Проклятие памяти

Глава 25

Уже совсем стемнело, когда Алекс свернул с Мидлфилд-роуд на шоссе, ведущее в Ла-Палому. Протянув руку к панели, он выключил габаритки и дальний свет. Интересно, подумал вдруг он, если бы он дожил до сегодняшней ночи — приснился бы ему доктор Торрес. Если да, ощущал бы он ту же боль и угрызения совести, как было в снах после убийства миссис Льюис и миссис Бенсон. В конце концов он решил, что Торрес не вызвал бы в нем этих чувств. Его смерть он помнил во всех подробностях, и, думая о ней, не ощущал ничего.

Но ему могли присниться Кэролайн и Синтия Эванс — и этого сна он бы, возможно, просто не выдержал…

Очевидно, крохотный кусочек Алекса Лонсдейла все же остался нетронутым где-то в глубине тканей мозга, куда не проник скальпель Торреса. Именно он испытывал в его снах боль и ужас невинных жертв, именно его терзали угрызения о содеянном. Но когда он просыпался, Алекс исчезал. Оставался только… как его звали?

Звали ли его как-нибудь вообще?

Да. Алехандро.

Это имя выбрал для него Торрес. И вложил в его память воспоминания давно умершего родственника. Но чувства, вызывавшие эти воспоминания, принадлежали самому Торресу. Их он оставил.

Оставил, понял Алекс, чтобы не произошло ошибки. Вид каждой из этих четырех женщин — тех, что ненавидел Торрес всю свою жизнь — пробуждал в мозгу Алекса чувства Торреса и воспоминания Алехандро, они казались ему женщинами из тех, далеких лет. Гринго. Грабители и убийцы.

Жены убийц и грабителей, так же виновные в гибели его близких, как и их мужья.

И он убивал их. Чтобы отомстить за смерть сестер и родителей.

Но ночью, когда на миг в его мозгу оживало то, что сохранилось от Алекса Лонсдейла, жертвы снова становились старинными подругами матери, женами друзей отца, людьми, с которыми он вырос и которых любил не меньше, чем собственную семью.

Это и было главной ошибкой Торреса.

Если бы его замысел удался до конца, в его мозгу не осталось бы и следа от Алекса Лонсдейла.

Фары идущей перед ним машины выхватили из мрака вывеску парка, располагавшегося на окраине города. Свернув на стоянку перед воротами, Алекс припарковал машину и выключил мотор.

Отец не так давно говорил ему, что еще маленьким он часто играл здесь, но Алекс ничего не помнил об этом. Нет, помнил, но это была память Раймонда Торреса. Смуглого мальчонки в рваных джинсах, стоявшего у ворот парка и громко звавшего мать. Он хотел, чтобы она отвела его на качели и, как другие мамы, покачала его.

— На качели? — язвительно спрашивала Мария. — Опомнись, bobo! Этот парк не для нас. Он, как и все здесь, для гринго!

После чего она обычно указывала на щит с надписью, гласящей, что парк заложен в честь первых американских поселенцев, пришедших сюда в восемьсот сорок восьмом, сразу после того, как был подписан договор в Идальго Гуаделупе.

Затем, взяв Рамона за руку, она тащила его прочь от ворот.

Выйдя из машины, Алекс не спеша пошел по белевшим в лунном свете дорожкам к качелям, видневшимся невдалеке от ворот. Осторожно усевшись на пластиковое сиденье, он несильно оттолкнулся ногой от земли.

Смутное, но до боли знакомое ощущение заставило его напрячь мышцы, при следующем толчке качели взлетели высоко вверх, Алекс оттолкнулся еще, еще сильнее… Свист ветра в ушах и сладкая боль под ложечкой, когда качели взлетали почти до самой перекладины, словно говорили ему — да, он бывал здесь когда-то и очень любил качаться, когда был маленьким.

Он перестал отталкиваться, вскоре качели замерли и вместе с ними замер на пластиковом сиденье Алекс.

Но ему еще столько надо сделать до того, как он придет в дом на Гасиенда-драйв, где живут эти люди, до сих пор верящие, что они — его родители… Вскочив на ноги, он в последний раз легонько тронул рукой качели и пошел к машине.

