Проклятие памяти

Глава 11

Субботним утром, около девяти, по шоссе Бейшор-фривэй мчался бежевый «вольво», за рулем которого сидел Боб Кэри. Машина принадлежала его отцу. На заднем сиденье, рядом с Лайзой, сидел Алекс, внимательно прислушиваясь к болтовне трех друзей и одновременно разглядывая расстилавшуюся за окном местность. Знакомой она ему не казалась, но он старался удержать в памяти названия на всех указателях, проносившихся мимо, — Редвуд-Сити, Сан-Карлос, Сан-Матео; вскоре вдали показался океан. Алекс был уверен, что, когда они поедут обратно, он вспомнит все названия.

Через несколько миль Боб свернул с шоссе.

— Ты куда это? — всполошилась Кэйт. — Шоссе же ведет прямо во Фриско!

— В пригород, к ближайшей станции метро, — объяснил Боб, не поворачиваясь.

— Кому нужно это твое метро? — Кэйт презрительно скривила губы.

— Мне, например, — пожал плечами Боб. — Я вообще люблю ездить на метро, к тому же уродовать отцовскую тачку в таком адовом пекле, как Фриско, не собираюсь. Потому как тебе придется выдумывать, что сказать нашим предкам, если телега из полиции за разбитый бампер придет из Фриско, в то время как мы собирались вроде в Санта-Крус. Лучше не рисковать.

Кэйт, похоже, не собиралась сдаваться, но Лайза жестом остановила ее.

— Боб прав, — заметила она. — Мне пришлось час уговаривать родителей, чтобы они позволили мне не брать с собой Ким. Так что если нас поймают — влетит здорово. К тому же подземка во Фриско — это класс!

Сорок минут спустя они уже выходили из метро на поверхность. Оглядевшись, Алекс сразу узнал район. Вчера в книжном магазине в Ла-Паломе он купил путеводитель по Сан-Франциско и всю ночь изучал его. Город, окружавший его, выглядел в точности как на картинке в путеводителе.

— Поехали на трамвае до Рыбацкой Пристани, — предложил он.

Глаза Лайзы изумленно расширились.

— А откуда ты знаешь, что туда ходит трамвай?

В первый момент Алекс не нашелся, что ответить, затем, сообразив, указал на вынырнувший из-за поворота трамвай, на табличке над кабиной водителя значилось: «Рыбацкая Пристань».

Обойдя район Пристани, они отправились в центр города, до Норт-Бич, оттуда — пешком до Китайского квартала. Вокруг было много народа. Внезапно Алекс резко остановился. Лайза обернулась к нему, но он, казалось, ее не видел. Его глаза ощупывали лица прохожих, словно он силился отыскать знакомого.

— Алекс, что случилось? — спросила Лайза. Целое утро все было хорошо, и вот… Правда, Алекс опять задавал вопросы, но гораздо меньше, чем всегда, и — странно — он как будто точно знал, где они находятся, и даже показывал им дорогу. Однажды, когда они чуть было не заблудились, Алекс вывел их, и когда Лайза пристала к нему, откуда он знает дорогу, признался, что запомнил все указатели на домах, пока они ехали на трамвае до Пристани.

Сейчас же он, казалось, находился в полной растерянности.

— Алекс, что случилось? — повторила Лайза.

— Эти люди, — тихо произнес Алекс. — Кто они? Они совсем на нас не похожи.

— О, Господи, — простонал Боб.

— Это китайцы, — принялась объяснять Лайза, старясь, чтобы ее голос звучал ровней. — И не пялься так на них, Алекс. Это неприлично, в конце концов.

— Китайцы, — повторил Алекс. Повернувшись, он снова пошел за друзьями, но взгляд его не отрывался от лиц прохожих, сновавших вокруг него. И вдруг произнес: — Китайцы строили железную дорогу. — Затем быстрее: — Железнодорожные магнаты, Коллинз П. Хантингдон и Лейланд Стэнфорд, ввозили их в страну тысячами. Сейчас китайская община Сан-Франциско — одна из самых больших в мире.

