А в это время в соседнем кабинете Горелов допрашивал Щеглова. Брянцев тихонько подсел к столу и, прислушиваясь к разговору, пробежал глазами исписанные округлым разборчивым почерком листы протокола.
«Вопрос: — С какой целью, находясь 3 сентября в квартире Полуниной, вы представились сотруднику милиции телевизионным мастером?
Ответ: — К тому времени наши отношения с Полуниной еще не были окончательно прояснены, и я не хотел ставить ее в неловкое положение…».
И еще на одном месте Брянцев задержал взгляд:
«Вопрос: — Днем 2 августа между вами и Н.В.Полуниной произошел возле наркологического отделения, за распитием коньяка, разговор о совместной поездке на юг. Вы подтверждаете этот факт?
Ответ: — Нет, не подтверждаю! Не было ни коньяка, ни разговора о поездке на юг!».
Откинув голову назад и слегка прищурясь, Щеглов поглядывал на оперативника независимо и как бы снисходя из великодушия. «Ну, поспрашивай, поспрашивай!» — говорил его взгляд.
И Горелов, скрепя сердце, продолжал допрос:
— Где вы взяли деньги на поездку?
— У меня оставались еще заработанные в зоне. И родители дали.
— Сколько вам дали родители?
— Два лимона.
— Сейчас на что живете?
— Родители помогают.
— Фактически вы переселись к Полуниной. Неужели и там живете на родительские гроши?
Щеглов снисходительно и нагло улыбался.
— На работу когда-нибудь намерены устраиваться?
— Пока не подвертывается ничего подходящего.
Брянцев склонился к Горелову:
— Володя, можешь пойти покурить.
Тот, ни слова не говоря, уступил ему свое место.
Брянцев с минуту хмуро глядел в стол перед собой, аккуратно вырисовывая на листке кружочки, квадратики и ромбики.
— М-да… — произнес он, выходя из раздумья, и жестко, иронично поглядел на Щеглова: — Герман, как вы сами-то считаете: вы — умный человек?
— Не буду спорить, — Щеглов все еще улыбался, но мускулы его лица уже приходили в напряжение и на глазах гасили улыбку.
— А ведете себя глупо!
— Что-то не могу врубиться…
— Вас с Полуниной видели у наркологии по крайней мере два десятка человек, так что свидетелей хватает. И коньяк был, и разговор о Черном море. Вы сами себе вредите, отрицая очевидные факты столь упорно и неуклюже! Вы так старательно скрываете свои давние отношения с Полуниной, что невольно возникает подозрение…
— Ну, и кто же я для вас в данный момент? — спросил Щеглов. — Подозреваемый или свидетель?
— Пока еще свидетель, — ответил Брянцев, тоном голоса давая понять, что, скорее, уже не свидетель, и все идет к тому, что в скором времени Щеглов окажется в числе официально подозреваемых, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Видимо, тот правильно понял следователя, потому что сразу бросился в атаку:
— Тоже, между прочим, топорная работа! Я, что, не вижу, куда вы гнете? Ну как же: если Щеглов был сожителем Полуниной еще при жизни ее мужа, то вот и готовая версия! Ясно, что Полунин мешал Щеглову и тот его… — последовал характерный звук, завершивший фразу.
— В самом деле? — слегка удивился Брянцев.
— Копайте, копайте! — Щеглов с досадой махнул рукой. — Только найдете ли того, кого ищете?
— Полагаете, что не найдем?
— Посмотрим, сказал слепой!
— Можно подумать, что вы знаете, кто убил Алексея, — подначил его Брянцев. — Ну скажите, если знаете!
— Да я, если б и знал… Нет уж, сами ищите! — с вызовом бросил Щеглов. — Одно знаю точно и скажу еще раз: не там копаете!
— Ну, тогда что ж… — Брянцев пожал плечами. — Пока у меня вопросов больше нет.
Горелов занял свое место за столом. Щеглов внимательно прочитал протокол и расписался, где положено.
— Я могу идти?
— Можете, можете, — усмешливо, врастяжку ответил Брянцев, глядя на Щеглова поверх очков.