После въезда в город он свернул влево, и вскоре оказался на Площади. Еще два квартала — и вот оно, здание миссии. В мутном свете уличных фонарей его мозг вновь начал оживлять воспоминания, но он не дал им вырваться. Лишь когда он вошел в ворота старого кладбища, он — в последний раз — стал доном Алехандро.

Похоронят ли его здесь — или позволят обрести последний приют на холме у большой гасиенды, рядом с сестрами и матерью?

Нет. Они отнесут его сюда. Они ведь будут хоронить Алекса, а не Алехандро. Медленными шагами он направился в глубь кладбища. Там, у самой стены, почти врос в землю серый квадратный камень. Но кто-то явно ухаживал за могилой — надпись на плите можно было прочесть без труда:

Алехандро де Мелендес-и-Руис

1832–1926

Его собственная могила — хотя ей уже шестьдесят лет… На плите лежали цветы, Алекс знал, кто их сюда приносит. Мария Торрес будет хранить память деда, пока сама не ляжет рядом с ним. Подняв цветок, Алекс поднес его к носу, вдыхая терпкий аромат увядания. Продолжая держать цветок в руке, он пошел к машине.

На Площади, перешагнув через цепь, огораживающую дуб, он долго стоял под его раскидистыми ветвями. Воспоминания Алехандро бушевали в нем, словно раскаленная лава — и он отдался им весь, до конца.

Он снова увидел тело отца, висящее в петле на огромном дереве, и по щекам его вдруг потекли горячие безнадежные слезы. Нагнувшись, он положил цветок на землю у корней дерева. Прах его отца покоится здесь… Повернувшись, он пошел прочь, по дороге снова оглянулся на дуб. Он знал, что больше никогда его не увидит.

Лайза и Кэрол Кокрэн все еще сидели на ярко освещенной кухне, когда услышали, как к дому подъехал автомобиль. Хлопнула дверца. Поколебавшись, Кэрол встала, подошла к окну и, слегка отодвинув занавеску, выглянула на улицу. Она сразу увидела незнакомый автомобиль, стоявший у калитки. Кто вышел из него — она не разглядела, снаружи уже совсем стемнело. Задернув занавеску, она подошла к плите, на которой на слабом огне грелся кофейник. Слегка дрожавшими руками она налила дымящийся кофе в чашку. Интересно, какая это за последние полчаса… Неважно. Как только дверь закрылась за Джимом, они с Лайзой не могли даже думать о сне.

— Кто там, ма? — тихо спросила Лайза. Кэрол удалось, хотя и не слишком уверенно, улыбнуться дочери.

— Никто, детка. Это чья-то чужая машина, и к тому же в ней сейчас никого нет. Наверное, это приехали к кому-то из соседей на другой стороне улицы.

Пока Кэрол говорила это, в душе ее нарастало странное чувство — хозяин этой машины приехал именно к ним. Но кто это?

Звонок в дверь заставил ее сильно вздрогнуть, знакомый звук прозвучал зловеще в тишине, наполнившей дом…

— Кто это… кто там? — спросила Лайза едва слышным шепотом.

— Сиди тихо, — прошептала ей в ответ Кэрол. — Не будем открывать, пусть себе идет восвояси…

Звонок раздался вновь, и Лайза, вздрогнув, схватила мать за руку.

— Сейчас уйдет, — прошептала Кэрол. — Он поймет, что дома никого нет…

Но когда звонок прозвенел в третий раз, по лестнице звонко затопали каблучки детских туфель, и через секунду едва не упавшая с последней ступеньки Ким уже поднималась у входной двери на цыпочки.

— Ким!

Крик Кэрол перекрыл голос малышки, звонко вопрошавшей «кто там?» в щель почтового ящика.

— Ким, прошу тебя, не открывай!

— Мама, не будь глупенькой, — обернувшись, Ким снисходительно улыбнулась матери. — Это же только Алекс, он пришел в гости к Лайзе. — С силой нажав на ручку, Ким широко распахнула входную дверь.

Сжимая в руке ружье, Алекс перешагнул порог дома Кокрэнов.