Лайза удивленно уставилась на Алекса, затем догадалась.

— Путеводитель, — кивнула она. — Ты читал путеводитель, верно?

Алекс кивнул.

— Мне не хотелось весь день мучить вас вопросами, — объяснил он. — Я знаю, вам это не очень нравится. Вот я и прочитал.

Глаза Боба подозрительно сощурились.

— Прочитал? То есть ты хочешь сказать — ты прочел всю книжку от корки до корки только потому, что мы собирались ехать сюда?

Алекс снова кивнул.

— Но как можно запомнить все, что там написано? И… кому это нужно? Бога ради, Алекс, мы же приехали просто пошататься по городу…

— А по-моему, это здорово. — Кэйт повернулась к Алексу. — А ты действительно запомнил все улицы, пока мы ехали на трамвае?

— В общем, нет, — признался Алекс. — У меня была карта. Вот ее я выучил.

— Бред какой-то! — не унимался Боб. — Ну, тогда где находится испанская миссия?

Алекс раздумывал всего пару секунд.

— На углу Шестнадцатой и авеню Долорес. В том квартале еще есть парк.

— Ну что? — Кэйт повернулась к Бобу. — Правильно?

— Не знаю, — признался Боб, его лицо медленно заливала краска. — Да какая разница, в самом деле, где она?

— Кому как, — пожала плечами Лайза. — А как туда доехать?

— Вниз, к Маркет-сквер, потом вверх по авеню Долорес, потом налево.

— Тогда поехали!

Небольшое белое здание миссии, к которому примыкало маленькое кладбище, оказалось именно там, где утверждал Алекс. Вид у здания был странный — казалось, оно съежилось, понимая, что давно уже не представляет из себя ничего, кроме ветхой реликвии некогда славного, но далекого прошлого испанского поселения. У миссии отобрали даже ее название — Сан-Франсиско де Асис, и многие поколения называли ее просто миссией Долорес — для краткости. «Долорес» означает по-испански «скорбный»; и это имя как нельзя более подходило маленькому печальному зданию.

— Войдем внутрь? — спросила Лайза.

— Чего мы там не видели? — заныл Боб. — У нас в городке точно такая же! Нас таскают туда с классом почти каждый год!

— А Алекс? — возразила Лайза. — Он наверняка не помнит нашу миссию. А эту и ты не видел. Так что вперед!

Ведомые Лайзой, они вошли под своды маленькой церкви, вышли через противоположные двери в сад, и неожиданно огромный город за высокой каменной стеной сада словно исчез — здесь, в тени огромных платанов, ничто о нем не напоминало.

Сад, ухоженный, прибранный — два прошедших века словно не коснулись его, — еще сохранял буйные краски лета, хотя опавшие листья уже вымостили дорожки всеми оттенками золота. В дальнем углу сада виднелись поросшие мхом камни старого кладбища.

— Туда, — вдруг тихо произнес Алекс. — Пойдемте туда.

Что-то в его голосе обеспокоило Лайзу — повернувшись, она взглянула Алексу прямо в глаза. И вздрогнула — в первый раз за многие месяцы глаза его были живыми.

— В чем дело, Алекс? — спросила она так же тихо. — Ты вспомнил что-нибудь, да?

— Не знаю, — прошептал Алекс. Он медленно шел по тропинке, ведущей к кладбищу, не сводя глаз с его замшелых камней.

— Кладбище? — догадалась Лайза. — Ты его вспомнил?

Алекс словно не расслышал ее вопрос. В его мозгу вспыхивали и тут же пропадали странные образы. Он не мог различить их, но знал, что все они как-то связаны с этим местом. Он чувствовал, как его постепенно начинает бить дрожь, и пошел чуть быстрее.

— Что с ним? — встревоженно спросила Кэйт. — Вид у него кошмарный.

— По-моему, он что-то вспомнил, — ответила Лайза.

— Лучше нам пойти с ним, — подал голос Боб, но Лайза отрицательно покачала головой.

