Глава 16

Я ждала, что Эдуард и Бернардо появятся вслед за телом, но это оказались не они. Я задумалась, позвонил ли Эдуард по поводу ордеров. Трое новоприбывших были уже облачены в халаты и готовы идти. Одного из них Мемфис представил Дэйлом, второго — Патрицией. Под маской Дэйла виднелись очки и короткие тёмные волосы. Видать, он предпочитал быть более чем осторожным. На Патриции же были просто защитные очки. Она была выше меня, и волосы у неё были заплетены в тугие тёмные косички. Не часто приходится видеть взрослых женщин с косичками. На вкус Олафа она была немного высоковата, но волосы были что надо. Я бы предпочла работать только с мужчинами, или, как минимум, с блондинкой. Но я не могла придумать, как бы об этом попросить так, чтобы не выдать того факта, что среди нас находился серийный убийца, и это вовсе не тот плохой парень, на которого мы охотимся. Разумеется, мне бы следовало перестать волноваться за других женщин, и просто заботиться о сохранности собственной задницы для разнообразия. Хотя нет, я знала, кем являлся Олаф, и если кто-нибудь пострадает от его рук, я бы чувствовала себя ответственной за это. Идиотизм, или простая истина?

Последний мужчина в комнате держал в руках, на которые были надеты перчатки, камеру.

— Это Роуз, — представил его Мемфис.

— Роуз? — переспросил Олаф.

— Это сокращение для кое-чего похуже, — только и ответил Роуз. Интересно, что могло быть хуже для парня, чем «Роуз». Но я не стала спрашивать; что-то в том, как он произнёс последнюю фразу не оставляло места для вопросов. Он просто подготовился снимать Дэйла и Патрицию, как только они приступили к раздеванию трупа. Доктор объяснил нам, что нам запрещено трогать тело, пока он не разрешит, поскольку мы могли испортить его улики. Ну и ладно, я никогда не рвалась трогать искалеченные трупы. А тело на каталке действительно было месивом.

Первым, что я увидела, была темнота. Тело было облачено в такую же тёмно-зелёную спецназовскую экипировку, что носили Гремс и его люди. Кровь впиталась в одежду, окрасив большую её часть в чёрное, так что тело казалось тёмным пятном на желтовато-коричневой пластиковой поверхности каталки. Лицо светлело размытым пятном там, где с него сняли шлем, но волосы были столь же темны, как и форма. Брови были густыми и тоже тёмными. Но ниже бровей лицо было изуродовано, исчезая в красном месиве, которое мои глаза отказывались воспринимать.

Я поняла, с чего Мемфис взял, что здесь замешан оборотень. Из того угла, в котором я находилась, я не могла сказать с уверенностью, но было похоже, что что-то откусило мужчине нижнюю часть лица.

Мемфис диктовал в маленький цифровой рекордер:

— Осмотр возобновлён в 2.30 пополудни. Маршалы Анита Блейк и Отто Джеффрис присутствуют.

Мемфис посмотрел на меня с того места, где стоял возле тела.

— Вы и дальше будете вести наблюдение из дальнего угла комнаты, маршалы?

— Нет, — ответила я и пошла вперёд. Я вздохнула глубоко под своей тонкой маской и подошла, чтобы встать рядом с доком и остальными.

Олаф встал позади меня, как пугающая, обернутая в пластик тень. Я знала, что он не был испуган видом тела, так что, по всей видимости, он собирался воспользоваться сложившейся ситуацией как поводом встать ко мне как можно ближе. Блин.

Вблизи повреждение лица были более очевидны. Видала я и похуже, но иногда дело не в «хуже». Иногда дело в «достаточно». Вскоре мне начнёт казаться, что с меня достаточно. Работай я в обычном полицейском управлении, меня бы перевели с расследования насильственных убийств на что-нибудь другое в течение двух-четырёх лет. А так прошло уже шесть лет, и ещё сколько пройдёт, и никто пока не предложил поменять работу. Не так уж и много маршалов было в сверхъестественном подразделении, чтобы разбрасываться ими, да к тому же меня и не учили быть обычным маршалом.

Я уставилась на тело, предусмотрительно думая о нём, как о «теле», а не «человеке». Каждый справляется по-своему, лично для меня важно думать о них, как о «телах», «предметах». Предмет на каталке больше не был человеком, и чтобы выполнять свои обязанности, мне необходимо продолжать в это верить. Одна из причин, по которым я перестала умерщвлять вампиров в моргах, была в том, что я больше не могла думать о них, как о предметах. Как только предмет становится человеком, его труднее убивать.

— Когда вы сняли пластиковый мешок с тела, вы замерли, потому что вам показалось, будто некие очень большие челюсти отгрызли ему нижнюю часть лица, — предположила я.

— Это именно то, что пришло мне в голову, — подтвердил Мемфис.

Бледные частички костей проглядывали сквозь месиво, нижняя челюсть отсутствовала, она была просто вырвана.