— Долго мы собираемся тут сидеть? — осведомился Джексон. Порывшись в кармане, он достал сигарету, прикрыв рукой зажигалку, зажег ее. Огонек на миг осветил салон машины, стоявшей футах в пятидесяти от ворот дома Лонсдейлов.

— Сколько нужно, столько и просидим, — буркнул Финнерти, ворочаясь на сиденье в тщетной попытке размять затекшие ноги. Не спал он уже вторые сутки — усталость все ощутимее давала знать о себе.

— А с чего ты так уверен, что парень все-таки вернется сюда?

Финнерти пожал плечами.

— Интуиция… А потом, ему некуда идти, кроме как домой. Да и почему бы ему сюда не вернуться, собственно?

Покосившись на своего партнера, Джексон глубоко затянулся, надеясь, что табачный дым прогонит дремоту, которая уже начала одолевать его. «Окажись я в шкуре этого парня, я бы как раз собственный дом обходил бы за десять миль. Он сейчас уже наверняка рвет в Мексику…»

— Тут еще одно, — нарушил ход мыслей напарника Финнерти. — Если верить его отцу, он не мог сделать ничего такого — верно?

— И ты что, поверил ему?

— А помнишь — мы с тобой видели его сына в ту самую ночь, когда он полетел в машине с обрыва? Так он еще тогда должен был умереть. Ты, может, не помнишь, Том, но у него половины черепа не было. А смотри — жив. А уж как его спасли — это не мне судить. Может, они и вправду сделали то, о чем нам рассказал док Лонсдейл.

— И это может быть, — с готовностью отозвался Джексон. Сам он скептически отнесся к странной сказке, рассказанной доктором, но сейчас он был готов говорить о чем угодно, лишь бы не заснуть. — А ты к чему об этом?

— К тому, что, может, парня все же запрограммировали на убийства — только запрограммировали так, что он о них сразу забывал. Что скажешь?

— Ну, это уж ты загнул.

— А зато это объясняет ту неувязочку в наших записях. Помнишь, насчет того, где он оставил машину — у самой пиццерии или через улицу от нее?

— А, это… Да просто кто-то из нас ослышался.

— А если нет? Если оба мы записали все правильно? Если он действительно нам говорил и то, и другое?

— Тогда один раз, получается, он соврал.

— А может, и нет, — Финнерти гнул свое. — Что, если он приехал к Джеку, припарковался напротив, через улицу, а потом раздумал идти в кафе и отправился к миссис Бенсон? Там он ее пришил и вернулся в пиццерию — только припарковался на этот раз не напротив, а на стоянке, прямо около кафе. Но что было между двумя приездами туда, он забыл — забыл начисто, потому что его так запрограммировали, понял? Так что, рассказывая нам про то, что было с ним вчера вечером, он вспомнил оба места стоянки и сказал про оба, все как положено. Так что и мы не ошиблись, и он не соврал. Он просто кое-чего не вспомнил.

— Бред какой-то…

— Бред — это то, что творится у нас под носом, — нахмурился Финнерти. — Зато, по крайней мере, в эту мою… теорию все факты укладываются. Ну, или то, что мы считаем фактами.

— Значит, он все-таки вернется домой, потому что ничего не помнит?

— Вот я и говорю! Чего бы ему не прийти? Он-то думает, с ним все в порядке.

— А если помнит — тогда что? — Джексон ехидно прищурился. — Если он прекрасно осознает, что делает — только ему все равно?

— А тогда, — мрачно ответил Финнерти, — придется нам, видно, последовать совету его папаши. Ты пушку-то свою проверял — заряжена?

Джексон в последний раз затянулся сигаретой и ткнул догоревший до фильтра окурок в пепельницу.

— Знаешь, Росс… я боюсь, у меня это не выйдет, — признался он после недолгой паузы. — Если до такого дойдет, не знаю, смогу ли я своими руками кого-нибудь…

— Тогда будем надеяться, что до этого не дойдет, — ответил Финнерти тем же мрачным тоном.

Бороться с усталостью больше не было сил — сержант поудобнее устроился на сиденье и прикрыл глаза.