Щеглов попрощался и двинулся к двери, но на полпути обернулся и заговорил просительным тоном:
— Вы хоть бы Надю оставили в покое! Ей и без того несладко. Плачет по ночам. С работы надумала уходить. По вашей милости чего только не говорят про нее в ресторане. Если женщину чуть не каждый день таскают на допросы…
— Можно было и одним допросом обойтись, но вы же не хотите говорить правду! Ни вы, ни она, — еще раз попытался втолковать ему Брянцев. — Приходится ее, правду, вытягивать из вас обоих по крупицам, а это ведь долгая история! Ну, дело хозяйское!
Щеглов досадливо поморщился, некоторое время постоял в задумчивости, словно решая какой-то очень важный для себя вопрос, но так и не решив, махнул рукой и вышел из кабинета.
— Что скажете, Сергей Алексеич? — спросил Горелов, потирая небритую со вчерашнего дня щеку. — Как у вас насчет эмоций: они все еще положительные?
— Не знаю, не знаю!.. — отмахнулся Брянцев, листая только что подписанные Щегловым и Полуниной протоколы. — Попозже займусь своими эмоциями. Попозже, попозже, попозже… Оба врут, оба врут… А зачем? Зачем Полунина настаивает на том, что ей неизвестно о нападении парней на мужа?.. И что коньяк возле наркологии не распивали. Ну, это я еще могу понять — их запирательство насчет коньяка. А это-то? Ну, допустим, Полунина и Щеглов знают о нападении парней на Алексея — и что в этом компрометирующего? Ума не приложу…
— И что будем делать? — спросил оперативник.
— Копать, — ответил Брянцев.
— Там же?
— И там, и тут. Кстати, Игорь, когда пойдешь домой, забрось Митрофанову повестку. Так… Завтра суббота? Значит, на понедельник. Вчера мы с ним очень задушевно поговорили, я ему объяснил, чем пахнет сокрытие преступления. Алик определенно что-то знает об убийстве, и это для него тяжкий крест, который долго носить ему будет не под силу. Чего-то он боится… В понедельник насяду на него капитально, а ты, Володя, мне поможешь.
Войдешь во время допроса в кабинет и скажешь только три слова: «Он признался в убийстве!».
— И все?
— И все. Затем можешь уходить, — и Брянцев, потирая руки, пропел-продекламировал своим несравненным баритоном, безбожно перевирая мотив: — Три слова, три слова, три слова…
— Между прочим, в этой фразе четыре слова, а не три, — заметил Игорь.
Брянцев укоризненно посмотрел на него поверх очков:
— Ну вот, испортил песню!
— В понедельник мы с вами вдвоем другую песню споем! — смеясь, пообещал Игорь. — Если, конечно, Алик Митрофанов раскроет нам свою душу.
— А куда он денется! — сказал Брянцев.
— Мне сегодня в садик, — напомнил о себе Горелов. — Если я не нужен пока…
— Да, конечно, поезжай домой, — кивнул ему Брянцев и, когда тот вышел из кабинета, мечтательно проговорил: — Сдается мне, Игорек, что скоро мы узнаем имя убийцы. И тогда…
— И тогда вам поручат другое уголовное дело, которое будет куда интереснее этого, — договорил Игорь.
Брянцев поглядел на него с какой-то болезненной гримасой.
— Во-первых, до этого еще далеко, а во-вторых, я вовсе не уверен, что следующее дело, которым я буду заниматься, окажется столь уж интересным.
— А почему — нет? Областная прокуратура мелочевкой ведь не занимается. Вон дело Трифона как раскрутили. Вы, правда, к этому пирогу немного опоздали, так ведь сколько еще таких пирогов подрумянивается по всей области — хватит вам на всю оставшуюся жизнь…
— Завидуешь?
— А то нет!
— Ну и зря. Нечему тут завидовать. Звучит красиво: мафия, оргпреступность. Но мне лично уголовные дела такого рода не кажутся столь уж интересными, как ты себе представляешь. «Лев прыгнул…». Да никакой это не лев! — и досадливо отмахнулся.
