Проба на киллера

Визит телемастера

Полунина старательно уходила от прямых ответов. На ее замороженном вызывающе накрашенном лице, в запавших, затаившихся в боязливом ожидании глазах Брянцев ясно читал немую мольбу несправедливо страдающей женщины: «Да ради же Бога, оставьте меня в покое!».

— Надежда Васильевна, вы допускаете, что кто-то мог, постучав среди ночи в окно, вызвать вашего мужа на улицу? Квартира на первом этаже…

— Мы спали в разных комнатах, — безучастно отвечала Полунина. — Возможно, поэтому я не слышала стука, если он и был.

— Окно в комнате, где спал Алексей, было закрыто?

— Мы на ночь закрываем окна.

Ее словно бы не касались события той ночи, когда ее муж внезапно и навсегда ушел из дому.

— Но допустим на минуту, что кто-то все же постучал ему в окно, — терпеливо продолжал допытываться Брянцев. — Как по-вашему, кто бы это мог быть?

Тусклым монотонным голосом Полунина пояснила:

— Я что хочу сказать… У мужа было много приятелей во дворе, с которыми он играл в домино и довольно часто выпивал. Откуда мне знать, кому из них могло прийти в пьяную голову стучать среди ночи в чужое окно?

Брянцев решил, наконец, высказать свою догадку:

— Это не мог быть Митрофанов, с которым Алексей незадолго перед тем выпивал и которого вы в половине первого ночи бесцеремонно, скажем так, выпроводили из своей квартиры?

Полунина с безразличным видом пожала плечами:

— Зачем бы он стал стучать к нам в окно в три часа ночи?

Брянцев внимательно вглядывался в эту женщину. Откровенно недоверчиво, укоризненно и выжидательно. Но та, казалось, не замечала на себе его взгляда. Во всяком случае, никак не реагировала. С преувеличенной заинтересованностью разглядывала батистовый платочек, который наготове держала в руках. Лишь едва заметное дрожание крылышек носа выдавало ее внутреннее волнение.

«Много чего тебе известно, голубушка! И кое о чем ты наверняка догадываешься».

У Брянцева были основания так рассуждать. Частенько приходилось ему общаться с этой категорией граждан — обслуживающим персоналом ресторанов и гостиниц. И у него уже давно сложилось твердое убеждение, что глаз опытной официантки или горничной весьма и весьма приметлив.

Официантка, сумевшая полтора десятка лет проработать в одном из лучших ресторанов миллионного города, просто не могла быть такой простодушной и недогадливой, какой старалась выставить себя перед следователем.

Одному Богу известно, сколько чужих секретов хранит она в своей памяти. Кого только ни приходилось ей обслуживать: и крупных политиков, и знаменитых артистов, и подпольных миллионеров, не говоря уж об авторитетах уголовного мира. Наверняка была она чьим-то доверенным лицом. И «почтовым ящиком», и тайным осведомителем, и агентом по оказанию «особых услуг». Все секреты, которые ей доверялись, хранит она в себе надежнее любого сейфа. Иначе не то чтобы пятнадцать лет — и года не проработала бы она в «Эльдорадо». Простодушным и недогадливым официанткам там нет места.

В далекой молодости делала она стремительную карьеру в общепите Свердловской железной дороги: из посудомоек выбилась в официантки, а затем стала директором вагона-ресторана. Только вдруг…

По запросу следователя на прежнюю, молодую Полунину (в то время у нее была еще девичья фамилия — Романова) пришла такая вот характеристика:

«… С должностными обязанностями не справлялась, неоднократно объявлялись взыскания за невыполнение плана, недостачу по кассе, обсчет покупателей. За употребление спиртных напитков в рабочее время была понижена в должности: с директора вагона-ресторана до заведующей купе-буфетом, а вскоре уволена по собственному желанию».

Но в «Эльдорадо» сколько лет уже работает — и хоть бы один выговор, хотя бы одно замечание в приказе. И такая вот похвальная характеристика на нее теперешнюю:

«Тов. Полунина Н.В. работает официанткой 5-го разряда, имеет смежную профессию буфетчика. За время работы показала себя старательной, трудолюбивой. С товарищами по работе доброжелательна, уживчива. С посетителями всегда корректна и услужлива… По характеру спокойна и выдержанна, в обсчетах посетителей не замечена, нарушений правил советской торговли нет.

Длительное время тов. Полунина была бригадиром официантов, а в отсутствие метрдотеля исполняла его обязанности, с которыми успешно справлялась. Постоянно подменяет буфетчиков и барменов. Принимает активное участие в обслуживании мероприятий. Неоднократно поощрялась благодарностями, денежными премиями, Почетными грамотами».

