Пророк

Глава 42 Невежливость

— Ничего? — переспросил Деклан, нахмурившись. — Наши люди занимаются ею неделями. Разве не может она хоть что-то сказать об этой их сети? — он адресовал хмурый взгляд Балидору. — Что насчёт тебя, Адипан? Я думал, ты возглавляешь этот проект?

Не менее хмурый взгляд Ярли метнулся к Балидору вместе с взглядом Деклана. Я видела, как она вскинула бровь, глядя на своего бойфренда в последовавшей паузе и задавая вопрос, который, как я сильно подозревала, мне совсем не хотелось слышать.

Мы говорили о Касс.

Я вовсе не горела желанием затевать этот разговор, но это нужно обсудить.

Никто в нашей команде не сумел получить от Касс какую-либо полезную информацию, которая помогла бы нам с операцией в Дубае. Никто вообще не получил от Касс никакой полезной информации, насколько я могла сказать — и это за все те три или четыре месяца, что она находилась в нашем плену.

Балидор и его команда пытались.

Тарси пыталась. Юми и Ниила пытались. Локи пытался. Даже Варлан пытался, допрашивая её на протяжении как минимум четырёх отдельных сессий с подкреплением ‘Дори из будки. Несколько раз я подумывала сама отправиться туда, но Ревик был решительно против.

Честно говоря, я и сама не могла вынести этой идеи.

В любом случае, по словам Ревика, вероятность того, что Касс до сих пор знает что-то полезное, в лучшем случае невелика. Менлим наверняка отсек её от сети в то же мгновение, когда мы захватили её в заложники — возможно, за несколько часов до того, как мы сумели поместить её в резервуар. Всё, что знала Касс, будет изменено, чтобы её сведения оказались бесполезными. А те вещи, которые они изменить не могли (например, структура сети, другие существа, выполняющие функцию столпов сети, и то, что Териан пытался сказать мне о Ревике), скорее всего, Касс вообще никогда не знала.

Мы подумывали посадить её на вайры, но я это запретила.

Мы обсуждали возможность сделать нечто подобное тому, что я сделала с Ревиком — чтобы кто-то зашёл туда и попытался проникнуть в суть личности, используя Барьерную связь. Мы говорили о том, кто бы это мог сделать. Я. Джон. Ревик. Чандрэ. Юми. Балидор. У меня определённо сложилось впечатление, что и Врег, и девушка Балидора, Ярли, не в восторге от того, что их возлюбленных могут использовать для такой цели, и не только потому, что аналогичный процесс с Ревиком едва не убил меня.

Ярли в особенности не переставала сердиться из-за этого разговора. Я уверена, что она сверлила Балидора гневным взглядом практически всё то время, что мы обсуждали Касс.

В итоге нам пришлось временно отложить эти обсуждения.

— Если она не может помочь нам в Дубае, то по-моему, это может подождать, — сказала Чандрэ, которая, пожалуй, была настроена примирительнее всех. — Мы можем решить, что с ней делать, когда получим представление о том, возможно ли воссоединить Четвёрку, — она бросила на Ярли беглый взгляд, поджав губы. — До тех пор мы оставим её в покое. Иначе мы просто проявляем агрессию ради агрессии… не имея никакой чёткой цели.

— Согласен, — тут же сказал Балидор.

Ярли скрестила руки на груди, хмуро посмотрев на него.

Высказались ещё несколько людей, сидевших на разных местах за столом.

Я слышала, как голос Ревика добавил что-то с противоположной стороны.

Думаю, я и не осознавала, насколько перестала следить за собранием, пока все за металлическим столом внезапно не повернулись, уставившись на меня.

Осознав, что все они выжидающе уставились на меня, ожидая, когда я заговорю, я откинулась на металлический стул, на котором сидела со скрещёнными ногами, и поёрзала задницей на жёстком сиденье.

Мы находились в общем рабочем пространстве командного центра, и сейчас я особенно скучала по отелю в Нью-Йорке, по его кожаной мебели и тёплым деревянным столам.

Окинув все лица ещё одним взглядом, я прочистила горло.

— Что? — спросила я. — Вам что-то нужно?

Балидор посмотрел на меня, затем на Ревика.

Лицо Ревика оставалось таким же нейтральным, когда он ответил на взгляд лидера Адипана.

Я чувствовала, что Ревик тоже отвлечён, и попыталась не встречаться с ним взглядом, по крайней мере, надолго. Я знала, что он не просто так сел на другом конце стола, и большую часть времени я это ценила. Но всё равно это ощущалось странно — я сидела во главе стола, он на противоположном конце, и оба мы старались не смотреть друг на друга.