— Ты буди меня, Том, если что там…

— Ким, иди сюда!

Кэрол изо всех сил старалась придать голосу строгий тон, но голос дрожал от страха. Обернувшись, Ким с удивлением посмотрела на нее.

— Ну, пожалуйста, Ким, подойди ко мне, — Кэрол чувствовала, как к горлу подступает удушье. Поколебавшись, Ким посмотрела на Алекса, на лбу девочки появилась тревожная морщинка.

— Ты что, поранился, Алекс? — спросила она, не отрывая взгляда от пореза над его левой бровью.

Алекс кивнул.

— А как?

— Я… я не помню, — мотнул головой Алекс, он, не отрываясь, смотрел на дверь в кухню, где Кэрол и Лайза застыли, словно пригвожденные, у дверного косяка.

— Пожалуйста, не бойтесь, — негромко произнес Алекс. — Не бойтесь, я ничего вам не сделаю.

Услышав его голос, Кэрол шагнула в гостиную.

— Я же тебе сказала — немедленно иди сюда, Ким!

Ким нерешительно переводила взгляд с Алекса на мать и обратно. Пятясь, на цыпочках она дошла до середины гостиной, затем, повернувшись, опрометью бросилась к матери.

Прижав к себе трепещущее тельце малышки, Кэрол почувствовала, как к ней возвращается уверенность.

— Тебе лучше уйти, Алекс, — сказала она, удивившись твердости собственного голоса. — Уйди, пожалуйста, оставь нас.

Алекс кивнул, но продолжал медленно идти вперед, пока не подошел к самой двери в кухню, крепко сжимая в правой руке ружье.

Вцепившись в дверной косяк, Лайза смотрела прямо в глаза Алексу — и страх, казалось, заполнил ее всю без остатка. Такой пустоты в глазах Алекса она не видела никогда… Глаза мертвеца — промелькнуло у нее в голове. Лайза задрожала.

— Прошу тебя, Алекс, — стараясь унять дрожь, она умоляюще смотрела на него. — Тебе правда лучше уйти… Уже очень поздно…

— Я сейчас уйду, — кивнул Алекс. — Я пришел только… Я пришел только попросить вас, чтобы вы простили меня.

— Простили? — повторила Лайза. — Но как же ты… — оборвав фразу, она с ужасом уставилась на ружье в руке Алекса. Поймав ее взгляд, Алекс тоже посмотрел на ружье, и на лице его появилось почти недоуменное выражение.

— Я не убивал никого, — произнес он по-прежнему тихо. — То есть… это Алекс никого не убивал. Это все он, Алехандро…

Лайза и Кэрол молча переглянулись, и Кэрол едва заметно покачала головой.

— Я… я ведь не Алекс, — снова услышали они его голос. — Я хотел сказать вам именно это. Алекс Лонсдейл давно мертв.

— Мертв? — переспросила Лайза. — Как… мертв? Что ты говоришь, Алекс?

— Он мертв, — повторил Алекс. — Он умер тогда, в аварии. Я пришел сказать вам об этом, чтобы вы не подумали, что он кого-то убил.

Взгляд его был устремлен на Лайзу, и когда он снова заговорил, голос звучал сдавленно, как будто слова причиняли ему нестерпимую боль.

— Он… любил тебя, — прошептал он. — Алекс очень любил тебя. Я не знаю, что это значит, но это правда, поверь. Не вини Алекса в том, что я сделал. Он не смог остановить меня.

Внезапно на его глазах выступили слезы.

— Он бы остановил все это, — прошептал он. — Если бы он… не умер почти весь — от него осталось совсем немного, — я знаю, он бы смог все это остановить.

Кэрол Кокрэн крепче прижала к себе малышку.

— Что, Алекс? — спросила она тихо. — Что именно ты остановил бы, если бы смог?