— Надежда Васильевна, а как случилось, что ваш муж, заводской бухгалтер, вдруг подался в торговлю?

— Его пригласили, — коротко ответила Полунина.

— И, как, новая работа понравилась ему?

— Да, он быстро освоился.

И навел, как выяснил Первушин, надлежащий порядок в бухгалтерском учете торга. Выявились крупные хищения. На двоих ответственных работников дела были переданы в суд. Одному дали пять лет, а другой, родственнице директора торга, — два года условно.

— Эти люди не пытались позднее мстить вашему мужу? — спросил Брянцев.

— Не думаю, — ответила Полунина. — Оба они вернулись потом в торговлю и сейчас хорошо обеспечены.

— Однако же вашему мужу пришлось уйти из районного торга.

— Его перевели с повышением в крупную торговую базу.

— И там все повторилось, — отметил Брянцев. — Видимо, иначе он не мог работать?

Полунина грустно покивала:

— Он был слишком честный, таким в торговле… — она не договорила.

— Не опрометчиво ли он поступил, согласившись затем стать директором магазина? Вы не пытались предостеречь его от этого шага?

— Пыталась, — тихо молвила Полунина. — Но Алеша был уверен, что его магазин будет образцовым. Он говорил, что в его магазине не будет очередей и что он знает, как этого можно добиться. У него были замечательные планы, и он думал, что все будет зависеть от директора. Сначала он действительно кое в чем преуспел…

— Но затем ему перекрыли кислород?

— Да. Вы ведь должны знать, как это делается: продукты отпускают магазину в таком ассортименте и такого качества, что при всем желании план по выручке невозможно выполнить. А плана нет — значит, плох директор. И тут разговор простой…

— Вы ведь тоже когда-то были директором? — осторожно напомнил Брянцев и уточнил: — Вагона-ресторана.

— Было, да, — лаконично ответила Полунина.

— Что случилось, если не секрет?

Полунина медленно навернула платочек на указательный палец, затем сняла с пальца образовавшийся локон, расправила платочек и разгладила на колене. После этого ответила:

— Молодая была, неопытная. Рано выдвинули меня. Официантки и повар воровали, а отвечать пришлось мне. Все выпивали в рабочее время, а все претензии опять же мне…

— Так и должно быть: на то и директор, чтобы не допускать воровства и пьянок, — согласился Брянцев.

Полунина не возражала:

— Ну да, сама виновата…

Но немножко не так все было.

Владимир Горелов разыскал бывшего директора предприятия вагонов-ресторанов. Тот уже вышел на пенсию и потому без опаски поведал сотруднику милиции истинную причину увольнения Нади.

Дело в том, что у директора вагона-ресторана помимо обязанностей, закрепленных трудовым договором, были еще и кое-какие негласные функции. В частности, организация «особого рода услуг» для избранных пассажиров. Для таких случаев в штате вагона-ресторана у Нади состояла красавица официантка Вера, которая так умела ублажать сановных старичков, что в конце пути они чувствовали себя на десяток-другой лет моложе.

И вот однажды подцепили правительственный вагон. Затребовали Веру, а у нее как раз случилось «это самое дело». Надя отправила вместо нее другую официанточку, тоже молоденькую и тоже недурной наружности, но в делах деликатного свойства еще не проверенную, поскольку это был ее первый рейс. Короче говоря, она перестаралась немного, и ее старичка вынесли на одной из станций под белой простыней.

Других упущений за Надей, по словам ее бывшего начальника, не было замечено. По крайней мере таких, за которые снимают с работы. Но и оставлять ее в директорах после случившегося тоже было нельзя. Поэтому «накидали» в приказ всего понемножку. На основании этого давнего приказа, видимо, и писалась характеристика по запросу из прокуратуры.

— Надежда Васильевна, — продолжал Брянцев докапываться до истины, — вы не допускаете, что в ночь, когда случилось убийство, ваш муж и Митрофанов вели какой-то важный для них разговор, а вы им помешали, и Митрофанов решил продолжить этот разговор позднее? Для чего и вызвал Алексея на улицу.

Полунина обреченно вздохнула:

— Я что хочу сказать? Я тогда вернулась с работы в половине первого ночи, чувствовала себя очень усталой, и потому у меня не было желания вслушиваться в их разговор. Я не знаю, о чем они говорили.

— Когда-нибудь раньше бывало, чтобы ваш муж уходил среди ночи из дому?

Немного подумав, Полунина ответила:

— Я что хочу сказать? Обычно я сплю крепко. Если когда-то и случалось такое, я просто могла не услышать.

— Однако в этот раз услышали, — напомнил Брянцев. — Может, в этот раз что-то вас особенно беспокоило? Может, у вас было нехорошее предчувствие?