— Мы нагоняем на тебя скуку, Высокочтимый Мост? — спокойно поинтересовался Балидор.

Я почувствовала, как к лицу прилило тепло. Я знала, что ‘Дори так шутит, так что не обиделась, но невольно ощущала себя пойманной с поличным.

— А какой был вопрос? — спросила я.

— Мы хотели знать, добилась ли ты успеха, убирая структуры из света Мэйгара. Ты сказала, что попробуешь сделать это, не привязывая его к себе, и если это сработает, то ты можешь попытаться проделать тот же эксперимент с Кассандрой.

Я уловила очередной хмурый взгляд от Ярли, выразительно адресованный Балидору.

Отказываясь даже пытаться понять, что тут происходит, я нахмурилась.

— Нет, — вспомнив нашу последнюю сессию в части резервуара, принадлежавшей Мэйгару, я ощутила, как нарастает моё раздражение. — Мне пришлось бы сделать то же самое, что я сделала с Лили и Ревиком. Мы с Ревиком это обсудили, и мы считаем, что это уже слишком много взаимозависимых друг от друга жизней, по крайней мере, на данный момент, — я крепче скрестила руки на груди. — Мэйгар играет роль подкрепления. Вне конструкции Дренгов. На Касс я тоже взгляну, но не питаю надежд, что её ситуация будет ощутимо отличаться.

Балидор откинулся на спинку стула и нахмурился. Металл под ним скрипнул болтами.

Когда он заговорил, его тон оставался нейтральным.

— Понял. Ты хочешь, чтобы Мэйгар пошёл с командой Врега? В северную часть города? Или со мной и Юми в составе отряда разведки?

Но мой разум вновь отвлёкся на кое-что другое.

— Как у нас успехи с конструкцией над Дубаем? — спросила я.

Балидор покосился на Ревика, приподняв бровь, затем посмотрел обратно на меня.

— Мы это и обсуждали. Большую часть утра, Высокочтимый Мост.

Нахмурившись, я на минутку задумалась, отрешённо барабаня пальцами по металлической столешнице.

— Вы обсудили рисунки Фиграна? Что-нибудь из них может сообщить нам что-нибудь об устройстве сети в целом?

Балидор один раз качнул головой, и теперь его лицо выражало нескрываемую озадаченность.

Он взглянул на Ревика, затем на Тарси — они оба сохраняли каменные лица.

— Нет, Высокочтимый Мост, — сдержанно ответил Балидор. — Но, полагаю, Меч может ответить на эти вопросы подробнее, чем я. Он много времени посвятил изучению этих материалов и других, связанных с Барьерной сетью Тени, пока мы ещё находились в Сан-Франциско. В том числе и изучению книги, которую Кали перевела из своих видений. Той, которую ты и твой муж заполучили, когда украли Списки Смещения.

Я кивнула, взглянув на Ревика.

В этот раз он прямо посмотрел мне в глаза.

Ощутив от него импульс жара, я постаралась скрыть реакцию на лице. Я видела, как изменились его глаза в эту паузу, затем он пожал плечами. Его лицо продолжало представлять собой маску разведчика вопреки тому, что я ощущала в его свете.

— Я бы очень хотел рассмотреть эти материалы с тобой, Высокочтимый Мост, — произнёс он, используя свой самый вежливый тон. — Возможно, мы сделаем это на отдельной встрече?

Я кивнула, чувствуя, как мои плечи расслабились.

— Ладно, — ответила я. — Отлично. Спасибо.

Все продолжали смотреть на меня, словно ожидая и пытаясь понять, закончила ли я. Когда через несколько секунд они так и не заговорили, я махнула рукой в их сторону.

— Давайте, — сказала я. — Продолжайте говорить.

Я ощутила недоумение, выплеснувшееся из некоторых, в особенности из Балидора, но проигнорировала это.

Я знала, что веду себя странно, но как будто ничего не могла с собой поделать. Я знала, что отчасти это избегание, особенно разговора о Касс, но понимала, что дело не только в этом. Обычно я руководила такими собраниями.

Дело в Лили? Беспокойство о ней производило на меня такой эффект?

Или это Ревик?

Это страхи из-за операции в Дубае? Или дело во всём том дерьме, плавающем в моём свете — в том, что сказал мне Териан о Дубае, о парне, коллекционирующем видящих из Списков? Или это из-за присутствия моей матери, из-за того, что она смотрела на меня с таким же озадаченным выражением, как и все остальные? Даледжем тоже здесь сидел, но я старалась не смотреть на него. Мой отец, Уйе, избегать которого мне почему-то по-прежнему было сложнее всего, расположился всего через несколько мест от меня.