— Пойду я одна. А вы подождите нас тут, о'кей?

Кэйт молча кивнула. Лайза, увидя, что Алекс уже вошел в ограду старого кладбища, побежала за ним.

Как только он оказался за оградой, образы замедлили свою сумасшедшую пляску, стали отчетливыми. Сердце громко стучало, он тяжело дышал, будто пробежал много миль, вновь и вновь он обшаривал взглядом старое кладбище, пока глаза его не остановились на полуразрушенном памятнике у самой стены сада.

Образы приблизились. Это были люди.

Женщины, одетые в черное, лица — в обрамлении белых чепцов, на ногах — кожаные сандалии.

Монахини.

Их несколько, они собрались в круг, в центре которого стоял юноша.

Этот юноша — он.

Но выглядит он как-то по-другому — темнее волосы и кожа оливкового цвета.

Он плачет.

Ведомый какой-то непонятной силой, Алекс все ближе подходил к камню, с которым, несомненно, связаны эти видения, образы в его мозгу словно шли вместе с ним. Через минуту он уже стоял у могилы, вглядываясь в едва заметные буквы на граните, заросшем зеленым мхом:

Фернандо Мелендес-и-Руис

1802–1850

Слово вспыхнуло в его памяти, будто молния, и он машинально повторил его вслух:

— Tio!

Вспышка острой боли пронзила на мгновение мозг.

И тут в ушах зазвучали голоса — это говорили монахини, хотя образы их куда-то исчезли, он больше не видел их:

«El esta muerte, esta muerte» — «Он мертв».

А потом вдруг возник другой голос — мужской, он говорил тихо, почти шептал, но этот шепот раздавался, подобно грому, в самой глубине памяти:

«Venganza… venganza!»

Он стоял не шевелясь, слезы текли по его щекам, сердце билось в бешеном ритме, а голос все продолжал что-то шептать ему по-испански, но лишь одно слово осталось в его мозгу:

«Venganza!»

Из горла Алекса вырвался долгий стон. Время словно остановилось, боль, сверлившая мозг, становилась невыносимой, он ничего подобного раньше не чувствовал… нет, боль разрывает не мозг, она рвет на части его сердце, его душу…

Внезапно она прошла; он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав, затем во взбудораженное сознание проник знакомый голос:

— Алекс? Алекс, что произошло? Что с тобой?

Молча указав на могилу, Алекс захлебнулся рыданием. Лайза несколько секунд потрясенно смотрела на него, затем что-то начало оживать в ее памяти. Ну да, об этом же говорила ей мать Алекса еще за месяц до того, как его выписали из больницы, хорошо, что она сейчас это вспомнила…

— Он в любой момент может начать плакать или смеяться, — сказала ей тогда миссис Лонсдейл. — Торрес сказал, что это совершенно не связано с чем-либо смешным или грустным. Просто некоторые связи в его мозгу до сих пор нарушены, и это может вызвать неадекватные реакции… на что-либо.

И сейчас, Лайза была уверена, происходило именно это. Этот древний памятник чем-то испугал его.

Но чем?

Он что-то вспомнил — в этом она тоже была уверена. И сейчас стоит, уставясь на эту могилу, в слезах, даже вздрагивает. Когда она попыталась увести его, из дверей церкви вышел мужчина в одежде священника и вопросительно посмотрел на Алекса и Лайзу.

— Случилось что-нибудь?

— Нет, нет, — быстро ответила Лайза, — все в порядке. Просто… — она заколебалась, не зная, как объяснить постороннему человеку происходящее. — Идем, Алекс, — шепнула она. — Пошли, надо убираться отсюда.

Почти волоча за собой Алекса, она направилась к выходу с кладбища. Как только они оказались за оградой, Лайза обняла Алекса и крепко прижала к себе.

— Все в порядке, Алекс, — шепнула она успокаивающе. — Это же просто старая могила. Совсем не нужно плакать из-за этого.