— Вы нашли нижнюю челюсть?

— Нам не удалось.

Олаф прислонился ко мне, облепляя своим более высоким телом моё так, что прижался ко мне по всей длине. Он прислонился, чтобы взглянуть на раны, но его тело было настолько близко к моему, насколько позволяли его защитный халат и моя одежда. Когда я надевала халат, я не подумала, что следует беспокоиться и о защите тыла. Конечно, второй халат на самом деле не был тем типом защиты, который мне требовался в отношении Олафа, на ум скорее шли пистолеты.

Мой пульс забился в горле, но беспокоил меня далеко не труп.

— Отвали, Отто, — процедила я сквозь сжатые зубы.

— Думаю, это могли быть инструменты, а не челюсти, — сказал он, придвигаясь ещё ближе, вжимаясь в меня. Неожиданно я почувствовала, как приятно ему было прижиматься ко мне.

По коже пробежала волна жара, и я не была уверена, стошнит меня, или я вырублюсь. Я с силой его оттолкнула и отошла от него и от тела прочь. Должно быть, я двигалась быстрее, чем думала, потому что Дэйл и Патриция отскочили с моего пути, и я оказалась у конца стола.

Олаф уставился на меня, и его глаза не были безразличными. Вспоминал ли он о прошлом разе, когда он вынудил меня помочь ему нашинковать вампиров, и он закончил ночь с окровавленными руками, мастурбируя у меня на глазах? Меня тогда стошнило.

— Грёбаный мудак, — выругалась я, но мой голос прозвучал вовсе не грубо. Он прозвучал слабо и испуганно. Дерьмо!

— Существуют инструменты, способные изувечить человеческое лицо, подобно этому, Анита, — деловито пояснил он, но лицо его при этом было отнюдь не деловым. Его губы изгибались в лёгкой улыбке, а глаза были наполнены тем типом жара, которому не место в помещении аутопсии.

Я хотела убежать из этой комнаты подальше от него, но я не могла позволить ему выиграть. Я не могла так сплоховать перед незнакомцами. Я не могла позволить большому говнюку наслаждаться триумфом. Ведь не могла же?

Я сделала несколько глубоких вдохов сквозь маленькую маску и вернула контроль над своим телом. Сконцентрируйся, дыши реже, снизь пульс, контролируй. Это был тот же способ, которому я научилась, чтобы удерживать зверей от превращения. Тебе приходится бороться с приливом адреналина, если ты сможешь успокоиться, или предотвратить это, тогда всё остальное тоже не произойдёт. Наконец я смерила его непроницаемым взглядом.

— Оставайся по ту сторону стола, Отто. Не вторгайся больше в моё личное пространство, или я привлеку тебя за сексуальные домогательства.

— Я не сделал ничего плохого, — возразил он.

Мемфис прочистил горло:

— Маршал Джеффрис, если вы не встречаетесь с этою девушкой, тогда, полагаю, вам следует сделать то, что она просит. Я видел, как мужчины делают нечто похожее, «обучают», — он жестом показал кавычки, — женщин бейсболу, гольфу, даже стрельбе, но я никогда не видел, чтобы кто-нибудь проделывал нечто подобное с аутопсией.

— Ты больной извращенец, — дружелюбно заметил Роуз.

Олаф обратил на него взгляд, напрочь стёрший улыбочку с его лица. Фактически Роуз побледенл под своей маской.

— Ты меня недостаточно близко знаешь, чтобы заявлять подобное.

— Эй, мужик, просто согласись с доком и маршалом Блейк.

— Что за инструмент способен нанести подобные повреждения? — спросил Мемфис, стремясь вернуть нас всех к делу.

— В мясной промышленности существуют рубящие инструменты. Одни для спиливания рогов крупного скота, другие для кастрации, а некоторые — для того, чтобы перебить шею одним движением.

— С чего бы кому-то таскать с собой подобную фигню? — спросила я.

— Понятия не имею, я просто говорю, что есть альтернатива ликантропам в данных повреждениях, — пожал плечами Олаф.

— Мнение учтено, — сказал Мемфис. Он посмотрел на меня, и его взгляд потеплел, — Маршал Блейк, вы готовы осмотреть тело целиком, или вам нужна ещё минута?

— Если он останется стоять по ту сторону стола, я справлюсь.

— Принято, — сказал Мемфис, награждая Олафа менее дружелюбным взглядом.

Я обогнула стол, вставая так, чтобы он находился между нами и Олафом. Это было лучшее, что можно было сделать, находясь в комнате. Но когда мы закончим с осмотром этого тела, я разыщу Эдуарда и мы будем профессиональной танцевальной парой с ним. Я не могу работать с Олафом в морге. Он рассматривал всё происходящее как прелюдию, с чем я категорически была не согласна. Нет, не «не согласна», а «не могу».

