Где - то неподалеку раздался треск дерева. Стоны сразу зазвучали громче - мертвецов не просто стало больше, у них появился какой - то новый повод для волнения.
Я схватил винтовку и прислушался. Могло стать, что гадины проникли в здание, тогда придется расчищать себе путь до самого подвала, но если эти твари последуют за мной вниз, то могут загнать в ловушку.
Хотя, что вверху застрять, что внизу - невелика разница: так и так несдобровать. Лучше держать оружие наготове, а ухо востро.
Вдруг уличная какофония грянула с новой силой. Неужели через подвал уже не сбежать? Дослав патрон, я еще разок выглянул за карниз.
Мертвячья свора то сбивалась в кучу, то распадалась на группы. Число их возросло по меньшей мере втрое. Скромные потери, понесенные ими на лестнице по моей вине, были с лихвой возмещены.
Кажется, входа они так и не нашли. Вместо этого уродцы бросались на доски и кирпичную кладку, но без особого успеха.
Снова послышались грохот и характерный треск сырой древесины. Гадины ответили воем и засуетились.
Да откуда эти звуки? И кто их производит?
- Эй, ты, на крыше «Приморской»! Ты в маске?!
Раздавшийся внезапно глухой голос поначалу меня даже смутил. Звучал он резко и казался особенно чужеродным в этом гиблом месте. Слова доносились откуда - то снизу, но не с самой улицы.
- Кому говорят - ты, на крыше гостиницы! Есть у тебя маска, или ты там помер уже?
Конечно, я не приметил названия гостиницы, но к кому еще мог обращаться голос, как не ко мне? Так что я проорал во всю глотку:
- Да! Есть у меня маска!
- Что?!
- Есть говорю маска!
- Чего орешь! Кто бы ты ни был, пригнись и заткни уши, так их перетак!
Мой взгляд лихорадочно метался над бурлящей внизу толпой.
- Где вы?! – закричал я и почувствовал себя дураком, потому как бушевавшая на улице мертвецкая симфония заглушала любые слова, кто бы и где бы там ни сидел.
- Кому сказано - пригнись и заткни уши, чтоб тебя!
Тут, через дорогу, в окне еще одного заброшенного дома, я заметил возню. Сверкнула ослепительная голубая вспышка, потухла ненадолго и сверкнула ярче прежнего. Одновременно ушей достиг пронзительно жужжащий гул. Звуковая волна рассекла ядовитый туман и со свистом пронеслась мимо, вколотив смысл предостережения мне прямо в мозг.
В третий раз просить не пришлось. Я пригнулся, забился в ближайший угол и прикрыл голову руками. И хотя локти крепко сдавили уши, заглушая все звуки, этого оказалось недостаточно, дабы спастись от всепроникающего электрического писка, острого, как игла. Так я и сидел, таращась на кирпичи, пока по кварталу не прокатился мощный взрыв, сопровождавшийся треском, от которого хотелось вывернуться наизнанку и который длился слишком долго для обычного выстрела.
Когда звуковой шторм растерял свою разрушительную силу и сошел на нет, до меня вновь донесся голос, чеканящий новые команды. Только вот я его не слышал и не мог даже шевельнуться. Руки тисками сжали голову, колени совершенно оцепенели, и мне никак не удавалось с ними совладать.
- Живо поднимайся! – услышал я наконец. - У тебя есть три минуты, пока кадавры не очухались! А если не поспеешь, то пеняй на себя!
Приложив все силы, я сустав за суставом расшевелил сначала руки, затем ноги и рухнул на колени.
Потом присел еще раз, чтобы подобрать соскользнувшую винтовку. Закинув ремень на плечо, подтянул под себя ноги. В ушах все еще звенел тот кошмарный звук.
Позади зиял выход на гостиничную лестницу, дверь тоскливо осела на петлях. Я налетел на неё и чуть не укатился кубарем по ступенькам. Меня изрядно пошатывало, но силы по – тихоньку возвращались. Добравшись до первого этажа, я без особых трудностей перешел на подобие бега.
