Продажная шкура

Глава 11

Эдуарду удалось выклянчить для нас внедорожник. Он был черным и выглядел внушительно. Я знала, что цвет ему выбирать не пришлось, но он попал в самую точку. Я одобрительно кивнула, поскольку прокатиться по пустыне и не сбиться с дороги ему было под силу.

— Когда ты успел раздобыть машину? — спросила я.

— Я был первым, кого они допросили. Я знал, что допрос остальных трёх маршалов займёт их ненадолго. Так что время у меня было.

Я остановилась на полпути.

— Ты сказал, троих маршалов?

Он обернулся и кивнул мне.

— Я так и сказал.

Он почти улыбнулся, что означало, он от меня что-то скрывает. Эдуард любил нагнать тумана. То, что я была знакома с его семьей и знала большую часть его истинной жизни, не отменяло этой привычки. Просто ему сложнее теперь меня хоть чем-то удивить.

— Кто же четвертый? — спросила я.

Он поднял руку. Это был жест, который я уже видела в его исполнении среди тех, кто знал военные условные сигналы. Он означал «смотри вперед».

В торце розовато-бежевого здания стояла группа полицейских. Я заметила их тем самым особым взглядом, который вырабатывается в нашем деле: люди, пальмы, жара, солнце. Олаф возник там совершенно неожиданно. Он был на полголовы выше всех остальных. Может он наклонялся? Но было и еще кое-что; на нем была черная футболка и черные джинсы, заправленные в черные ботинки. Еще у него был черный кожаный пиджак, переброшенный через его мускулистую руку. Он был еще более смуглым, чем в последний раз, когда я его видела, будто он бывал чаще на солнце, но Олаф в этом плане был, как я, не загорающим. Если у вас в роду были арийцы, загорать становится сложновато.

Его голова была по-прежнему гладко выбрита, так что черные брови выделялись на лице ярким контрастом. На подбородке был намек на щетину, какой бывает у мужчин, которые вынуждены бриться дважды в день, чтобы выглядеть действительно гладковыбритыми. Это заставило меня задаться вопросом, выбрил ли он голову или же просто был лысым. Эта мысль меня раньше не посещала.

Прическа, одежда, рост; все это выделяло его среди полицейских, как волка среди овец или гота среди военных. Но я могла совершенно упустить его из виду в толпе.

Эдуард тоже так мог. Та же чертовщина, когда «смотришь перед собой и не видишь». Я наблюдала, как Олаф идет к нам, и не могла не признать, что для такого крупного мужчины он двигался изящно, но изящество это было в мышцах и кроящейся угрозе.

Ощущение угрозы усиливали наплечная кобура с П2000 от Хеклер и Кох и дополнительные магазины к нему со второй стороны ремня. В последний раз его запасной пистолет был спрятан на спине; позже проверю. Был еще нож, закрепленный сбоку на бедре, длиной больше моего предплечья. Большая часть охотников на вампиров вооружены ножами.

Он шел ко мне сплошь тьма и угроза и улыбался. Улыбка не была дружеской. Это была улыбка любовника. Нет, даже больше. Так улыбается мужчина женщине, если у него был с ней секс, хороший секс, и он надеется его повторить. Олаф эту улыбку не заработал.

— Анита, — заговорил он, и снова было слишком много эмоций в том, как он произнес мое имя.

Мне пришлось выдержать паузу и назвать его подставным именем.

— Отто.

Он продолжал приближаться, пока не стал возвышаться и над Эдуардом, и надо мной. Конечно, в Олафе было намного больше, чем шесть футов, отметка в семь была его следующей ступенькой, так что он был бы выше любого.

Он протянул мне руку. В те два раза, когда я его встречала, предлагал ли он мне обменяться рукопожатием? Мне пришлось задуматься, но нет, он не пожимал рук женщинам вообще. Но вот он протягивает мне руку, все с той же знакомой улыбкой, чуть осыпающейся у краев, но все такой же.

