Проба на киллера

Дело принято к производству

Утром в понедельник в областной прокуратуре между начальником следственной части и его новым подчиненным, старшим следователем Брянцевым состоялся долгий разговор, повергший последнего в уныние.

— Сергей Алексеевич, мне только что доложили: это уралмашевское дело об убийстве Полунина уже раскрыто, — сообщил Брянцеву начальник.

— Молодцы ребята, что тут можно еще сказать! — покивал тот.

— Вы знакомы с деталями этого дела?

— В общих чертах, — скромно ответил Брянцев. — Собственно говоря, я лишь присутствовал при вскрытии трупа.

— Ясненько! — порадовался неизвестно чему начальник следственной части. — Но откуда такая жестокость? Мало того, что избили человека, так еще…

— Эксперт полагает, что Полунина не избивали перед тем, как удавить, — уточнил Брянцев. — Правда, ссадины на теле имелись, но они появились, по крайней мере, за сутки до убийства.

— Ах, вон что! — воскликнул начальник. — Все не так просто, а?

— Не берусь судить, поскольку я этим делом вплотную не занимался, — уклонился Брянцев от ответа.

— А может, стоило? — спросил начальник, и Брянцев не сразу сообразил, куда он клонит.

— Но…

— Мне кажется, ты неплохо представляешь себе картину преступления — тебе и карты в руки! — с этими словами начальник одарил Брянцева широкой доброжелательной улыбкой.

— В каком смысле, Валентин Петрович?

— В том смысле, чтобы принять дело Полунина к своему производству! — эти слова начальник следственной части выговорил с такой торжественностью, словно вручал при этом Брянцеву правительственную награду.

А у того засосало под ложечкой.

— Оно же у Малышкина.

— Малышкин заболел и, похоже, надолго.

— Что с ним?

— Говорят, инсульт.

— Вот бедняга! — всерьез огорчился Брянцев. Это, что, из районной прокуратуры сообщили?

— Да, полчаса назад прокурор звонил. Он, кстати, и попросил разрешения задействовать тебя в деле Полунина. У них, сам понимаешь, сейчас следователей не хватает: тебя забрали, теперь вот Малышкин выбыл… А поскольку ты пока еще свой человек на Уралмаше, да, к тому же, дело Полунина тебе знакомо….

— Валентин Петрович, я бы со всем удовольствием…

— И — что?

— Но ведь я собрался с завтрашнего дня в отпуск! Мы же договаривались.

— Договор остается в силе, — поспешил успокоить его начальник. — Ну, на несколько дней позже пойдешь в отпуск. Больше ничем загружать тебя не буду. Оформишь дело Полунина, передашь по назначению, куда сочтешь нужным: в комиссию по делам несовершеннолетних или сразу в суд — и гуляй на здоровье!

— Не знаю, не знаю. Мне кажется, тут не одной неделей пахнет, — подавленно возразил Брянцев. — Четверо подозреваемых.

— Но двое уже признали свою вину!

— Пока только двое, — сдержанно покивал Брянцев.

— И остальные не задержатся, — пообещал начальник.

— Как знать…

— Значит, договорились, Сергей Алексеевич! — заключил начальник тоном, мало располагавшим к продолжению разговора.

И уже через полчаса Брянцев ехал пятым номером трамвая на Уралмаш, стараясь не думать о том, что обещал тестю нынешний отпуск провести у него в саду, помочь достроить дом, с которым старик, можно сказать, в одиночку мыкается уже четвертый год и только-только подвел под крышу. Завтра тесть будет весь день смотреть на дорогу в ожидании помощничка и хотя ничего потом не скажет зятю — от этого Брянцеву не будет легче. И теща на завтра взяла талончик к врачу, потому что понадеялась на зятя, который обещал прихватить в сад сливочное масло, молоко и испеченные ею пресные булочки для мужа-язвенника.

Видит Бог, он сопротивлялся, как мог, сколько позволяла субординация. И черт бы побрал все эти отпуска, кто их только выдумал! Черт бы их побрал вместе с двумя выходными в неделю! Лично ему они вовсе не нужны. Он давно разучился отдыхать. Уже давно работа стала естественным состоянием его организма. Все, что ему нужно для подзарядки, — это чашка крепкого кофе и глоток коньяка. Отпуска и выходные выбивали его из естественного ритма повседневных дел. Больше всего не любил он праздников, и особенно новогодних, когда праздник на празднике и праздником погоняет.

А его жена Нина, как и всякая нормальная женщина, любит и отпуска, и выходные. Ей нравится выходить «в общество» и проводить свободное время в компаниях таких же веселых людей, как она сама, умеющих, когда надо, отключаться от повседневных дел и забот. Она мечтает побывать на Канарских островах, в Анталии, в Венеции, в Париже и в Рио-де-Жанейро. В Петербурге живет (наездами, наплывами) ее родной брат, капитан дальнего плавания, который где только ни побывал.

А Брянцеву никуда не хотелось. Никуда за пределы круга, очерченного уголовными делами, которыми он в данный момент занимался. Не хотелось, и все тут.