— Не я, — Алекс покачал головой. — Он, Алекс. Я знаю, он остановил бы доктора Торреса. Но я же не знал тогда… А он не дал, не хотел дать мне вспомнить. Но Алекс сам догадался обо всем. Вернее, не он — то, что от него осталось… И он пытался, все время пытался это остановить. Он и сейчас пытается, но уже не может… потому что он уже мертв. — Его блуждающий взгляд снова остановился на Лайзе. — Ты тоже не понимаешь меня? Алекс мертв, Лайза! — Резко повернувшись, он бросился к входной двери и через секунду исчез за ней. Хлопнула дверца машины, взревел мотор. Слуха Кэрол достиг голос Ким, она почувствовала, что дочка отчаянно вырывается.

— Что с ним? — встревоженно спрашивала она. — Что такое произошло с нашим Алексом?

Сглотнув, Кэрол снова притянула дочку к себе.

— Он болен, — прошептала она. — Он очень болен, детка. — Отпустив Ким, она подошла к телефону. — По-моему, нам лучше вызвать полицию.

— Нет! — обернувшись, Кэрол увидела стоявшую перед ней Лайзу. — Оставь его, мама, — тон дочери был почти умоляющим. — Он никому больше не причинит вреда. Ты не поняла? Ведь он пытался сказать нам именно это. Он хочет сейчас только одного — умереть, мы должны позволить ему… хотя бы это. — Опустившись на колени, она положила руки на плечи сестренке. — Это не Алекс приходил сюда, Ким.

Это кто-то другой, немного на него похожий. Наш Алекс мертв. Мы только что узнали об этом. О том, что он умер и что мы должны его помнить таким, каким он был… всегда. Таким, как в тот вечер, когда у нас был выпускной бал. Ты помнишь? — Не в силах побороть слезы, она ткнулась в плечо сестренке. — Ты помнишь? Ты помнишь, Ким?

Ким молча кивнула.

— Вот и давай запомним его таким, как в тот вечер. — Встав, Лайза вытерла слезы. — Какой он был красивый тогда и… какой он был всегда замечательный. Обещаешь?

Ким снова кивнула, и Лайза повернулась в сторону матери.

— Отпусти его, мама. Пожалуйста, — устало попросила она. — Он никому ничего больше не сделает. Поверь мне. Я знаю.

Несколько долгих секунд Кэрол молча смотрела на дочь, затем, подойдя к ней, крепко обняла Лайзу.

— Я знаю, Лайза. Я тебе верю. И… прости меня.

— И ты меня, — прошептала Лайза. — И мы все простим его. Правда?

— Ты точно уверен, что моя помощь пока не требуется? — в который раз спросил Джим Кокрэн, с беспокойством глядя на Марша.

Открыв дверь, Марш с минуту стоял на пороге, вглядываясь в темноту, словно надеясь увидеть там Алекса. Но на улице было темно и тихо.

— Нет, — вздохнул он. — Возвращайся к Кэрол и к детям. Они уже, наверное, беспокоятся. И передай им — они правильно сделали, что не приехали. Я вполне понимаю почему.

Джим Кокрэн не сводил с друга взгляда, полного тревоги.

— Да я, вроде, не говорил тебе ничего этого.

— Говорил, — Марш невесело усмехнулся. — Может, не вслух, но я понял. Вполне. — Он оглянулся и посмотрел в гостиную, где Эллен по-прежнему неподвижно сидела на диване. — Я лучше пойду к ней, прости. Она сейчас не выдержит и пяти минут в одиночестве…

За тот час, что Джим Кокрэн провел у Лонсдейлов, Эллен даже смогла произнести пару слов, но по ним Джим понял, что она еще плохо осознает случившееся.

— А где Кэрол? — спросила она его полчаса назад, с удивлением оглядывая пустую комнату.

— Кэрол дома, — ответил Джим. — Осталась с детьми. Ким не очень хорошо себя чувствует.

— Ах, бедняжка, — покачав головой, Эллен замолчала, но минут через пять снова задала ему тот же вопрос.

— Это пройдет, — заверил его Марш. — Нервный шок. К счастью, тут не требуется даже врачебного вмешательства…

Но даже сейчас, стоя на пороге, Джим сомневался, стоит ли ему уходить. Марш выглядел еще более или менее, но Эллен…

— Слушай, может, мне все же остаться…

— Да нет. Понимаешь, если Алекс придет сюда, я не берусь сказать, что может случиться, но точно знаю: лучше, если в доме в этот момент не окажется никого, кроме нас. Ну и их, конечно. — Он указал на двор.

