Проба на киллера

Очная ставка

В течение нескольких последующих дней Брянцев вел допросы Ушакова и Паклина. Оба снова и снова подтверждали свою причастность к убийству Полунина. Путаясь в деталях, они продолжали утверждать, что зачинщиком ночных грабежей и непосредственным виновником смерти Полунина был Николай Северцев.

Допросы Брянцев вел в своей обычной манере. Время от времени, отодвинув в сторону листы протокола, заводил разговор, казалось бы, о совершенно посторонних, не относящихся к делу вещах.

— Ты марки когда-нибудь собирал? — спрашивал он Ушакова.

— Да нет.

— А монеты?

— Было несколько штук. Царские. Потерялись где-то.

Поговорили и о рыбалке. Рыбачить Ушаков любит. Нынче после выпуска они всем классом — ну, может, не всем, а кто хотел — сплавали на байдарках по реке Белой. Вот там была рыбалка так рыбалка!

Брянцев не был заядлым рыболовом, но в студенческие годы, случалось, таскал щук на Таватуе. Вываживал и тайменей. На Алтае.

— Один полутораметровый, стервец, попался. Умучил меня вконец, пока его к лодке подвел. Вдвоем кое-как вытащили из воды.

Ушаков широко развел руки в стороны, прикинул взглядом.

— Это, что, вот такой? — не поверил он.

— Не меньше, — сказал Брянцев. — А может, и чуток побольше.

— Ничего себе! — подивился Ушаков и признался, что он только на удочку ловил, а спиннинга и в руках не держал. — Надо попробовать на спиннинг половить.

— Попробуй, не пожалеешь, — одобрил Брянцев его намерение.

«Надо будет как-нибудь на Таватуй смотаться. Правда, щука, говорят, там теперь уже не та».

А Ваня Паклин оказался большим любителем и знатоком рок-музыки, во время допроса так и сыпал именами западных рокзвезд и английскими названиями их песен. Он признался, что играл на электрогитаре в составе эстрадного ансамбля при Дворце культуры, но потом родители запретили ему ходить туда из-за плохой успеваемости. Это было до того, как он сблизился с Ушаковым и Северцевым. Тогда он дружил с Рудиком Худобиным, который занимался в танцевальном кружке, там же, при ДК.

Когда нынче родители Ушакова улетели отдыхать на Канарские острова, вся квартира оказалась в распоряжении ребят.

— Что ж вам дома-то не сиделось? — спросил Брянцев.

Паклин только пожал плечами.

— А что вы делали ночью, когда возвращались с набегов?

Ваня сковырнул болячку на мизинце.

— Видики крутили.

— Порнуху, поди?

Ваня брезгливо поморщился.

— Да ну! Больно надо. Мне фантастика нравится. И ужасы.

— А как насчет музыки?

— Ну, и музыку, конечно, слушали.

— И танцы были?

Ваня покраснел.

— Ну, были, конечно.

— С девочками? — спросил Брянцев, не подозревая, что последовавший за этим вопросом разговор выведет его с совсем неожиданной стороны на Полунина.

— Иногда. Женька позовет, так придут, — Ваня подул на ранку на мизинце, из которой сочилась кровь.

— Когда они приходили к вам? После того, как вы возвращались с охоты на «колдырей»?

— Откуда они возьмутся ночью-то? — сказал Ваня. — С вечера приходят, часов с десяти.

— И вы, тогда что, в эту ночь не выходили на промысел?

— Нет.

— А девочек в котором часу домой провожали?

Ваня нахмурился:

— Чё их провожать! Сами дойдут.

— Тебе которая нравится?

Ваня опять зарделся.

— Верка.

— И тебе за нее страшно не бывает? Что ночью на улице такие же «ковбои» налетят на нее?

— Так она в этом же подъезде живет, кто ее тут тронет! — И, подумав, признался: — Вообще-то иногда провожаем.

— Это в каких случаях?

— Ну, если курева надо.

— Что значит «курева надо»? — не понял Брянцев.

— Ну, если пообещает сигарет вынести, то идешь с ней.

— И выносит?

— А как, если обещала? Когда и две пачки.

— У отца, что ли, ворует?

— Нет, у них дома этих сигарет… У нее мать официантка, так из ресторана таскает каждый день.