Но главным образом я не могла отбросить ощущение, что я что-то упускаю.

Или же ощущение, будто что-то надвигается на нас из тьмы.

Балидор отпустил пару загадочных комментариев о том, что Джон и Врег «не единственные, кто прямо сейчас образует связь», так что, возможно, отчасти дело в этом. Они считали, что мы с Ревиком тоже образовывали связь — возможно, из-за всех изменений в наших светах, случившихся за последний год.

Даже сейчас я ощущала свет Балидора на своём свете, действующий менее деликатно, чем обычно. Я знала, что присматривать за мной — это его работа, так что я не раздражалась, но это отвлекало.

Спустя ещё несколько минут, в течение которых они обсуждали вооружение, я встала.

Опять-таки, я едва осознавала, что делаю, пока все они не повернулись, уставившись на меня.

— Я вернусь через минутку, — сообщила я.

Не потрудившись оценить их реакцию, я подошла к овальной двери и рывком открыла её. Затем перешагнула приподнятый порог и вышла в коридор.

Я дошла почти до конца первого его сегмента, когда меня догнал Ревик.

Он ничего не сказал. Он просто схватил меня за бицепс и продолжил идти рядом, вот только теперь казалось, что направление задаёт он, а не я.

— У нас сейчас состоится та самая встреча? — спросила я, немного забавляясь.

— Что-то вроде того, — пробормотал он.

Через несколько дверей он завёл нас во вторичный коридор.

Я не осознавала, куда он меня ведёт, пока мы не оказались перед запертой дверью в нашу каюту. Я узнала панель безопасности, вмонтированную справа от косяка.

Ревик наклонился поближе к сканеру сетчатки, уже прижав большой палец к панели. Когда огонёк погас, я услышала щелчок, а Ревик положил ладонь на ручку двери. Он распахнул дверь и затащил меня внутрь.

Поначалу я уставилась на окна.

Точнее, на корабле иллюминаторы, а не окна. Смотровые отверстия.

Они расположили опорную балку над нашей кроватью и столом, который мы перенесли наверх из резервуара. Кровать была застелена толстым тёмно-синим покрывалом, несмотря на стены и полы с подогревом. Когда мы переехали по-настоящему, группа видящих во главе с Мэйгаром преподнесли нам подарок к «новоселью», чтобы поздравить с переездом из резервуара — сине-бело-золотую мозаику меча и солнца, которую они повесили на потолке каюты.

Картина, которую я написала для Ревика, тоже украшала одну из стен.

Горы Гималаев складывались из толстых и тонких мазков вместе с теми же словами на древнем прекси, которые Ревик вытатуировал на своей руке. Я вложила в эти линии как можно больше от него, и профиль его лица проступал в очертаниях гор.

На фоне располагалось ещё одно изображение меча и солнца — светящаяся вспышка вокруг него обладала достаточным цветом, чтобы выделяться на небе.

Лили объявила картину «прекрасной», когда увидела её, и Ревику, похоже, тоже понравилось.

Он сам повесил её на стену, и несколько раз я замечала, что он пристально смотрит на неё с лёгкой улыбкой. Он сказал, что никто и никогда прежде не изображал его на картине. Мне сложно было поверить в этом, поскольку я знала, что его первая жена была художницей, но когда он сказал это, я ему поверила.

Может, его жена Элиза не рисовала людей.

Теперь я смотрела на рисунок его профиля, подавляя болезненную дрожь.

Ревик обхватил меня рукой за талию.

Он прижал меня к ближайшей балке, выступавшей из стены, и его рот накрыл мои губы, а пальцы сжались в моих волосах. Как только я приоткрыла рот, он тут же швырнул в меня свою боль, а ещё через несколько минут испустил стон. Его руки принялись за мой ремень, грубо расстёгивая его, пока я перебирала его волосы пальцами. Он сдёрнул мои брюки ниже по бёдрам, заставив меня ахнуть.

Я попыталась потянуться к его штанам, но Ревик не желал ждать.

Он отошёл от меня ровно настолько, чтобы расстегнуть свои брюки, затем снова впечатал меня в стены, целуя так грубо, что наверняка оставлял синяки, и используя так много своего света, что я едва могла дышать. Моё тело буквально плавилось, когда боль в нём усилилась, превращаясь из спешки в откровенное требование. Когда он вплёл свой свет в меня, заставляя мои колени подкоситься, я вцепилась в него, чтобы удержаться на ногах.

— Бл*дь, Ревик. Какого чёрта…

— Заткнись. Боги, Элли.