Эта улыбка отбила у меня желание прикоснуться к нему. Но патологическая ненависть Олафа к женщинам делала это предложение рукопожатия чем-то грандиозным. Это значило, что он считает меня достойной подобного жеста. Кроме того, нам придётся работать вместе на глазах у полиции. Я не хотела начинать охоту бок о бок с разъярённым на меня Олафом.

Я приняла его руку.

Он обернул свою огромную ладонь вокруг моей, потом прикрыл ее поверх второй. Некоторые мужчины так делают, я никогда не могла понять, зачем, но не в этот раз.

Я потянула руку, чтобы отстраниться. Совершенно бессознательно. Он сжал мою ладонь, сообщая мне, что я в его власти или, что мне придется побороться, чтобы уйти. Одно мгновение, но этого было достаточно, чтобы напомнить мне о том, что произошло в нашу прошлую встречу.

В последний раз, когда мы охотились, Олаф и я вырезали сердца вампиров. Те вампиры были могущественными и старыми, так что нельзя просто проткнуть сердце колом. Необходимо вынуть сердце из грудной клетки и сжечь его позже.

Я запуталась во внутренних органах, когда доставала сердце. Он предложил помочь, я согласилась. Я забыла, кто он такой.

Он засунул руку в дыру, которую сделала я, так что его рука скользнула внутрь рядом с моей в грудной клетке. Только когда его ладонь обвилась вокруг моей, сжимая обе наши руки вокруг еще теплого сердца, я посмотрела на него. Мы оба склонились над телом, наши лица были в дюйме друг от друга, наши руки были глубоко в теле мужчины. Он смотрел на меня вдоль тела, на наши руки с окровавленным сердцем. Он смотрел на меня так, будто у нас ужин при свечах, а я в изысканном нижнем белье.

Он держал свободную руку на моей руке, заставляя вынимать сердце из грудной клетки мучительно медленно. Он растянул этот процесс, наблюдая за моим лицом, пока мы делали это. На последних нескольких дюймах он смотрел вниз, на рану, а не на мое лицо. Он наблюдал, как наши руки поднимаются из отверстия под грудиной. Он держал свою руку на моей руке и направлял её вверх, так, что мгновение мы держали сердце вдвоём, а он мог смотреть на меня поверх истекающего кровью мускула.

Он тогда украл мой поцелуй, наш первый поцелуй, и в моих силах было сделать этот поцелуй последним.

— Отпусти меня, — сказала я, мягко, акцентируя каждое слово.

Его губы разошлись, и он томно выдохнул. Это было хуже улыбки. Я поняла в этот момент, что стала его трофеем с того убийства. Трофей серийного убийцы — нечто, что они берут у жертвы или просто с места преступления, чтобы потом, когда они увидят это, или коснутся этого, или услышат это, почувствуют запах, или вкус, испытать что-то, что вернуло бы их в воспоминание о той резне.

Я приложила все силы на то, чтобы не показать страха, но, видимо, у меня не получилось. Эдуард практически встал между нами, говоря:

— Ты ее слышал.

Он повернул свой взгляд за стеклами темных очков на Эдуарда. В последний раз, когда мы были все вместе, Эдуард сделал все, чтобы защитить меня, но теперь защита меня от Олафа была не просто вопросом пистолетов и угроз. В тот раз Эдуард взял мою руку, будто я была маленькой девочкой, которую нужно водить за ручку. Тогда Эдуард ко мне впервые прикоснулся, как к девушке, потому что я никогда не была для него просто девушкой. Он вложил в голову Олафа идею о том, что он, Эдуард, рассматривает меня, как девушку, вероятно, даже свою девушку. Может, как девушку, которую он хочет защищать. Я не позволила бы никому подвергать себя опасности подобной ложью, но если кто и мог справиться с Олафом, так это Эдуард. Кроме того, он с Эдуардом подружился раньше, чем познакомился со мной, так что это промах Эдуарда, что Олаф воспылал страстью ко мне.