Всхлипывания Алекса начали затихать, он попытался вслушаться в то, что ему говорила Лайза.

Просто могила. Нет, для него она такой не была. Во-первых, он узнал ее, как узнал и это старое кладбище. И то, что сейчас с ним случилось, тоже уже было с ним — когда-то давно…

Память стала на удивление ясной. Да, он уже был на этом кладбище, смотрел на этот надгробный камень и слушал, как монахини уверяли его в том, что его дядя мертв.

Его дядя.

Но насколько Алекс знал, никакого дяди у него не было.

И уж вряд ли он вспомнил бы родственника, умершего в 1850 году.

Однако воспоминания были такими же ясными, как, например, о вчерашних уроках в школе.

Глубоко вдохнув, он всхлипнул еще раз и почувствовал некоторое облегчение. Лайза вынула из сумочки платок и протянула ему. Он высморкался.

— Так что все-таки случилось?

Алекс пожал плечами, ощущая, как мозг постепенно успокаивается. Рассказать ей все, что он чувствовал, — это бессмысленно, она подумает, что он сумасшедший. Но что-то все же надо сказать…

— Не пойму сам, — ответил он наконец. — Я… я вспомнил что-то, но не могу понять что. Как будто я уже был здесь когда-то и тогда случилось что-то ужасное. Но что именно — я тоже не помню.

Лайза нахмурилась.

— Так ты здесь раньше уже бывал? Может быть, тогда действительно что-то случилось?

Но прежде чем Алекс успел ответить, к ним подбежали запыхавшиеся Боб и Кэйт, на лицах их застыло выражение беспокойства, смешанного с досадой.

— Ну что тут у вас? — воскликнула Кэйт. — С тобой все в порядке, Алекс?

Алекс кивнул.

— Я просто вспомнил что-то, и вдруг… разревелся из-за этого. Доктор Торрес говорил мне, что такое может случиться, но я, по правде, не очень верил ему.

Лайза внимательно посмотрела на него, но промолчала. Если Алекс не хочет говорить им, что произошло, она тоже не скажет ни слова.

— Может, это даже хорошо, — Алекс заставил себя улыбнуться. — Может, это признак того, что я выздоравливаю.

— А своим родителям ты не хочешь об этом рассказать? — спросил Кэйт.

— Ну уж нет! — встрял в разговор Боб. — Если он расскажет, то они узнают обо всем и тогда нам всем несдобровать, это уж точно.

— Но если это важно? — тихо спросила Лайза. — Это… это может означать очень многое.

— А почему ему не сказать им, что это случилось на пляже в Санта-Крус? — пожал Боб плечами. — Да и вообще — что вы подняли такую шумиху вокруг того, что он вдруг разревелся на кладбище? Он же сам говорил — такое может случиться.

— Ничего мы и не подняли, — огрызнулась Лайза. — Я только сказала, что это может кое-что значить, а если так, то все наши страхи насчет того, что влетит — фигня. Я думаю, Алексу нужно рассказать родителям про все, что случилось, в точности.

— Тогда давайте решим это дело голосованием, — предложил Боб. — Я — за то, чтобы не говорить. — Он вопросительно посмотрел на Кэйт, в чьих глазах явственно отражались происходившие в ее душе колебания. В конце концов она отвела взгляд.

— Лайза права, Боб. Алексу нужно рассказать обо всем родителям. И, по-моему, нам лучше поехать домой.

— Нет, — вдруг сказал Алекс, и все трое разом повернулись к нему. — Я лучше позвоню и расскажу об этом доктору Торресу. Может быть, он захочет, чтобы я остался здесь.

— Остался здесь? — удивленно повторила Лайза. — Зачем?

— Может быть, случится еще что-нибудь вроде этого.

Боб Кэри недоверчиво уставился на него.

— У тебя что, с головой совсем не в порядке? Думаешь, я буду тут торчать целый день и ждать, когда тебя прорвет снова?