Я издала смешок, и он вновь поцеловал меня.

Его руки забрались под мою рубашку, задирая её выше по телу. Вжимая меня в стену, он опустил голову, лаская меня языком, губами и зубами, пока из моего горла не вырвался низкий звук. Крепче вцепившись в его волосы, я опиралась на стену и на него.

Его ладонь скользнула между моих ног, но он не ввёл в меня пальцы; он просто держал меня там, используя свой свет. К тому времени всё моё тело болело. Я извивалась, вскрикивая.

— Отсоси мне, — простонал Ревик, поднимая на меня взгляд.

Я силилась ответить, но он скользнул вверх по моему телу прежде, чем я успела что-то сказать. Он поцеловал меня в губы, и его свет напористо вплетался в мой. Ревик заставил себя помедлить, несмотря на ожесточённость, которую я ощущала в его свете. Используя структуры в своём aleimi, вкладывая свет в ладони, язык и губы, он скользнул в меня ещё глубже, притягивая с чувственной, неспешной настойчивостью, которая заставила меня застонать в голос.

Я попыталась выполнить его просьбу, спуститься вниз по его телу, но он остановил меня.

Ревик схватил меня за запястья, заведя их мне за голову. Как только он обездвижил меня, я ощутила его свет в своём, и он сжал структуры моего aleimi. Завладев моим светом по-настоящему, он издал надрывный стон.

Я почувствовала, как его боль резко усилилась. Он вжал меня в стену и прикрыл глаза, когда я не сумела пошевелиться.

— Я должна была сказать нет? — спросила я, всё ещё дыша с трудом. — Я должна была противиться тебе? Чтобы ты смог заставить меня?

Ревик выпустил мои запястья.

Его ладонь стиснула мои волосы, и он поцеловал меня в губы, не спеша, отпустив меня пальцами и телом и тестируя свою хватку на моём свете.

Я ощутила, как его боль резко усилилась, когда я не сумела высвободиться.

— Бл*дь, — простонал он.

«Чего ты хочешь? — послала я. — Чего, детка?»

Он лишь покачал головой, прислоняясь своим лицом к моему.

Он не хотел показывать мне даже в моём сознании, но я ощутила, как его боль ухудшается, потому что он думал об этом вне моей досягаемости. Через несколько секунд он вжался в меня ещё сильнее, чем прежде, и его кожа, прикасавшаяся к моей, казалась теплее.

— Боги, — пробормотал он.

«Ревик…»

— Скажи мне, если я зайду слишком далеко, — произнёс он. — Скажи мне, Элли. Пообещай, что ты мне скажешь.

Я кивнула, ахнув, когда его руки крепче стиснули меня. Когда он встретился со мной взглядом, ища ответ в глазах, я кивнула во второй раз, всё ещё с трудом дыша.

Крепко обхватив за талию, он вплотную прижал меня к своему телу, затем чуть ли не волоком отнёс в кровать. Спустя считанные секунды он уложил меня на постель, улёгся сверху, и его боль тут же усилилась, как только он закончил стаскивать мою рубашку через голову.

«Они знают, куда мы ушли», — напомнила я ему, силясь перевести дыхание и закрывая глаза, когда он ещё глубже вплёлся в мой свет. Я уловила образ, в котором он бил меня, и моя боль ухудшилась. Ощутив мою реакцию, он крепче стиснул меня, издав низкий стон.

«Мы ушли посреди стратегического совещания, Ревик».

Он притянул меня так резко, что я подумала, что потеряю сознание. Когда он помедлил, глядя на меня, его прозрачные глаза окрасились зеленоватым оттенком и светились изнутри.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — спросил он.

Посмотрев на него, я старалась подумать, контролировать свой свет. Затем покачала головой.

«Нет».

— Уверена?

«Да, — моя боль усилилась. — Да… я уверена. Но ты действительно хочешь, чтобы они нашли нас вот так? Или наблюдали за нами из Барьера?»

Я ощутила его полное безразличие к этому факту, и его радужки вспыхнули. Я видела, как он старается подумать об этом, заставить себя озаботиться этим вопросом, но в итоге Ревик лишь покачал головой, мягко прищёлкнув языком.

— Я нас заблокирую, — предложил он, слегка улыбаясь.

«Они всё равно почувствуют, если будут присматриваться».

— Не так много.

Я ощутила внезапный прилив паники. «Где Лили?»

— Она в школе, Элли. Её здесь нет. Она ничего не почувствует.

«Другие почувствуют. Они почувствуют достаточно, чтобы знать, чем мы занимаемся…»

— Мне похрен, Элли, — сказал он. — А тебе?