Сейчас Эдуард повторил этот жест снова. Он положил руку мне на плечи. Это было первое. Это не помогало моей репутации среди полицейских, но они меня сейчас мало волновали. Все, что меня в данный момент интересовало, это мужчина, державший мои руки в своих. Это был настолько невинный жест, но эффект, который он на него производил, да и на меня тоже, не был невинным настолько, что вам и представить сложно.

Эдуард положил руку мне на плечи, не совсем объятие, скорее, обозначение своей территории. Что-то подобное делают школьники-спортсмены со своими подружками-болельщицами. Опять таки невинный жест, но это был знак обладания. Это мое, не твое.

Я не была собственностью Эдуарда, но в тот момент я, возможно, согласилась бы стать чьей угодно, лишь бы Олаф меня не получил. Я старалась не поднимать в памяти детали нашего общего последнего убийства, от одной мысли о которых моя кожа начинала покрываться мурашками, даже несмотря на стоявшую в Лас-Вегасе жару.

Олаф выдал Эдуарду полноценный пристальный взгляд из-за стекол очков, и медленно отпустил меня. Он отступил от нас.

Эдуард держал руку на моих плечах и при этом всматривался в крупного мужчину. Я просто стояла там и пыталась подавить дрожь, но под конец сдалась. В жаре, настолько раскаленной, что было тяжело дышать, я дрожала.

От этого Олаф вновь улыбнулся, и на мгновение у меня отчётливо мелькнула мысль, что когда-нибудь я его убью. Возможно, не сегодня или даже не в этой операции, но, в конце концов, он переступит черту, и я его убью. Мысль помогла мне успокоиться. Помогла мне почувствовать себя немного лучше. Она помогла мне улыбнуться в ответ, но улыбка была не равноценной. Его улыбка была чертовски сексуальной; моя была из тех самых неприятных, которая пугала плохих парней по всей стране.

Олаф нахмурился, глядя на меня. Это заставило улыбнуться меня еще шире.

Эдуард сжал мои плечи в неполном объятии, потом отстранился.

Я поймала взгляды нескольких полицейских, что стояли у здания. Они наблюдали этот спектакль. Я сомневалась, что они поняли, что именно увидели. Но они видели достаточно, чтобы понять, что между мной, Олафом и Эдуардом возникла некоторая напряженность. Они сделали точно такой же вывод, что и Олаф, что мы с Эдуардом пара, и это была расстановка границ собственности.

Они уже были убеждены в том, что я трахаю всех, так почему же по моему самолюбию так больно ударило лишнее подтверждение этих слухов?

Я смотрела на копов, наблюдавших за нами, и нашла двоих, которые не смотрели в нашу сторону. Как только я увидела их, я поняла, кто четвертый маршал.

Бернардо Конь-в-Яблоках стоял рядом с помощницей шерифа. Ее волосы длинной до плеч были собраны в «конский» хвост. Небольшое треугольное лицо было обращено на него, все в улыбках и смешках. Даже форма не могла скрыть, что девушка миниатюрна и соблазнительна.

Бернардо был высоким, смуглым и красивым, даже по стандартам, к которым привыкла я. Его волосы были почти черными, чернее моих, того самого оттенка, который на солнце дает синий отблеск. Он собрал их в косу, конец которой доходил ему почти до талии. Он сказал что-то девушке, что вызвало у нее смех, и направился к нам.

Он был все таким же широкоплечим с тонкой талией и поражал своей прекрасной формой. Все указывало на это. Он к тому же был индейцем с точеными скулами, которые можно получить только от природы. Это был симпатичный кадр, и девушка наблюдала, как он уходит от нее. Взгляд на ее лице явно говорил о том, что если он позвонит ей позже, у них будет свидание. И Бернардо прекрасно об этом знал. Нехватка самоуверенности при общении с женщинами явно не была его проблемой.

Он улыбнулся, когда подошел к нам, надвинув на глаза темные очки по дороге, чтобы выглядеть неотразимым манекенщиком, когда он подошёл к нам.