Он и сам считал себя очень скучным человеком и не понимал, как это Нина терпит его. Иногда, в подпитии, он спрашивал ее об этом. Она отвечала по-разному: «Сама удивляюсь». Или: «Наверное, потому, что остальные мужчины еще скучнее». Или: «Слишком поздно поняла, что я однолюбка».

Во всяком случае, она поняла, что ей не переделать мужа, и научилась довольствоваться тою толикой внимания, которую он находил время ей оказывать. Например, он часто дарил ей цветы и не только по торжественным дням. Уходя из дому или возвращаясь с работы, никогда не забывал поцеловать жену (а теперь и дочку). Иногда (вернее, изредка) они ходили на спектакли в драмтеатр, и в зрительном зале он как молодожен не выпускал ее руки из своей. Как обязательную повинность воспринимал он хождение в гости (на дни рождения друзей и в большие праздники), но если случались танцы — он танцевал только со своей Ниной. Одна знакомая позавидовала Нине: «У тебя такой внимательный муж: подает тебе руку, когда ты выходишь из трамвая! А мой — никогда!». — «Посоветуй ей пропускать мужа впереди себя», — сказал жене Брянцев.

Притулившись сбоку стола Горелова, Сергей Алексеевич знакомился с подшитыми в папку материалами уголовного дела. Закончив чтение, он обратил на опера спокойный всезнающий взгляд и проиграл певучим баритоном:

— Полагаете, что дело раскрыто?

Горелову не понравился тон, в котором за внешне бесстрастной вопросительной формой угадывался ехидный вывод.

— Полагаю, что в общем — да! — проговорил Горелов, ощетинившись. — По правде сказать, не понимаю, что за нужда была привлекать к этому, прямо скажем, рядовому делу еще и областную прокуратуру. Мало вам рецидивистов, что ли? Или организованная преступность пошла на спад?

— Я не напрашивался, — не кривя душой, признался Брянцев и перевел взгляд на цветную фотографию молодой женщины под стеклом у Горелова: — Жена?

— Да, жена! — не слишком любезно ответит тот и продолжал возмущаться: — Не понимаю, что за манера у вас, следователей: не разобравшись, с лету сомневаться во всем, что не вами сделано.

Пока он возмущался, нервно расхаживая по тесному кабинету, Брянцев с невозмутимым видом продолжал листать материалы в папке.

— Есть кое-какие нюансы.

— Ну правильно! — подхватил Горелов. — А какое уголовное дело обходится без нюансов? За что бы тогда следователи получали свою зарплату?

— Совершенно с вами согласен! — поспешил заверить его Брянцев и опять посмотрел на фотографию: — Как зовут?

— Ларисой, — буркнул Горелов, недоуменно и с плохо скрытой враждебностью поглядев на следователя. — Ну, а конкретно? Я про нюансы.

— Вот, например, Ушаков утверждает, что они там же, во дворе школы, оставили Полунина, прислонив к яблоне. А если верить Паклину, то они вытащили его на территорию соседнего двора.

— Это нетрудно уточнить, вы же еще будете допрашивать Северцева и Худобина, — сказал оперативник.

— Непременно, — миролюбиво согласился с ним Брянцев. — Дети у вас есть?

— В комплекте: парень и девка.

— А у меня пока только дочка, — и ткнулся взглядом в папку. — Или вот: ребята утверждают, что вернулись с «прогулки» часа в два ночи, а смерть Полунина, как следует из результатов экспертизы, наступила около четырех часов утра.

Горелов передернул плечами и уселся за стол.

— Эксперты могли и ошибиться. Проглядели же они странгуляционную борозду. Да и парням ничего не стоило соврать.

— Ничего не стоило, — согласился Брянцев. — Но если тут соврали, зачем тогда им понадобилось опознавать Полунина? И зачем тогда вообще они явились с повинной? — он вынул из конверта картонку с приклеенными к ней фотографиями десяти мужчин приблизительно одного возраста, внимательно всмотрелся в лицо Полунина. — Тут вон он при галстуке и смотрит орлом. А ребята, если и видели его в ту ночь, то пьяного, небритого, растрепанного. Причем вблизи, согласно показаниям ребят, мог видеть его только Северцев, когда подошел и попросил закурить. Те-то трое топтались в это время поодаль, а когда подскочили, Северцев уже успел приложиться к Полунину. Что они могли видеть? Что могли потом вспомнить?

Горелов опять рывком поднялся из-за стола и, налив из чайника воды в кружку, залпом выпил ее.

— Значит, видели! — резко ответил он Брянцеву.

— Бог с вами, братцы! — взмолился тот. — Будто не знаете, какое лицо может быть у человека, когда его избивают. А тем более — когда «придушают». Если все было, как они рассказывают.

— Разбирайтесь! Вам на то дается целых два месяца, — нам, сыскарям, такие сроки и не снились! — Горелов ткнул пальцем в груду папок на своем столе: — У меня вон какая гора на очереди! Мы с Игорем свое дело сделали, на блюдечке подали вам этих малолетних налетчиков. Теперь уж вы с ними разбирайтесь!