— Предчувствие? Нет, кажется, ничего такого не было, — Полунина смотрела на следователя как бы с недоумением, но он увидел в глубине ее карих глаз испуг и смятение. — Я ведь уже объясняла, что пришла домой усталая и вдобавок рассердилась как фурия. Какой женщине понравится, если у нее на глазах спаивают ее мужа? — Я что хочу сказать? Ну, я не знаю, почему мне в ту ночь не спалось!..

— Как бы вы сами определили характер отношений между вашим мужем и Альфонсом Митрофановым? Они были приятельские? Дружеские?

— Скорее всего, я назвала бы моего мужа и Алика Митрофанова собутыльниками, — ответила Полунина.

— Вы ведь с Митрофановым давно знакомы?

— Лет пятнадцать живем по соседству.

— Раньше не встречались? Он ведь тоже одно время работал в предприятии вагонов-ресторанов.

— Нет, мы тогда не встречались, — сказала Полунина. — Вагонов-ресторанов много.

Горелов и это сумел выяснить. Действительно, Полунина и Митрофанов работали на разных направлениях.

— Вас не удивило, что Митрофанов не пришел на похороны Алексея?

— Я не помню, был ли он на похоронах, мне тогда было не до него, — ответила Полунина, и из глаз ее покатились по щекам слезинки. Она быстро смахнула их платочком, но слезы продолжали течь. Тогда она прижала платочек к глазам и надолго застыла в такой позе.

Брянцев решил на этом прервать допрос и выписал Полуниной повестку на ближайший четверг.

— Нам с вами, Надежда Васильевна, возможно, еще не раз придется встретиться, — предупредил он участливым тоном. — Так что наберитесь терпения. А мы, со своей стороны, сделаем все возможное, чтобы найти убийцу вашего мужа.

— Понимаю, — заплаканно покивала Полунина. — Только не знаю, смогу ли я чем тут помочь…

«Главврачу психоневрологического диспансера от Полунина А.Г.

В связи с тем, что я испытываю сильное пристрастие к алкоголю, прошу поместить меня в стационар для проведения специального лечения».

«В трезвом состоянии А.Г. Полунин был аккуратен, вежлив, честен, услужлив из благородства, уравновешен. У него развитый лексикон.

К нам в отделение он поступил 16 июля в состоянии сильного психического расстройства от длительного употребления токсических доз метилового алкоголя. При поступлении в стационар был настроен весьма оптимистично, к лечению приступил с большим желанием. В течение первых недель мною проводилась подготовка к имплантации ему препарата „Esperal“.

Однако 24 июля Полунин неожиданно нарушил режим: после завтрака ушел из стационара и вернулся поздно вечером в состоянии сильного алкогольного опьянения. С этого времени его отлучки и употребление спиртного приняли систематический характер.

Проживал Полунин неподалеку от стационара. 7 августа он отпросился на несколько минут домой. Вернулся часа через полтора в сопровождении жены. Оба держались напряженно, как после ссоры. У Надежды Васильевны взгляд был опустошенный, потухший и, судя по лицу, перед приходом ко мне она плакала. Говорила она мало, стремилась побыстрее закончить разговор и уйти.

Полунин в категорической форме отказывался от лечения. Жена лишь слабо возражала ему. Было видно, что она утратила интерес к лечению мужа. Я предлагал им не спешить и подумать. Но ни тот, ни другая не шли со мной на контакт. Между собой они также мало общались. Надежда Васильевна ушла, не дождавшись окончания формальностей, связанных с выпиской ее мужа».

Вопрос: — Жаловался ли Полунин, находясь в стационаре, на сложности в семейной жизни?

Ответ: — Таких жалоб он не высказывал. И вообще в разговоре со мной или лечащим врачом старался уходить от ответов на вопросы такого рода.

«Последний раз я видела сына дня за три до его смерти, когда приходила к ним домой. Леша сидел на кухне пьяненький, опухший, нервный, красные глаза его слезились. Временами он принимался плакать. Сын никогда не делился с нами своими переживаниями, все в себе носил. И в этот раз, как я ни допытывалась, отвечал одно: „Все хорошо, мама!“.

В пьяном виде он иногда конфликтовал с женой, но эти их конфликты не носили серьезного характера. Мне кажется, мужское самолюбие сына страдало от их материального неравенства. Когда они поженились, Алеша работал старшим бухгалтером на заводе, а Надя только что устроилась в большой ресторан официанткой. Первое время у них, как будто, все было хорошо. Родилась дочь, в которой оба души не чаяли. Однако потом Надя стала зарабатывать намного больше, чем ее муж, и он из-за этого стал сильно переживать.