Джим уже видел у ворот двоих полицейских в машине, когда ставил около дома свой «сааб».

— Ну ладно. Но если что — немедленно звони мне. Договорились?

— Конечно. — Пожав Джиму руку, Марш захлопнул входную дверь.

Выйдя за ворота, Джим подошел к своей машине и, сев в кабину, помахал одному из полицейских, тот помахал в ответ. Запустив мотор, он нажал на газ и, развернувшись, поехал к дому.

Когда он почти спустился с холма, мимо него, с потушенными фарами и на большой скорости, пронеслась встречная машина. Было слишком темно, поэтому Джим не заметил, что за рулем сидел Алекс Лонсдейл.

Алекс остановил машину перед последним поворотом. За ним следят — в этом он уже не сомневался, — может быть, в доме его уже ждет полиция. Взяв с сиденья ружье, он проверил магазин.

В нем остался только один патрон.

Этого ему хватит.

Выйдя из машины, он почти беззвучно закрыл дверцу и, сойдя с дороги, пошел прямо по склону холма. Он уже знал короткий путь к дому. В неверном свете луны дом выглядел в точности так, как на старой фотографии, и где-то глубоко в мозгу снова зашептал голос — голос Алехандро.

Прокравшись в густой тени вдоль стены, он подошел к тому месту, где — он помнил — она была ниже. Одним прыжком преодолев ее, Алекс оказался на заднем дворе.

Обогнув дом, по ступеням крыльца он поднялся к двери.

Повернул ручку. Дверь оказалась незапертой.

Открыв ее, он вошел.

В двадцати футах от него, посреди гостиной, стоял отец.

Нет. Не его отец.

Отец Алекса.

Но сам Алекс Лонсдейл давно умер.

Зато Эллен Лонсдейл еще жива…

Venganza… venganza…

Но Алехандро де Мелендес-и-Руис тоже был мертв. И праправнук его, доктор Раймонд Торрес…

Нет. Эти еще живут. Оба они — в теле Алекса Лонсдейл а, в его искалеченном, полумертвом мозгу…

Отец, не отрываясь, смотрел на него.

— Алекс?

Это зовут его — так же полчаса назад называли его и Кокрэны. Но это не его имя.

— Я не Алекс, — прошептал он. — Я… я другой.

Подняв ружье, он медленно пошел через гостиную. Туда, где на диване неподвижно сидела она — последняя из четырех, мать Алекса — и глазами, расширившимися от ужаса, смотрела на сына.

Потянувшись, сержант Финнерти открыл глаза. Секунду он не мог понять, где находится, затем пришел наконец в себя и повернулся к напарнику.

— Ну, что слышно?

— Да ничего, — ответил Джексон, позевывая. — Кокрэн уехал несколько минут назад. А так все тихо.

— Угу, — промычал Финнерти. — Отчего же, интересно, я вдруг проснулся…

Пожав плечами, Джексон устроился поудобнее на сиденье и закурил. Обвел взглядом пустынную Гасиенда-драйв. Никаких изменений.

А Финнерти вот проснулся. Не дай Бог — неспроста. У него на происшествия какое-то шестое чувство…

И тут вспомнил.

Несколько минут назад где-то за домом вспыхнул и погас дальний свет — словно на холм въехала машина, но остановилась, не сделав последний поворот.

Он еще подумал — кто-то из соседей вернулся…

— Ч-черт! — повернувшись к Финнерти, он выложил ему все в двух словах. Выругался Финнерти, против обыкновения, кратко.

— Пошли, надо глянуть, что там.

Через секунду оба бежали к дому.

Не спуская глаз с Алекса, Эллен отказывалась поверить тому, что видит. Это сон. Зрение не повиновалось ей, выхватывая лишь отдельные, незначащие детали.

Кровь на лбу, засохшая в длинном порезе над левой бровью.

Глаза, смотрящие словно сквозь нее, полностью лишенные всякого выражения.

Нет, не лишенные. Где-то в самой глубине их горит крохотная искорка злобы.

Злобы — или давней ненависти.