— Это у твоей Веры мать официантка? — спросил Брянцев.

— Нет, у Аньки, — мотнул головой Паклин.

— Что за Анька? Как ее фамилия?

— Еще фамилию… — Ваня пожал плечами. — Анька и все.

— Где живет?

— На Калинина, — Ваня назвал номер дома. Того самого, где живут Полунины. — Первый этаж у них. — И этаж тот, и подъезд.

— Отца ее знаешь?

— Да больно он мне нужен!

— Скажи, Ваня, а вы девочкам рассказывали о своих ночных похождениях?

— Иногда.

— И о том, как избивали по ночам пьяных?

Ваня мотнул головой.

— Не пьяных, а как бы драка была. С другими пацанами.

— И каждый из вас выставлял себя перед девочками героем?

— Нет, каждый рассказывал про другого. Как здорово тот дрался.

— А девочки слушали и замирали от восторга?

— Ну, так они чё! — Паклин усмехнулся и лизнул языком ранку на мизинце. — Им чё ни скажи — всему верят.

— Когда ты последний раз видел Аню? — спросил Брянцев.

— Да больно я помню! — отмахнулся Ваня. — Может, недели две назад. Не знаю!

А тут и сам Николай Северцев вернулся после похорон бабушки с «Кубы», то бишь из деревеньки под названием Кубай. Рано утром его под конвоем доставили в милицию.

Ростом Северцев был чуть пониже Ушакова, но также хорошо сложен. Жесткие темно-каштановые волосы, смуглое грубоватое лицо. Взгляд жгучих цыганских глаз был одновременно и вызывающим, и испуганным.

Еще больше, чем его дружки, путаясь в деталях, он рассказал следователю, как произошла встреча с пьяным мужчиной во дворе школы, как он, Северцев, первым подошел к этому мужчине и попросил закурить, как мужчина послал его подальше, как он, Северцев, ударил его кулаком в солнечное сплетение, как мужчина согнулся пополам, а потом упал на колени.

Доведя рассказ до этого момента, Северцев примолк и замялся, закусив губу.

— И что было потом? — спросил Брянцев.

Северцев не шелохнулся.

— Что, забыл, пока в деревню ездил?

— Нет. — Северцев едва разлепил губы.

— Так что же было после того, как Полунин оказался на коленях?

Северцев зло и обреченно махнул рукой.

— Задушил, видать! Нечаянно. Не хотел.

Брянцев снял очки, посмотрел стекла на свет, протер клочком газеты и спросил:

— Чем ты его задушил?

— Ну, этим… бинтом. Размотался у меня с руки. Подержать только хотел, пока ребята его обыскивали. Не знаю, как получилось.

— И что было дальше? Мужчина сразу умер?

— Нет, когда мы уходили, он живой еще был.

— В каком месте двора вы его оставили?

Северцев задумался.

— Ну, там… у этой… у мастерской.

— На каком расстоянии от нее?

Краснея и пыхтя, Северцев долго разглаживал ладонью штанину на колене.

— Не помню, — наконец тихо произнес он. — Темно было.

— И как вы со двора домой пошли, в какую сторону?

Северцев опять глубоко задумался.

— На Уральских рабочих или в сторону улицы Индустрии? — Брянцев решил помочь парню, однако тот не стал угадывать.

— Я, что, все должен помнить? — спросил Северцев, глядя на следователя исподлобья.

— Ну, кое-что не мешало бы, — покивал Брянцев. — Например, ты мог бы сказать, как выглядел мужчина, которого ты «придушал» во дворе школы?

Северцев снова закусил губу.

— Какое у него было лицо — узкое, широкое? Волосы короткие или длинные?

Северцев продолжал хранить молчание.

— Не разглядел, что ли, в темноте?

— Ну…

Однако во время процедуры опознания Северцев после некоторого раздумья показал на фото Полунина:

— Кажется, этот.

— Что скажете, Сергей Алексеевич? — спросил повеселевший Горелов.

Брянцев не спешил с ответом. Сняв очки, старательно протирал их газеткой.

— Все в цвет, — высказал свое мнение Горелов. — Могу поспорить, что на их кроссовках эксперты обнаружат грунт со школьного двора. — Так что все в цвет!