Все окна в холле были заколочены и мрак стоял кромешный, не считая полосок унылого дневного света, сочащегося из щелей. Привыкнув немного к темноте, я разглядел запыленную стойку портье и опять - таки мозаику следов на полу. Парадная дверь оказались заложена толстенным брусом. Я рванул его вверх и задергал ручкой, но проклятая дверь никак не поддавалась. Не теряя времени, я что есть силы ударил её ногой. Та прогнулась, но выстояла. От второго удара треснули петли, а третий вынес всю дверную коробку.
Сразу за порогом я налетел на своего спасителя. Им оказался невысокий, ниже меня на голову, щуплый господин в потрепанном пальто. Плечи незнакомца укрывали стальные пластины, а на запястьях и локтевых сгибах были вставлены куски самодельной кольчуги. Лицо его закрывала маска с очками и широкополая шляпа.
– За мной, живее! - скомандовал он и легкой поступью сорвался с места.
Хоть и голос его показался совершенно мальчишеским, мне не оставалось ничего как подчиниться.
И улица, и тротуары были завалены трепыхающимися и рыкающими телами живых мертвецов. Под подошвами ломались руки и трещали ребра. Неудачно поставив ногу, я проехался каблуком по лицу покойницы и содрал с ее черепа лоскут гнилой кожи, который тут же размазался по мостовой.
Они лежали повсюду: прямо под ногами и чуть поодаль, пластом вытягивались вдоль бордюров и приваливались к стенам, безвольно высовывали языки и ворочали мутно - желтыми глазами.
Однако, вскоре стало понятно, что к ним возвращалось некое подобие жизни. Руки подергивались бодрее, чем прежде, и уже не так беспорядочно. Ноги изгибались так и сяк, стремясь принять вертикальное положение. С каждой секундой они все ощутимее приходили в чувство, если таковое у них еще имелось, или, по меньшей мере, припоминали простейшие двигательные навыки.
Наконец, мы миновали последний завал из мертвых тел.
- Давай туда!
Незнакомец указал на облицованное камнем строение, украшенное скорбными изваяниями сов. Надпись над входом гласила, что некогда в нем располагался банк. Парадная дверь была наглухо заколочена обломками ящиков, окна перегорожены решетками.
Тот вдруг выудил из-за пояса причудливо изогнутый молоток, к которому крепилась длинная пеньковая веревка, и забросил на балкон. Там крюк за что - то зацепился, незнакомец дернул его на себя и выдвинул раскладную лестницу. Та, лязгая, развернулась с размеренной грацией разводного моста, опущенного слишком поспешно.
Под моим весом лестница заходила ходуном. Когда ко мне присоединился незнакомец, конструкция затрещала и дрогнула, но удержалась на месте. Держать на себе двух человек зараз ей было явно не по душе, о чем она и сообщала при каждом нашем движении, испуская зловещие скрипы.
Незнакомец похлопал меня по заднику сапога, привлекая внимание:
- Вот. Третий этаж. Окно не бей. Открывается как обычно.
Кивнув, я перелез с лестницы на балкон. Окно было затворено, но не заколочено. У самого подоконника виднелась деревянная задвижка. Я поднял ее, и створка открылась.
Когда мой спаситель перебрался вслед на балкон, лестница сама собой стала складываться. Хитрые пружины, опускавшие и поднимавшие ее, вернулись на место и подняли конструкцию, так что мертвецам не достать, даже самым долговязым и длинноруким.
Я пригнул голову, повернулся боком и влез в окно.
Незнакомец юркнул следом. Спешки его как не бывало: ускользнув от гадин под надежное прикрытие старого банка, он позволил себе расслабиться и улучил минутку, дабы проверить свое снаряжение.