Ружье. Черная дыра дула, такая же пустая, как глаза Алекса. Нет, тоже не пустая — оно уставилось на нее с той же древней злобой. Или ненавистью?

Но ведь это не ее сын. Господи, как она могла ошибиться?

Это кто-то другой. И он пришел, чтобы убить ее. Но что она ему сделала?

— За что? — наконец смогла прошептать она. — Кто ты?

Чувства понемногу возвращались к ней, она услышала голос мужа.

— Алекс, что произошло? Что с тобой?

— Venganza… venganza…

— Месть? Но кому? За что?

— Ladrones… asesinos…

— Нет, Алекс, — сказал Марш мягко. — Ты чего-то не понял. Это не мы. — Он отчаянно соображал, что сказать, как сделать, чтобы Алекс его услышал.

Алекс? Нет, это не он. Кто бы это ни был — это не Алекс.

Где же, черт бы их побрал, полицейские…

Дверь распахнулась, и Финнерти с Джексоном с грохотом ворвались в дом.

Алекс резко обернулся, Марш понял, что лучшего момента ему не представится. Прыгнув вперед, он схватил ружье за ствол, затем, резко вывернув его, вырвал оружие из рук Алекса. Сила прыжка едва не сбила Алекса с ног. Пошатнувшись, он прислонился к камину, схватившись за верх решетки. Еще миг — и их глаза встретились.

— Освободи меня, — прошептал он. — Если ты любил Алекса — сделай это.

Марш тяжело дышал.

— Кто… кто ты? — пальцы судорожно нащупывали спусковой крючок — и отдергивались, словно обжегшись. — Ты Алекс?

— Нет. Я другой. Я — тот, кем меня сделал Торрес, и я должен сделать то, на что он запрограммировал меня. Алекс хотел остановить это, но не смог. Поэтому я прошу — освободи меня. Если ты хоть немного любил меня — сделай это… папа.

Марш поднял ружье, на глазах Эллен и полицейских он нажал на курок.

Грохот наполнил комнату, тело Алекса вытянулось у каминной решетки.

Время остановилось.

Эллен не отрывала глаз от распластанного на полу тела. Теперь она видела — это не ее сын.

Это не он — но тот, кто долгие месяцы жил в ее доме, которого она любила, которого старалась вернуть… Но кем бы он ни был — он был так далеко от нее, вернуть его было нельзя, и возвращать было некого.

Ее сын давно мертв. И перед ней — не Алекс.

Обернувшись к мужу, она долго смотрела на него.

— Благодарю тебя.

Шагнув к Маршу, она обняла его, спрятав лицо на его груди.

Обняв жену за плечи одной рукой, в другой — все еще сжимая оружие, Марш наконец оторвал взгляд от распростертого у его ног трупа. Глаза его встретились со взглядом Финнерти, неподвижно стоявшего рядом с напарником у самой двери.

— Сержант, я… простите нас, — выдохнул он. — Вернее, меня… у меня просто не было выхода…

Он хотел сказать что-то еще, но голос ему не повиновался. Бросив ружье на пол, он крепко обнял жену.

Несколько секунд Джексон и Финнерти молча смотрели друг на друга.

— Конечно, доктор, — наконец откашлялся Финнерти. — Разумеется, мы же видели все. Мы видели, как он напал на вас и на вашу жену и…

— Нет! — последним усилием Марш простестующе поднял руку. — Ради Бога, сержант, он не нападал на нас…

— Как так? — удивился Финнерти. — Он напал на вас, вы пытались отнять у него ружье, и в момент борьбы оно случайно выстрелило. — Видя, что Марш снова собирается сказать что-то, Финнерти жестом остановил его. — Простите, доктор Лонсдейл, но мы с Томом все это видели. — Он повернулся к напарнику. — Верно я излагаю, Том?

Джексон колебался всего секунду.

— Все ведь было точно так, как говорит Росс. Несчастный случай — мы оба тому свидетели. Вы бы лучше отвели жену наверх, доктор Лонсдейл.

Стараясь не смотреть на тело, лежавшее у их ног, Марш и Эллен повернулись и вышли из комнаты.