— По-моему, слишком все в цвет, — проговорил Брянцев, водружая на нос очки.

— Ну, вы опять! — поморщился Горелов.

— Не я — эксперты, — уточнил Брянцев. — Они установили, что ссадины и синяки на теле Полунина появились, по крайней мере, за сутки до его смерти.

— Так. И что дальше?

— Судя же по рассказам ребят, они сперва избили Полунина, а уж затем накинули ему на шею удавку.

— Вам кажется странным, что они не проделали все это в обратном порядке? — съязвил Горелов.

— Если верить экспертам, — невозмутимо продолжал Брянцев, — то ребята не избивали Полунина, а сразу стали его душить. Вы допускаете такое?

— Может, эксперты ошиблись, — предположил Горелов.

— Нет, не ошиблись, — возразил Брянцев. — Потому что заключения делались двумя экспертами в разное время. Один мог ошибиться, допускаю, но чтобы оба… Напрашивается другое предположение: Полунина убил кто-то другой. И этот кто-то заставил ребят взять убийство на себя.

— Та-ак, — многозначительно протянул Горелов, раздувая ноздри. — Значит, у вас новая версия.

— Пока лишь предположение.

— И что теперь будем делать?

— Завтра проведем очную ставку, а пока… Пока было бы полезно пообщаться с Аней Полуниной. Как выяснилось, она была в компании этих ребят. Если к ней подобрать ключик, она наверняка расскажет много интересного. Может быть, даже встречалась с убийцей своего отца. Возьмите эту девочку на себя, Володя.

— Сегодня я дежурю, — ответил Горелов. — Могу только завтра.

— Ну, хорошо — завтра.

И тут подал голос молчавший до этого времени Игорь:

— А можно я пообщаюсь с ней?

— Верно, пускай он к ней подклеится! — Горелов вопросительно поглядел на Брянцева. — Пригласит ее на дискотеку, и во время танцев она ему все подчистую выложит.

— Запросто! — подхватил Игорь шутливый тон наставника.

Брянцев с серьезным видом предупредил его:

— Как же вы, Игорь Федорович, будете вести во время танца протокол допроса? — тут он не выдержал и заулыбался. — И еще одно неудобство: во время допроса несовершеннолетнего свидетеля обязательно присутствие педагога или родителя. Так что танцевать придется втроем.

— Станцуем и втроем, если надо! — бодро ответил Игорь. — Нет проблем! Я могу прямо сейчас пойти.

— У меня для вас, Игорь Федорович, будет другое поручение, — остановил его Брянцев и посмотрел на Горелова: — Значит, Володя, договорились, вы берете на себя Аню.

Горелов поскучнел.

— Как скажете.

Немного погодя он выехал с бригадой на квартирную кражу, и Брянцев с Игорем остались одни в кабинете.

— Интересно, какое поручение меня ждет? — проговорил Игорь в пространство, подперев подбородок рукой. — А то маюсь без дела.

Брянцев оторвал взгляд от бумаг.

— Надо оповестить ребят, чтобы завтра к десяти утра явились на очную ставку.

— И только-то?

— На вас будет лежать ответственность за их явку.

— Понятно. Можно идти выполнять поручение?

— Если нет вопросов.

Игорь подумал.

— Да вроде как нет.

— Странно, — сказал Брянцев.

— Почему странно?

— Вы ведь слышали, о чем у нас с Гореловым был разговор. И нет вопросов?

— Нет, — Игорь, щурясь, смотрел Брянцеву в глаза. — Просто я согласен с вами.

— В чем именно?

— Ну, в том, что кто-то вынудил «ковбоев» явиться с повинной. Этот кто-то видел, как они душили Полунина и потом…

— Должно быть, вы невнимательно слушали, — Брянцев похлопал по столу ладонью. — Я высказал предположение о том, что на Полунина напали не «ковбои», а тот, кто потом заставил их взять на себя убийство.

— Но ведь это только предположение! — попытался Игорь поймать Брянцева на слове. — Вы сами сказали.

— Я почти в этом убежден, — сказал Брянцев. — Но есть одно обстоятельство, которое ставит меня в тупик.

— Интересно! — Игорь изобразил на лице преувеличенное удивление. — Что же это за обстоятельство?

— Есть подозрение, что ребятам еще до процедуры опознания кто-то показывал фото Полунина.