— Боб Кэри, это просто хамство! — взорвалась Лайза. — Ты в состоянии подумать о ком-нибудь, кроме себя? Отваливай, и дело с концом! Домой как-нибудь без тебя доберемся. Пошли! — схватив Алекса за руку, Лайза быстро зашагала к церкви. Поколебавшись, Кэйт последовала за ней.

— Кэйт! — позвал Боб.

Девушка стремительно обернулась.

— Ты действительно можешь подумать о ком-нибудь, кроме себя самого? Хоть раз? — спросила она и, отвернувшись, побежала за Алексом и Лайзой.

Телефонную будку они нашли примерно в квартале от миссии, и прежде чем позвонить, Алекс изучил инструкцию на стене. Со второго раза ему удалось попасть в Институт мозга, и пока Кэйт и Лайза ждали его снаружи, на тротуаре, Алекс подробно описывал Торресу все происшедшее. Когда он закончил, Торрес молчал несколько секунд, потом спросил:

— Алекс, а ты уверен, что вспомнил именно это самое кладбище?

— Да, я так думаю, — ответил Алекс. — Может быть, мне стоит вернуться туда? Может быть, я еще что-нибудь смогу вспомнить?

— Нет, — быстро ответил Торрес. — Одного раза на сегодня вполне достаточно. Я хочу, чтобы ты немедленно поехал домой. А я сам позвоню твоей матери и все объясню.

— Она очень рассердится, — сказал Алекс. — Я… дело в том, что родителям мы сказали, будто едем на пляж в Санта-Крус. Они думают, что мы находимся сейчас там.

— Понятно. — Торрес снова замолчал на несколько секунд. — Алекс… а когда ты солгал родителям о том, куда отправляешься, ты знал, что поступаешь нехорошо?

Некоторое время Алекс раздумывал.

— Нет, — ответил он наконец. — Я только знал, что если сказать им правду, они не позволят мне поехать. И никому бы из нас не позволили.

— Ну что ж, хорошо, — после секундной паузы сказал Торрес. — Об этом мы поговорим в понедельник. С твоими родителями я постараюсь уладить дело так, чтобы у тебя не было неприятностей. Для твоих друзей, однако, мне вряд ли удастся что-нибудь сделать.

— Да, конечно, — кивнул Алекс. Он уже собирался попрощаться, но снова услышал в трубке голос Торреса:

— Алекс, тебе не хочется, чтобы у твоих друзей были из-за этого проблемы?

Алекс раздумывал… Он знал, что должен ответить «не хочется» — ведь дружба предполагает заботу о друзьях. Но знал и другое — врать доктору Торресу не полагается.

— Нет, — ответил он. И добавил: — Понимаете, я к ним… да и ни к кому ничего не чувствую.

— Понятно, — снова ответил Торрес, но уже каким-то тихим голосом. — Ладно, об этом мы тоже поговорим… и лучше нам встретиться завтра, Алекс. Не будем ждать до понедельника.

Повесив трубку, Алекс вышел из кабины. Кэйт и Лайза встретили его обеспокоенными взглядами. В нескольких футах от них с растерянным видом стоял Боб Кэри.

— Он хочет, чтобы я поехал домой, — объявил Алекс. — Собирается позвонить моим и все объяснить. — На несколько мгновений он замолчал. — А я постараюсь уговорить маму, чтобы она поговорила с вашими родителями.

Лайза улыбнулась ему, но взгляд Кэйт стал еще более встревоженным.

— А как мы доберемся домой? — спросила она.

— Я отвезу вас, — подал голос Боб Кэри. Опустив голову, он подошел к ним; затем, подняв глаза, нерешительно протянул руку Алексу. — Извини, старик. Я тут наговорил черт-те чего. Сам знаешь, это бывает… Да нет, черт возьми, Алекс… Просто ты маленько изменился, старина, и это иногда… сбивает как-то.

Алекс раздумывал, что положено говорить в такой ситуации — извиняться или прощать ему еще не доводилось.

— Да все нормально, — сказал он наконец. — Меня это тоже сбивает здорово… почти все время.