— А для чего же я тут, ребята? — Брянцев словно на саксофоне проиграл это. — Именно для того, чтобы разобра…

Суматошный телефонный звонок не дал ему договорить.

Горелов схватил трубку. Послушал и отпустил несколько маловразумительных междометий.

— Начальство, — сказал он Брянцеву, кивнув на аппарат, и положил трубку. — Я сейчас.

— Ваше начальство поздно уходит домой? — спросил Брянцев у Игоря, когда они остались одни.

— По-разному, — ответит тот. — Если без ЧП, то часов в семь.

Брянцев понятливо покивал и спросил:

— А вы, Игорь Федорович, тоже считаете это дело рядовым?

— Лично я так не считаю, Сергей Алексеевич, — подчеркнуто вежливо, однако с плохо скрытой усмешкой обронил Игорь.

Этот следователь ему до тошноты не нравился. Худосочный пижон в черных узеньких, тщательно отутюженных брюках и черной водолазке. Черные усы на узком смуглом лице. Очки в тонкой золоченой оправе, а за стеклами внимательные, просматривающие тебя насквозь темно-зеленые в коричневую крапинку блестящие глаза. Играет голосом и сам любуется этой игрой.

— У вас есть особое мнение? — снова спросил он у Игоря.

— В общем-то у нас с Гореловым мнения совпадают, — с подчеркнутым безразличием ответил тот. — Только вот не стал бы я этих налетчиков домой отпускать. Хоть три дня да подержать бы их в кутузке.

— Зачем? — спросил Брянцев.

— Чтобы не консультировали друг друга. А то ведь уже сговорились: валят все на одного Северцева. Лидер-то не он.

Брянцев слушал с интересом.

— Кто же, по-вашему, лидер?

— Ушаков! — тут Игорь неожиданно смутился. — Но это так, мои субъективные ощущения.

— Вы тоже полагаете, что дело раскрыто?

— Полагаю, что да!

А следователь не унимался:

— Полагаете, что Полунина убили ребята?

— Безусловно! — с этаким кашельком-придыханием. — Пока только одно не совсем ясно: кто из них накидывал удавку. Ну да это дело времени: Северцев вернется — тоже что-нибудь расскажет.

— Что за человек был Полунин?

— В каком смысле? — Обыкновенный алкаш.

— Между прочим, композитор Мусоргский тоже страдал от запоев. И Есенин.

— Ну, этот-то простой работяга.

— Вас его личность не интересует?

— Если честно, то нет. Я тоже не понимаю, отчего ему такая честь: аж областная прокуратура подключилась.

Брянцев ничего на это не ответил. Помолчали. Брянцев катал в ладонях карандаш. Игорь, глядя на него, тихо злился.

— Выходит, дело-то и впрямь рядовое? — снова спросил Брянцев.

— Только не для меня, — сказал Игорь.

— Это почему же так?

— Потому что это первое мое дело! — сказал Игорь. — Только и всего.

Тут в кабинет вернулся Горелов и сообщил, что ему приказано выехать с дежурной бригадой на Веер, где полчаса тому назад в подвале одного из жилых домов обнаружен труп шестнадцатилетней девушки с признаками насильственной смерти.

— Машины пока нет, — Горелов присел за свой стол и сложил стопкой разбросанные бумаги. — Вам дело Полунина оставить?

— Да, пожалуйста, — Брянцев глазами указал на фотографию под стеклом: — Серчает, когда долго задерживаетесь по службе?

— По-разному, — ответил Горелов. — Если в кабинете вечером засиживаюсь, то ничего: позвонит и успокоится.

В коридоре возник топот, распахнулась дверь кабинета, и Горелова позвали.

В школе, где до этого лета учились все четверо «ковбоев», Брянцев удачно застал их классную руководительницу и узнал, что все четверо с трудом тянули на тройки, что Ушаков отвечал в классе за спортивную работу, что он любит находиться в центре внимания и верховодить, при этом трусоват и двуличен. Что Северцев находится под сильным его влиянием, склонен затевать драки со сверстниками, а со взрослыми и девочками бывает груб и дерзок. Что Ваня Паклин болезненно самолюбив и тоже находится под влиянием Ушакова. Что мать Худобина два раза лечилась от запоев.

Затем Брянцев прошел во двор школы, на место происшествия, вымерил ногами расстояние от мастерских до ближайшей яблони и от мастерских до уличного тротуара. Посидел на буме, поразмышлял.

Затем он прошел к дому, в котором жили Ушаковы, поговорил с их верхними и нижними соседями и выяснил, что музыка из квартиры Ушаковых в ночь на двенадцатое августа грянула не позднее двух часов.

В ходе обыска на квартирах у «ковбоев», помимо одежды и обуви, которые были на них в ночь убийства Полунина, в комнате Евгения Ушакова был обнаружен и изъят принадлежавший ему предмет, напоминающий указку, длиной 65,4 см и диаметром до 1,5 см, изготовленный из синтетического материала. Поверхность твердая, рубчатая.

А в столе у Северцева обнаружены и изъяты пять связок ключей от дверных замков, по пять штук в каждой, и одна связка с шестью ключами.