— Всем троим, что ли? — быстро спросил Игорь.

Брянцев снял очки, положил их на стол и, глядя на Игоря подслеповатыми глазами, признался:

— До задержания Северцева я грешил на вас с Гореловым. Но Северцева я начал допрашивать еще до того, как вы оба его увидели. Себя подозревать я не могу. Конвойных — тоже. Правда, некоторое время, еще до допроса, Северцев находился в дежурной части, а там в это время был Первушин.

— Когда бы он успел? — решительно заступился Игорь за участкового инспектора.

— Вот и я задаюсь тем же вопросом, — Брянцев надел очки и с интересом поглядел на Игоря сквозь стекла. — Поэтому вернемся к Ушакову и Паклину. У Горелова была возможность показать им фотографию, и он был заинтересован в скорейшем раскрытии дела, поэтому…

У Игоря похолодело в груди.

— Да не мог Володя! — даже голос сел.

— Но кто-то показал! — пристальный взгляд следователя был направлен Игорю прямо в глаза.

— Ну, я показал! — с некоторым вызовом, болезненно морщась, но не отводя глаз в сторону, прохрипел Игорь.

— Так! — Брянцев нисколько не удивился и произнес это «так», словно подводя черту под своими сомнениями.

— Только одному Ушакову, — уточнил Игорь. — В ту ночь, когда задержал его.

Брянцев удивленно вскинул брови:

— Не понял: кого ты задержал?

— Ушакова, кого!

Брянцев еще больше удивился:

— Ничего не понимаю! Когда это было?

— Девятнадцатого августа, в третьем часу утра, — у Игоря от волнения зуб на зуб не попадал.

— Садись ближе и рассказывай все по порядку! — велел ему Брянцев.

Приблизившись на ватных ногах к столу следователя, Игорь опустился на тот самый стул, на котором еще недавно сидел и давал показания Николай Северцев.

Брянцев выслушал рассказ стажера с нескрываемым интересом.

— А я-то ломаю голову! — проговорил он с чувством, когда Игорь примолк и, опустив голову, приготовился к экзекуции.

— Конечно, не надо было мне его отпускать, — запоздало посокрушался он. — Надо было доставить в милицию, тогда бы они с Паклиным не спелись. А как Паклин и Северцев смогли опознать Полунина — ума не приложу.

— Разберемся, — пообещал Брянцев, — да, брат, наделал ты делов: мало того, что фотографию Ушакову показал, так ведь еще помог ему вспомнить то, чего не было!

— Ну, я думал, что он и вправду вспомнил…

— Возможно, что-то и вспомнил, — согласился Брянцев. — Не исключено, что где-то кого-то они и «придушали». К счастью, не до смерти. И не Полунина.

— А кто же тогда Полунина?

Брянцев пожал плечами.

— Я полагал, что кто-то скрывается за спинами ребят, и надеялся через них со временем выйти на убийцу. Теперь эта версия отпадает. Да, ты не забыл о моем поручении?

— Нет, сейчас пойду, — сказал Игорь и, помявшись, смущенно-виноватым голоском поинтересовался: — А вы почему не ругаете меня? Вообще-то полагалось бы.

Склонив голову набок, Брянцев прищурился одним глазом.

— Хм, считаешь, что тебя надо поругать?

— Ну, может, и полезно иногда сделать внушение, — осторожно ответил Игорь, пытаясь понять, куда гнет следователь.

— Легко хочешь отделаться.

Игорь озадаченно поморгал.

— А как надо?

— Высечь бы тебя хорошенько! — со смаком проиграл Брянцев своим красивым баритоном.

— За чем же дело стало? — спросил Игорь, заливаясь краской.

— За тем, что такая мера наказания не предусмотрена ни одним нашим кодексом, а я человек законопослушный. И потом у тебя есть наставник. Полагаю, ты ему доложишь о своих похождениях.

Игорь поежился:

— Страшно.

— Ты ж смелый! На троих пошел — не испугался. Тут-то чего хвост поджал? Между прочим, из множества ошибок, которые ты допустил, совершая свои подвиги, одна могла особенно дорого тебе обойтись.

— Да нет, я все хорошо рассчитал, — захорохорился Игорь. — Риск, конечно, был: если бы Ушаков не промахнулся.

