д’икий Хапол обжил зд’ешний карон.
— Хороший был ншун, — вставил Ацо. — Много инт’ересного нам баял. И в древ’есный сруб с нами ход’ил. А потом мы стали приход’ить сюда сами.
— Айда! — канючила Оца. — Там инт’ересно.
— Ну, ладно, — неохотно согласилась Юля.