— То, что вы тут вытворили, было прекрасным спектаклем, — сказал он. — Они теперь абсолютно убеждены, что наш большой парень назначил тебе свидание или собирался это сделать, но Тэд его опередил. Я приложил все усилия, чтобы убедить помощницу шерифа Лоренцо, что я не имею ни малейшего шанса заполучить твое внимание.

Я не могла не улыбнуться, качая головой.

— Рада слышать это.

На его лице появилось забавное выражение.

— Я понимаю. что ты сказала это всерьёз, но позволь заметить, что это удар по моему самолюбию.

— Я думаю, ты оправишься, а помощник шерифа будет счастлива облегчить твою боль.

Он обернулся назад и послал её улыбку мировой звезды. Она улыбнулась в ответ и выглядела взволнованной. Это была улыбка в несколько ярдов длиной.

— Это как встреча старых знакомых, — заметила я.

— Сколько уже прошло, почти три года? — переспросил Бернардо.

— Что-то вроде того, — кивнула я.

Олаф наблюдал за нами, ему это явно не нравилось.

— Ты понравился девчонке.

— Да, верно, — отозвался Бернардо. Его белая футболка ярко выделялась на фоне загара. Она была единственной деталью, нарушавшей, как я называю, шик наёмного убийцы: черные джинсы, черная футболка, ботинки, кожаный пиджак, оружие, темные очки. Его пиджак был переброшен через руку, как у Олафа, потому что было чертовски жарко, чтобы носить кожу. Я оставила свой такой же в Сент-Луисе.

Бернардо протянул мне руку, и я приняла ее, тогда он ее поднял и поцеловал. Он сделал это, потому что я в глаза сказала ему, что не нахожу его восхитительным, и это его задело. Я не должна была позволять ему так поступать, но за исключением приёма из арм-рестлинга не было достаточно изящного способа вывернуться из ситуации. Он не должен был так поступать на глазах у помощницы шерифа. Я не должна была ему позволять целовать мне руку на глазах у копов и Олафа.

Олаф смотрел не на меня, а на Эдуарда, будто ждал, что тот предпримет что-нибудь.

— Бернардо флиртует со всеми; это не личное, — только и проговорил Эдуард.

— Я не целовал ей руку, — запротестовал Олаф.

— Тебе одному точно известно, что ты сделал, — ответил Эдуард.

Бернардо посмотрел на Олафа, затем на меня; он слегка опустил свои темные очки, чтобы окинуть меня детским взглядом своих карих глаз.

— Ты хочешь мне что-то сказать о тебе и этом большом дяде?

— Понятия не имею, о чём ты, — отозвалась я.

— Он среагировал на меня, как парни, ревнующие своих девушек, когда я поблизости. Отто так никогда не делал раньше.

— И сейчас не делаю, — сказал Олаф.

— Достаточно, — вмешался Эдуард. — Наш эскорт готов к выходу, так что все в машину.

Он будто ощущал брезгливость, что для него было редкостью. В смысле, редкостью было то, что он позволял нам услышать столько эмоций в его голосе.

— Я сяду спереди рядом с водителем, — высказался Бернардо.

— Рядом с водителем сядет Анита, — возразил Эдуард, подходя к водительской дверце.

— Она тебе нравится больше, чем я, — заныл Бернардо.

— Угу, — отозвался Эдуард и скользнул за руль.

Я села на пассажирское место. Олаф сел за мной, в противоположном углу. Я посадила бы на это место Бернардо, но не могла решить, что будет раздражать меня сильнее: Олаф, разглядывающий меня с того, угла, где я могла его видеть, или Олаф, уставившийся мне в затылок.

Патрульная машина перед нами врубила проблесковые огни и сирену. Очевидно, мы прекращаем тратить время попусту. Я посмотрела вверх на солнце в небе, настолько голубом, будто вылинявшем, как застиранные джинсы. Все еще был день, до полной темноты оставалось часов пять. Второй автомобиль ехал за нами с мигалками и сиреной. Держу пари, я была не единственной, кто считал плохой идеей задерживать охотников на вампиров.