— Не знаю, не знаю, — Брянцев покачал головой. — Но я не об этом. Самой большой опасности ты подвергался, когда поперся с Ушаковым к нему домой. Представь, что в темном подъезде тебя ждала бы засада? А так могло быть. И знаешь, что тебя спасло? Ребятки больно уж трусливые тебе попались. Ну, впрочем, каков вожак, таково и стадо.

Из здания милиции они вышли вместе.

— Где ваша машина? — спросил Игорь.

— В ремонте, — усмехнулся Брянцев. — А вообще-то на службе я предпочитаю пользоваться казенным транспортом, домой и на работу добираюсь трамваем.

— Какой же смысл тогда иметь свою машину? В выходные дни на природу выезжать? — не согласился Игорь. — Уж я-то свою буду гонять на всю катушку!

Брянцев покровительственно похлопал его по плечу:

— Когда-то я так же думал, — и поспешил на остановку.

Когда-то — в студенческие годы — он мечтал о «Жигулях». Потом женился, и они с Ниной решили, что в первую очередь надо купить кооперативную квартиру. Стали откладывать деньги. До сих пор откладывают. А пока ютятся в однокомнатной квартире. Какая-никакая, а все же крыша.

К этому времени старший оперуполномоченный угрозыска Владимир Горелов уже второй раз успел наведаться к Полуниным, и второй раз дверь их квартиры оказалась на замке. Еще продолжались каникулы, и застать Аню дома было непростым делом.

Лишь на третий раз, часов в десять вечера, встреча наконец-то состоялась. Это была рослая девочка с хорошо развитыми формами и смазливым накрашенным личиком. Без лишних слов она согласилась прийти на другой день в кабинет директора школы, который должен был присутствовать во время разговора.

«Вопрос следователя Ушакову: — Где находился Коля Северцев двенадцатого августа во втором часу ночи?

Ушаков: — В указанное время мы вчетвером — Северцев, Паклин, Худобин и я — напали во дворе школы на улице Калинина на неизвестного мужчину с целью ограбить его. Северцев первым его ударил, а когда мужчина упал на колени, набросил ему на шею жгут из бинта и стал придушать.

Вопрос Северцеву: — Вы подтверждаете показания Ушакова?

Северцев: — Да, подтверждаю. Все так и было.

Вопрос Ушакову: — Почему вы, все остальные, допустили это?

Ушаков: — Мы не ожидали, что Северцев станет душить мужчину до смерти. Ведь тот даже не сопротивлялся, когда его били.

Северцев отворачивается и молчит.

Следователь — Ушакову: — У вас есть вопросы к Северцеву?

Ушаков: — Коля, зачем ты задушил Полунина? Делать тебе нечего было, что ли? Сам залетел и нас подставил!

Северцев: — Ты, поганка бледная! Мы ведь не договаривались, что ты по-черному топить меня будешь! Скажи по-честному: были мы или нет в ночь на двенадцатое августа во дворе нашей школы? На самом деле я, что ли, придушил там кого-то?

Ушаков молчит.

Северцев: — Тогда я сам скажу! Никуда я с вами той ночью не ходил! А если кто и задушил Полунина, то это не моих рук дело. Кончай, Женька, бочку на меня катить!

Следователь — Ушакову: — Что вы теперь можете сказать?

Ушаков: — Мне надо посоветоваться с адвокатом».

Иван Паклин во время дополнительного допроса также отказался от своих прежних показаний в части, касающейся убийства Полунина.

«В ночь на девятнадцатое августа мы трое — Ушаков, Худобин и я — нарвались во дворе дома 41 по улице Уральских рабочих на засаду. Мужчина, которого мы приняли за пьяницу, оказался сотрудником уголовного розыска. Мы с Худобиным убежали, а Ушаков был задержан. Потом его отпустили, и утром он пришел ко мне домой. Он сказал, что мы давно на крючке у ментов, и надо кое в чем признаться. Ментам, дескать, известно о нападении на пьяного во дворе нашей школы, и если станем отпираться, то нас посадят, причем в разные камеры, а так обещали до суда не забирать. Но ты, сказал он, не дрейфь: сунем штуку тому „колдырю“, он и заткнется. Я спросил, где мы „штуку“-то возьмем, и Ушаков ответил: „Мои старики дадут“.