— Ну, по тебе-то этого не видать… видно, выдержка у тебя теперь о-го-го какая. — Боб улыбнулся, и Алекс понял, что слова он подобрал правильные.

— Может быть, — покачал он головой. — Может быть, когда-нибудь она мне изменит.

Повисла удивленная пауза — трое остальных пытались понять, что он имел в виду. Спустя минуту все четверо направились к ближайшей станции метро.

Марш Лонсдейл опустил телефонную трубку на рычаг.

— Что сделано, то сделано, — сказал он, — хотя я и сейчас этого не одобряю.

— Но, Марш, — возразила Эллен, — ты же сам только что говорил с Раймондом.

— Да, это так, — Марш вздохнул. — Но меня коробит сама идея — оставлять без наказания четырех балбесов, смывшихся именно туда, куда — они прекрасно знают — ездить им не разрешается, да еще и навравших с три короба при этом.

— Алекс не знал, что ему нельзя ездить в Сан-Франциско…

— Но при этом знал, что ему нельзя врать, — отрезал Марш, поворачиваясь к Алексу. — Или я неправ?

Алекс покачал головой.

— Но теперь я знаю, — кивнул он. — И больше никогда так не сделаю.

— Вот видишь, — снова вмешалась Эллен. — К тому же Алекс прав — несправедливо, если остальных ребят накажут, а его нет. И кроме того, если бы они не решили вопреки всем нашим запретам все же поехать во Фриско, может быть, с Алексом и не случилось бы этой вспышки памяти.

Вспышки памяти, подумал Марш. С каких пор истерика на кладбище стала считаться вспышкой памяти? Однако когда он говорил — еще днем — с Торресом, тот подтвердил догадку Эллен, хотя Марш, со своей стороны, предположил, что это может быть всего лишь один из симптомов продолжающихся дисфункций мозга. С оценкой Торреса он все же был несогласен.

— А если это не?.. — начал он и протестующе поднял руку, поняв, что спорить с Эллен он сейчас просто не в состоянии. — Все, все, молчу. Я прекрасно помню, что сказал Торрес. Но помню и то, что лично я никогда не бывал в миссии Долорес. И Алекс, насколько я знаю, тоже не бывал. Или, может, ты его туда возила?

— Нет, не припомню такого, — призналась Эллен и тяжело вздохнула. — То есть нет. Я точно знаю, что я с ним там не была. Но он ведь мог съездить туда с кем-то еще — с дедом, с бабушкой…

— Своих родителей я уже спрашивал, — сказал Марш.

— Тогда, может быть, мои старики возили его туда. Да кто угодно, в общем-то. — Эллен пыталась вспомнить, кто, собственно, мог еще до аварии свозить Алекса в это место. И вдруг вспомнила. — Позволь, да ведь они с классом как-то ездили в Сан-Франциско! Правда, давно. Но уж если Алекс запомнит что-нибудь, то надолго. И, честно говоря, я не понимаю, почему ты в этом так упорно сомневаешься.

— Потому что не вижу в этом логики. Получается, что из всех мест, где Алекс когда-либо бывал до аварии, он запомнил только это старое кладбище, да? Прости, но я в это не поверю. — Он снова повернулся к Алексу. — Ты действительно уверен, что именно вспомнил это самое кладбище?

Алекс кивнул:

— Как только его увидел, я понял, что уже бывал здесь.

— Ну, тогда это какое-нибудь «дежа вю», — Марш пожал плечами. — Такое иногда случается — почти со всеми людьми. Об этом мы с Торресом тоже говорили.

— Я помню, — кивнул Алекс. — Но это было не так. Когда я вошел в этот сад, я даже не… не осматривался. А сразу пошел на кладбище, к этой могиле. И тогда вдруг расплакался.

— Ну хорошо, — вздохнул Марш. Протянув руку, он слегка сжал плечо Алекса. — Думаю, все-таки самое важное — это то, что ты наконец заплакал, так?