Бернардо бы флиртовал, но никогда — возле трупов. Он не находил недавно убитые тела сексуальными, что было чертовски свежо после работы бок о бок с парнишей-серийным-убийцей, плевать, насколько неистовым был флирт.

Доктор начал расстёгивать бронежилет, затем остановился.

— Сделай пару кадров крупным планом, Роуз, — доктор руками в перчатках указал на отметины на жилете. Олаф уже наклонился над телом, поэтому для того, чтобы рассмотреть, что так изумило доктора, мне пришлось склониться над ним тоже. Блин. Беспокоил ли меня Олаф настолько, что я не могла выполнять свою работу?

Наконец я наклонилась достаточно близко, чтобы разглядеть прорези на жилете. Их могли оставтиь лезвие или очень большие когти. Сквозь одежду было трудно определить. Обнажённая кожа расскажет гораздо больше.

Аутопсия жертв убийств всегда очень интимное занятие. Это не просто вскрытие тела — это раздевание. Вам нельзя разрезать или портить одежду, чтобы не испортить улики, поэтому приходится приподнимать тело, поддерживать его, раздевая, как какую-то огромную куклу или спящего ребёнка. Окоченение в конце концов проходит. Окоченевшее тело раздевают, как статую, хоть оно и не ощущается, как одна из тех статуй, которые вам когда-либо приходилось трогать.

Никогда не завидовала персоналу морга в их работе.

Дэйл и Патриция подошли, чтобы приподнять тело и снять жилет. Мне никогда не нравилось присутствовать при этой процедуре. Я понятия не имела, почему вид того, как раздевают труп, так меня беспокоит, но это было так. Возможно это из-за того, что эту часть процедуры я обычно не вижу. Как по мне, так мертвецы либо полностью одеты, либо полностью обнажены. Наблюдать за тем, как они переходят из одной стадии в другую, казалось вторжением в их частную жизнь. Это глупо звучит? Бездушная оболочка на столе уже вряд ли заботилась об этом. Ему уже было далеко до смущения, в отличие от меня. Это живые могут облажаться с мёртвыми, мёртвым уже всё равно.

Олаф вновь оказался позади меня, но не настолько близко, чтобы я могла взбеситься… пока.

— Почему тебе так неприятно видеть, как его раздевают?

Я ссутулила плечи, скрестив руки в перчатках на груди поверх зелёного халата.

— С чего ты взял, что мне не по себе?

— Я же вижу, — ответил он.

Он мог видеть только часть моего лица, а моё тело было скрыто под защитным халатом. Я знала, что контролировала свою позу и жесты, так как же он просёк? Наконец я посмотрела на него и позволила ему увидеть в моих глазах, что меня посетила пугающая мысль.

— Что я опять не так сделал? — спросил он, и это был почти тот же тон, который используют все мужчины…нет, не мужчины — парни, у которых на тебя виды. Чёрт.

— Он снова вас донимает, маршал Блейк? — спросил Мемфис, вставая рядом с нами.

Я покачала головой.

— Вы отрицаете это, но вы снова побледнели, — заметил Мемфис, награждая Олафа очень недружелюбным взглядом.

— Меня просто беспокоит одна мысль, только и всего. Всё в порядке, док, просто скажите мне, когда нам можно будет вернуться к осмотру тела.

Он перевёл взгляд с Олафа на меня, но наконец отошёл к остальным. Те почти успели раздеть труп до пояса. Даже отсюда я видела, что его грудь вскрыта когтями, а не ножами.

— Я вновь тебя огорчил, Анита.

— Проехали, Отто, — ответила я.

— Что я сделал не так? — спросил он, и вновь вопрос прозвучал как притязания бойфренда.

— Ничего, ты не сделал ничего пугающего или омерзительного. Ты просто на мгновение начал вести себя, как парень.

— Я и есть парень, — ответил он.

Мне хотелось сказать: «Но ты не парень. Ты серийный убийца, находящий трупы возбуждающими. Ты чертовски близок к плохому парню, и я более чем уверена, что в один прекрасный день ты вынудишь меня убить тебя, чтобы спасти свою жизнь. Ты мужчина, но ты никогда не будешь в моих глазах парнем». Но ничего из этого я не могла произнести вслух.

Он смотрел на меня своими скрытными глазами, если не считать того слабого отблеска в них. Ну, вы знаете. Тот взгляд, которым награждает вас парень, когда вы ему нравитесь и он изо всех сил пытается уловить, как вам угодить, но у него не выходит. Этот взгляд словно говорит «Что мне сделать? Как мне одержать победу?».

Так что это была за мысль, которая так меня напугала? Олаф был искренен. Каким-то пугающим ненормальным образом я ему нравилась. Как парню. Не только из-за секса или убийств, но возможно, просто допустим, ему и вправду хотелось встречаться со мной, как один человек встречается с другим. Похоже, он понятия не имел, как обращаться с женщиной так, чтобы это не было пугающе, но он пытался. Иисус, Мария и Иосиф, он пытался.


Загрузка...