Еще я спросил: „Значит, нам придется рассказывать, как ты придушал того „колдыря“ своей палочкой?“ Ушаков ответил: „Нет, скажем, что придушал его Колька. Бинтом, который у него смотался с руки. С Колькой я договорюсь, он ради меня на все пойдет“. И еще Ушаков сказал, что ему показывали фотку того мужика, и на всякий случай велели запомнить, что на фотке он в костюме с галстуком в косую полоску, а на пиджаке прямоугольный значок с самолетиком.

После первого моего допроса я сказал Ушакову: „Слушай, мужик-то дохлый, надо в отказ идти, пока не поздно! Ведь мы же сядем, а Николе вообще десятку дадут!“. И он меня успокоил: „Нас с тобой не посадят, если Никола на себя мужика возьмет“.

Уже потом я вспомнил, что мы напали на мужика во дворе школы не двенадцатого, а одиннадцатого августа, и Северцева с нами тогда не было, потому что у него заболела собака. Придушал мужика Ушаков пластиковой палочкой. А был ли тот мужик Полуниным, я не знаю».

«Я вернулся из деревни домой поздно вечером. Мама сказала, что у нас был обыск и что ее много расспрашивали обо мне. Было около одиннадцати часов. Я взял собаку и отправился к Ушакову домой.

Женька сразу спросил: „Ты помнишь, как мы бомбили „колдыря“ во дворе нашей школы?“ — „Когда, говорю, это было?“. Он сказал: „Ночью двенадцатого августа“. Я ничего такого не помнил. Он рассердился: „Не помнишь, так слушай, что тебе говорят!“. И начертил план: как шли, где встретили того мужика. Я ничего не понял и предложил Женьке сходить на место. Он сказал, что мать не пустит его со мной на улицу. Сперва она и вправду не пускала и начала меня ругать, как будто я один избивал пьяных. Но тут Женька сказал ей, что я согласился взять все на себя, и ему только надо на месте все мне растолковать, чтобы не было разнобоя в показаниях. „Ну, если так, то сходите“, — сказала она.

Пока мы шли, Женька наставлял меня: „Скажем на суде, что нас били, и следователь утрется, потому что свидетелей против тебя нет, а от своих показаний мы откажемся“. — „А тот мужик, которого я будто бы душил, он, что, не свидетель?“ — спросил я. Потом уж я узнал, что тот мужик, Полунин, с самого начала был мертв. Но я, правда, в глаза его не видал. А когда прижало, то вспомнил, что с вечера одиннадцатого мы с Паклиным сидели во дворе нашего дома, курили и Ванька мне жаловался на Ушакова.

Тот взял у него золотое кольцо как на сохранение, а сам отдал его одному парню в счет долга. Кольцо это Паклин снял с пьяного мужика.

Я советовал Ваньке помириться с Ушаковым. Мы курили с ним и разговаривали примерно до полвторого ночи. Это могут подтвердить соседи из восемнадцатой квартиры, которые в это время выходили встретить „скорую помощь“».

Худобин скрывался в Тюмени у тетки. Его доставили оттуда в сопровождении работника милиции и, не дав возможности пообщаться с приятелями, привели на допрос.

Память у него оказалась отменная. Он уверенно заявил, что пьяного мужчину во дворе школы они «выхлестывали» в ночь на одиннадцатое августа, в пятницу: утром, когда он пришел от Ушакова домой, его родители собирались на работу, и ему здорово влетело за то, что не ночевал дома. Северцева с ними в тот раз не было, а «придушал» мужчину Женька Ушаков. Когда мужчина захрипел, Ушаков перепугался и мигом смотался домой. А Худобин с Паклиным подтащили мужчину к дыре в заборе, за гаражами, и там оставили. Когда уходили, мужчина шевелился и громко, с хрипом дышал…

По признанию Худобина, за неполный месяц, с конца июля и до восемнадцатого августа, «ковбои» совершили более десятка разбойных нападений на пьяных прохожих. Но только один раз Ушаков воспользовался пластиковой палочкой для «придушания» жертвы — чтобы сподручнее было шарить по карманам.

Как и следовало ожидать, во время процедуры опознания Худобин не смог узнать на фототаблице Полунина.