Поколебавшись, Алекс кивнул. Но… слова, которые он там слышал? Может быть, они тоже важны? Может быть, рассказать родителям о монахинях и обрывках фраз на испанском? Нет, решил он, по крайней мере — до тех пор, пока он не сможет поговорить об этом с доктором Торресом.

— Можно, я теперь пойду спать? — спросил он, выскользнув из-под отцовской руки.

Марш взглянул на часы — без четверти десять, — а Алекс, не имел привычки ложиться раньше одиннадцати.

— Так рано?

— Я хотел немного почитать.

Марш устало пожал плечами.

— Как хочешь.

Алекс шагнул вперед, нагнулся и поцеловал мать в щеку.

— Спокойной ночи.

Улыбнувшись, Эллен поцеловала его в ответ.

— Спокойной ночи, милый. — С минуту она смотрела на удалявшегося Алекса, затем повернулась к мужу. И сразу поняла — спор о том, что произошло сегодня, еще не окончился.

— Ну, ладно, — проговорила она устало. — Слушаю тебя.

Марш отрицательно покачал головой.

— Нет. Об этом говорить я больше не собираюсь. — Неожиданно на его лице появилась уже ставшая привычной невеселая усмешка. — По-моему, мне сейчас пришлось уступить одному нехорошему чувству, а мне это совсем не нравится.

Присев рядом с ним на диван, Эллен взяла его руку в свои.

— Тогда скажи мне. Ты знаешь, что мне можно сказать — мои чувства тоже доставляют мне мало радости.

Подумав, Марш тряхнул головой.

— Ну хорошо. Слушай. Так вот — я чувствую, что что-то не так. Я не могу сказать точно, что именно, потому что непрерывно убеждаю себя, что все это — результат аварии, операции на мозге, и еще — моей неприязни к великому доктору Торресу. Но сколько бы я ни убеждал себя, я чувствую — что-то неладно. Алекс изменился, Эллен, и боюсь, дело тут не только в операции.

— Но все, что происходит, так или иначе связано с ней, — напомнила Эллен, стараясь, чтобы голос ее не выдал поднимавшегося в душе раздражения. — Конечно, Алекс изменился, но все же это по-прежнему он.

Марш тяжело вздохнул.

— Вот в этом-то все и дело. Понимаю, он изменился и все такое… это так, но меня не покидает ощущение, что он — больше не Алекс.

Нет, сказала про себя Эллен. Дело в другом. Просто ты не можешь привыкнуть к мысли, что Раймонд Торрес сделал то, что ты сам никогда бы не смог. А вслух она произнесла, взглянув мужу в глаза и ободряюще улыбнувшись:

— Ну что ты. Нужно только еще немного подождать. Чудеса уже начались. И может быть, скоро произойдет главное.

Ложась спать, она решила, что завтра, после того как отвезет Алекса на встречу с доктором Торресом, отправится поговорить с психиатром.

О муже, разумеется. Не об Алексе.

Мария Торрес никак не могла уснуть. Третий час она беспокойно ворочалась на кровати и в конце концов, с трудом поднявшись, набросила поношенный халат и вышла в маленькую гостиную — зажечь свечу под образом Святой Девы. Потом долго молилась про себя — благодарила небеса за то, что молитвы ее услышаны и возмездие близко.

В этом она теперь была уверена — не зря она провела в доме Лонсдейлов почти целый день. Она слышала весь их разговор с сыном и его рассказ о том, что случилось в Сан-Франциско на старом кладбище. Как и все гринго, Лонсдейлы не замечали ее.

Для них она была всего лишь полоумной старухой, которая приходит убирать их жилье.

Но вскоре придется им узнать, кто она — ведь святые ее услышали, и дон Алехандро уже здесь, в Ла-Паломе.

И Алехандро узнал ее. И когда она заговорит с ним, он будет слушать.

Свеча догорела; Мария снова легла в постель, зная, что уснет на сей раз быстро и крепко.

Пусть и гринго как следует выспятся этой ночью. Очень скоро спать им уже не придется.