— Бумажный тигр, что ли?
Брянцев покачал головой.
— Что же тогда? — спросил Игорь.
— Машина! Бездушная, жестокая и на вид отвратная. А киллеры — всего лишь ее инструментарий. Придатки. Они убивают, не раздумывая, по команде. Им неважно, кого и за что надо убить. Брянцев подошел к сейфу, открыл его и достал толстый том какого-то уголовного дела. — Это я взял из архива, знакомлюсь, вхожу в атмосферу дел областного масштаба. Вот взгляни-ка на эти фотографии…
….Каменистый берег ручья или канавы. Под плакучей ивой лежит только что, видимо, извлеченный из ила разложившийся труп в лохмотьях.
С другой фотографии смотрел толстощекий губастый парень лет двадцати, грузноватый, с коротко стрижеными, набегающими на низкий лоб волосами. Маленькие заплывшие глазки ничего не выражали.
— Потом была очная ставка этого примата с человеком, которого он убил по приказу своих хозяев.
— Как это — очная ставка с убитым? — не понял Игорь.
— Будто бы с убитым, — поправился Брянцев. — Видишь ли, этот примат по чистой случайности отправил на тот свет не того, кто ему был заказан, а совершенно постороннего человека.
— Обознался, что ли?
— Обознался. Потому что лицо человека, которого ему приказали убить, видел только на фотографии. Вот в чем весь ужас: киллеры убивают, не желая, в принципе, зла своим жертвам. Только потому, что за это им платят. Они — те же рабочие на бойне, с той разницей, что в одном случае убивают животных, а в другом — людей. Причем с людьми церемонятся куда меньше, чем с животными, — с этими словами Брянцев достал из сейфа еще одну папку и показал Игорю четыре снимка, на которых были запечатлены сплошь изрешеченные пулями тела (одна пуля даже в пенис угодила). — Это сам босс и его телохранители, — пояснил Брянцев. — Чувствуешь, что творилось там, на месте?
— Мясорубка, — определил Игорь. — Надо же…
— Это было громкое, дерзкое убийство, ты о нем, конечно, слышал. — Брянцев запер обе папки в сейф. — А при ближайшем рассмотрении — мясорубка. В общем-то, ничего особо интересного. Поэтому я несравненно большее удовлетворение испытываю, когда удается обезвредить умного, хитрого и коварного убийцу, вроде того, который отправил на тот свет Полунина. Отправил по собственному почину и потому лично ответствен за этот самосуд. Если его не остановить, он вскоре еще кого-нибудь убьет.
— А эти, которые на приводе у машины, они, что ли, остановятся? — спросил Игорь.
— Тоже не остановятся: это их профессия — убивать.
— Так в чем же дело?
— В машине, — сказал Брянцев и вздохнул.
— Значит, надо ее обезвредить, — сказал Игорь.
— Во-первых, это не так просто, а во-вторых, мне, по-видимому, в дальнейшем и предстоит заниматься такого рода делами.
— Что и требовалось доказать! — ухмыльнулся Игорь.
— Нет, ты совсем другое пытался доказывать, — возразил Брянцев. — А именно: что меня ждут дела более интересные, чем то, которым мы с тобой занимаемся сейчас. Я же с тобой не согласился. И сейчас не соглашаюсь. Так что ты ничего ровным счетом не доказал. Лучше вот что скажи: ты написал своей Танюшке?
— Написал… — Игорь сразу поскучнел. — Давно уж.
— Не отвечает?
— Нет.
Брянцев понимающе покивал.
— А, может, это не так плохо? — вдруг спросил он.
— В каком смысле? — не понял Игорь.
— Вы ведь не разведены?
— Нет.
— И она не требует развода?
— Нет…
— Значит, не хочет или не решается сжигать мосты! — Брянцев оживился. — А ты напиши ей опять! Как ни в чем не бывало.
— Что я ей напишу?.. — Игорь безнадежно махнул рукой.
— Ну, уж я не знаю! Если любишь — найдешь какие-то слова.
— Я подумаю, — пообещал Игорь.