Он ловко обернул веревку вокруг локтя и ладони, смотал в кольцо и вместе с искалеченным молотком навесил обратно на пояс. Следом запустил руку в заплечную кобуру и поставил на пол устройство в форме длинной трубки. Оно могло бы сойти и за бракованное ружье, только спусковой крючок заменяла медная лопатка, а дуло перекрывала мелкая решетка.
- Эта она так пищала? – спросил я, переводя дыхание.
- Она родимая, не я же, - откликнулся господин. - Перед вами, сударь, Оглушающая Пушка Кулибина, в народе - Глушило. Вещь ядреная, но не без изъяна.
- Три минуты?
- Агась, около того. Питание вот тута, - он показал на рукоять, опоясанную тоненькими медными и стеклянными трубками. – Только опосля её вечность заряжать надобно.
- Вечность?
- Ну, минут пятнадцать. Тут от всякого зависит.
- От чего же?
- От статического электричества, - пояснил он и махнул рукой. - Дальше можете не вопрошать, темный лес это всё.
- Никогда таких не видел. Весьма полезная в хозяйстве. А кто такой этот Кулибин? Он же ещё в 1818 помер.
– А мне почем знать, – пожал он плечами. - Зовёт себя Кулибиным. Умелец он тутошный.
– Скажите, голубчик, сколько ему примерно лет?
– Много будешь знать – скоро состаришься, – прищурился под очками незнакомец. – Оченно уж вы, сударь, словоохотливый... Кто ты и что делаешь в нашем городишке?
– Так, хожу по своим надобностям, – ответил я, опасаясь болтнуть лишнего. – Местный я.
– Коли ещё раз обманешь, – показал он на меня пальцем, – я уйду, а ты сгинешь тут задарма. Усёк?
Юнец был прав, и я прекрасно это понимал. Оттого, глубоко вздохнул и сказал:
- Я ищу сестру. Скорее всего, она проникла сюда прошлой ночью, или чуть раньше, через старую канализацию.
- Она обрушена, - возразил он.
- Да. Мне уже сказали... – согласился я, присаживаясь на подоконник. - Вы уж не серчайте. Дело тонкое. Кому тут доверять я не ведаю. Оттого и спросить не решаюсь.
– Так как ты её найти сумеешь, если и спросить у людей не можешь? Чудной ты, сударь.
– Вы первый, кого я встретил. К тому же – я знаю куда она держит путь...
– И куда же?
– Будешь много знать – скоро состаришься, – хмыкнул я.
– Ладушки, окунул, – глухо рассмеялся незнакомец, – Счёт открыт. Чудной ты, и не злобный. Пойдем. Отведу тебя к людям. Поспрошаешь за свою сестричку. А то, от меня проку точно нет.
– К каким людям?
– К надежным, – ответил тот, положив «Глушило» на плечо.
– Быть может, хотя бы познакомимся, ради приличия? – спросил я, поднимаясь на ноги.
– Позже, – ответил он, разворачиваясь к двери. – Время уходит.
Он повел меня вниз по лестнице. У входа в главный вестибюль, напрочь лишенный окон, стояла керосиновая лампа. Незнакомец зажег ее и двинулся в сторону подвала.
Вволю насмотревшись на его спину, маячившую впереди, я уже на лестнице сказал:
- Я вам безмерно благодарен. Надобно было сделать это сразу, каюсь. Простите меня.
- Просто делаю свою работу, только и всего, - отозвался он.
- Так вы здесь на правах встречающего?
Он покачал головой:
- Нет, но приглядываю за шумливыми чужаками вроде тебя. Детишки - то обычно пробираются сюда тихой сапой да помалкивают. А вот если заслышим выстрелы и грохот, то мне уже положено выходить на проверку, - язычок пламени затрепетал и ему пришлось встряхнуть керосин в светильнике. – Всякий люд тут околачивается, так их перетак.
На первом этаже нас поджидала дверь, промазанная дегтем по всем стыкам. Поверх каждой щелочки были прибиты полоски прорезиненной кожи.