Глядя на него, я попыталась определиться.

Его боль змеилась в моём свете, и мне сложно было связно мыслить, и уж тем более переживать из-за того, что кучка видящих делает дальше по коридору. Я ощущала в Ревике такое сильное желание, что это стёрло практически всё остальное.

Мой свет сделался покорным под ним, и он издал низкий стон.

Опустив руку, он схватился за край моих трусиков и сдёрнул их одним рывком. Я ощутила жжение на бедре там, где ткань натянулась и порвалась, и ахнула от этого.

Не успела я перевести дыхание, как Ревик уже перевернул меня.

Затем он проник в меня пальцами.

Он помедлил ровно настолько, чтобы расположить меня, как ему хотелось — заставил развести колени, затем снова ввёл пальцы до упора, используя столько света, что я едва могла лежать спокойно, и уж точно не сумела бы остаться неподвижной, если бы он не удерживал меня на месте. Боль в его свете становилась интенсивнее. Его aleimi ещё глубже вплетался в меня, пока он продолжал использовать свой свет, и вот я уже ощутила, как его член затвердел, и hirik выступил наружу.

Я вскрикнула, наполовину обезумев, когда он начал посылать мне конкретные образы того, что он запланировал, расположив меня как ему угодно. И Ревик издал невольный низкий звук.

Я ахнула от более жестоких импульсов, которые ощущала в его свете. Он хотел ударить меня. Он хотел трахаться. Он также хотел анального секса — может, после того, как я отсосу ему… может, отыметь меня членом, или телекинезом, или и тем, и другим одновременно. Но больше всего он хотел, чтобы я подчинилась, чтобы мой свет сделался совершенно покорным ему во время всего этого.

Он хотел подчинения. Он хотел полного и безоговорочного повиновения.

Я ощущала это желание в его свете, подобное физической силе.

Я чувствовала, что ему хотелось сделать вещи, которые он видел в исполнении Дитрини и на которые он реагировал.

Когда это заставило мою боль ухудшиться, Ревик показал мне ещё больше.

Он издал низкий стон, когда я согласилась на всё, что он хотел, и его глаза закрылись.

Я по-прежнему ощущала, как он подавляет некоторые вещи, пытается решить, как далеко стоит заходить со мной. Я ощущала ту сдержанность и начала противиться его хватке, по-настоящему пытаясь высвободиться. Его хватка на моём aleimi сжалась ещё сильнее, и я почувствовала, что моё сопротивление возбуждает его. Его боль ослепила меня, едва не заставив утратить контакт с комнатой.

— Боги, — пробормотал он мне на ухо. — Да какого чёрта с нами не так?

Я издала сдавленный смешок, но не могла пошевелиться, и его боль заставила меня застонать.

— Не знаю, — выдавила я, тяжело дыша. — Ты хочешь ещё детей, или что? — ощутив очередной жёсткий укол его боли, который усилился в разы, когда Ревик задумался над моим вопросом, я добавила со слегка развеселившимся вздохом. — …Потому что мне кажется, что это исключено на следующие лет десять или около того, разве нет?

Ревик не ответил.

Вместо этого он поцеловал меня.

Он углубил поцелуй, пока я не утратила нить мысли. Когда через несколько минут он наконец-то помедлил, то выпрямился ровно настолько, чтобы сдёрнуть свою рубашку через голову.

Когда он наклонился поцеловать меня в этот раз, я ощутила на его языке вкус hiri.

Его язык становился всё жарче в моём рту, и Ревик вливал всё больше боли в мой свет. Его тело отяжелело, свет открылся ещё сильнее. Расслабилось всё, кроме его рук, которые напряглись, стискивая мои запястья.

Образы в его свете снова стали откровенно порнографическими, и он издал очередной стон, стараясь убрать жёсткую часть своего члена, чтобы мы могли потрахаться по-настоящему.

Что бы ни происходило между нами, это становилось всё хуже.

Это определённо становилось хуже.

Я ощутила согласие Ревика.

Самое точное понимание, которое появлялось в моём сознании, приходило в форме зрительных образов — как мы вдвоём ломаем стены, крушим нечто, стоявшее между нами и даже сейчас отдалявшее нас друг от друга. Даже в хижине мы были осторожны друг с другом. Эмоции были более мягкими, более настороженными. Возможно, более неуверенными.

Отчасти это была уязвимость и открытость, но в то же время это сводилось к какой-то вежливости.

Теперь эта вежливость исчезла.

Прежде чем я успела развить эту мысль, Ревик очутился во мне…

А потом я вообще ни о чём не думала.