Сколько я знаю, Надя никогда не попрекала его маленькой зарплатой. Она вообще не делила деньги на „твои“ и „мои“. Любила покупать мужу хорошие вещи. Помню, однажды она подарила ему золотые часы с гравировкой: „От любящей женушки“. Но дорогие подарки его никогда не радовали. Никогда я не видела его веселым и во время застолий, которые любила устраивать Надя. В дни ее рождения гости приносили ей ценные подарки, а Леша покупал лишь цветы и духи, потому что покупать жене что-то дорогое на ее же деньги ему не позволяла гордость.

Помню, один раз Надя спрятала в букет роз, которые преподнес ей муж на Восьмое марта, коробочку с золотым колечком. Когда гости стали произносить тосты, Алеша тоже встал, чтобы поздравить женщин. И тут Надя сделала вид, будто случайно увидела в цветах коробочку, раскрыла ее и прямо запрыгала от радости: „Поглядите, что мне муженек подарил! Какая прелесть!“ И Алеша даже подыграл жене: „Без мерки выбирал, а, смотрите-ка, впору пришлось!“. Но потом он тихонько вышел из-за стола, и в тот вечер мы с отцом его больше не видели.

Пить он начал с тех пор, как его уволили из магазина, где он работал директором».

Первушин с интересом разглядывал цветные фотоснимки, запечатлевшие похороны Алексея Полунина. Фотографировал Игорь своей миниатюрной пластмассовой коробочкой с объективом-дырочкой посередке. Не камера — детская игрушка, однако снимки вышли на удивление четкие, в совершенно натуральных тонах и, что самое главное, детально просматривались лица и одежда стоявших у гроба людей.

Многих из тех, кто попал в объектив камеры, Первушин знал поименно.

— И телемастер тут! — удивился он, ткнув пальцем в стройного мужчину, одетого не по погоде (небо в серых облаках, ветер) в темно-зеленую безрукавку. Он стоял рядом с Полуниной и, приблизив губы к ее уху, что-то нашептывал-наговаривал ей. А Полунина слушала, приложив к глазам платочек.

— Он, что, твой знакомый? — спросил Горелов таким тоном, словно речь шла о каком-нибудь мелком мошеннике.

— Знакомый — не знакомый, а разговаривать с ним приходилось, — ответил Первушин, продолжая перебирать фотоснимки.

— Век бы не видел этих шкуродеров! — проворчал оперативник. Сколько он с тебя содрал за ремонт?

— Нисколько, — сказал Первушин. — А дня за три до похорон сидел он у Полуниной на кухне и попивал коньячок.

— Этот, значит, и коньячком еще берет?

— Не в этом дело. Тут-то он как оказался? Я к Полуниной зашел сообщить ей о муже. Ну, ты представляешь… А этот сидит и на меня поглядывает. Когда Надежда, значит, убежала в ванную сполоснуть лицо, он вдруг стал интересоваться, где и как убили Алексея. И кто убил его. Ну, и я тоже спросил, сам-то он кто такой. Телевизионный мастер, говорит. Дескать, отремонтировал хозяйке телевизор, и та в благодарность угостила его. И Полунина подтвердила. Но тут, похоже, — Первушин кивнул на фотоснимок, — не про телевизор у них разговор…

— Ты на кладбище обратил на этого типа внимание? — строгим тоном спросил Горелов у Игоря.

Тот честно признался, что специально не следил.

— Хотя кое-какие моменты вспоминаются, — как бы нехотя добавил он, скосив глаза на фотоснимок. — Он, кажется, не один раз к ней подходил, но больше в стороне где-то ошивался. И еще когда уезжали с кладбища, когда Полунина садилась в машину, он опять подошел к ней и что-то быстро сказал. Но в машину не сел. И в автобусе я его не видел.

— Ты на поминках-то был?

— Не было приказано, — Игорь с ухмылкой посмотрел на своего наставника.

— Ну да, ты у нас дисциплинированный, — уколол его тот.

Еще Первушин вспомнил, как там, на кухне, телемастер и Полунина обменивались взглядами:

— Мне показалось, что они хорошо понимали друг друга.

Брянцев, который до сих пор не вмешивался в разговор, оторвал взгляд от бумаг и с торжеством воскликнул:

— Ребята, вы меня заинтриговали!

И поручил Первушину с Гореловым срочно установить личность «телемастера». А в голове у него родился замысел сценария, кульминацией которого должно было стать неожиданное появление Горелова во время допроса Полуниной: Володя громко сообщит следователю паспортные данные «телемастера», а Брянцев понаблюдает за реакцией свидетельницы на это сообщение.