- Как только я открою дверь, мигом ныряй внутрь. Усек? - Он передал мне лампу. - Я тотчас за тобой.
– Усек.
Выудив из кармана штанов почерневшую связку железных ключей, он подобрал нужный и ткнул прямиком в пломбу, где я никак не думал увидеть замок; однако ключ провернулся, механизм щелкнул, и все было готово.
– Грамоте обучен? – уточнил незнакомец.
– Да, – кивнул я. – Не смейте волноваться.
– Тогда на счет «три». Раз, два… три.
Он потянул задвижку, дверь со чмоканьем ушла внутрь, и я скользнул в темноту. Мой провожатый, как и обещал, влетел следом, плотно притворил дверь и запер ее.
- Чуток осталось, - заверил он, после чего забрал у меня светильник и зашагал дальше, раздвигая свисавшие с потолка резиновые ленты.
Куцый коридорчик упирался в странного вида дверь, которая больше походила на матерчатую ширму, чем на преграду. Как и все остальные двери, по краям она была уплотнена специальными полосками, но, в отличие от остальных, пропускала воздух.
Прижав к ней ухо, я явственно ощутил сквозняк.
- Внимание. Правило то же, что и раньше: не мешкать. Раз, два… три.
На этот раз копаться с замком надобности не было. Дверь по рельсу уехала в стену, заскрипев всеми своими уплотнителями.
Заскочив в следующую комнату, в тусклом свете лампы я увидел на столе свечные огарки. К нему же были приставлены шесть старинного вида венских стула; за ними виднелись какие – то ящики, снова свечи, и еще один коридор с шелестящими резиновыми завесами, к которым я уже и подпривык.
После непродолжительной возни незнакомец управился наконец с дверью, прошел в дальний конец комнаты и начал зажигать свечи от лучины.
- Чувствуй себя как дома. Маску можно снять.
Стальные наплечники и наручи незнакомца один за другим с лязгом перекочевывали на стол. Последней туда плюхнулась звуковая пушка.
- Пить хочешь? - спросил он, стягивая очки и маску.
– Было бы весьма не...
Я осекся и застыл в смятении.
– Чего рот разинул? Смотри – вмиг бубенцы отстрелю.
– Что вы, – ответил я, смутившись. – И в мыслях не было. Просто я...
– Не ожидал увидеть девицу? – спросила она, распуская пучок на макушке. Пряди черных вьющихся волос легли на её плечи.
Несмотря на хамоватую манеру речи, в выражении миловидного лица было нечто особенно ласковое и нежное. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза с неприкрытым интересом смотрели на меня.
– Пелагея, – протянула она мне руку.
– Николай. Николай Александрович.
Я пожал маленькую, поданную мне руку и, словно чему – то особенному, обрадовался энергичному пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула мою руку.
– Будем знакомы, Николай.
Она не была похожа на светскую даму, а скорее походила на двадцатилетнюю девицу по гибкости движений, свежести и установившемуся на её лице оживлению, если только не грустное выражение глаз, которое поражало и притягивало к себе.
Запустив руку в один из ящиков, Пелагея достала оттуда две кружки и две же рюмашки. Она щедро зачерпнула воды из стоящего в углу бочонка и выудила из другого ящика початую бутыль.
– Это местная наливочка, – пояснила она, разливая мутную, дурно пахнувшую жидкость по грязным рюмкам. – Для гостя можно и с ежевичкой плеснуть. Давай, вздрогнем за знакомство.
Мы чокнулись, соблюдая приличия, и я махом осушил содержимое. Внутри вдруг разразился настоящий пожар, а настойка тут же стала проситься обратно.
– Ну как? – спросила она, хлопнув рюмашкой по столу. – Чувствуется вкус ежевики?
– Как с куста откушал, – ответил я, протирая слёзы.
Пелагея звонко рассмеялась.
– Если к ней привыкнешь – вполне сносная вещь, – пояснила она.
– Будем знать...
– Ну что, Николай Александрович, добро пожаловать в подполье.