Глава 24

«Руска Рома» отвалилась от башни со всей грацией бройлера, и ухнувший заодно с ней вниз желудок Насти исторг из себя порцию рвоты. Удержав ее во рту, она сделала героический глоток, от которого заслезилось в глазах, и еще крепче вцепилась в строп, хотя и без всякой пользы — разве что было на чем болтаться.

Дирижабль зарылся носом, подскочил и на предельной скорости понесся над затопленными бродячими мертвецами улицами.

— С правого борта атакуют! — проорал Бартош.

— Маневр уклонения! — скомандовал Анхель.

С силой за что-то потянув, он опустил с потолка установку с рядом трапециевидных рычагов. Затем рванул один из них, и водородные баллоны отозвались пронзительным гулом, переходящим в визг.

— У нас перегрев! — крикнул помощник.

— Ну и пусть, — отмахнулся капитан.

Сквозь лобовое стекло, полуовалом обегавшее кабину, Настя разглядела кошмарный призрак другого дирижабля — поменьше этого, но ненамного, — на всех парах несущийся на «Руска Рому».

— Вверх уйдут, — буркнул Бартош. — Уйдут, никуда не денутся.

— Не уходят! — рявкнул Анхель. - Будь проклята эта посудина! Эти двигатели никак не...

Оборвав объяснения на полуслове, капитан саданул локтем по рубильнику толщиной с его кулак.

«Руска Рома» скакнула ввысь, будто перепуганная лань, а все ее содержимое, не исключая экипаж, качнуло назад, потом вбок и вверх; и все же полностью избежать столкновения не удалось — второй корабль налетел на них. С ужасающим скрежетом металла и стоном рвущейся материи огромные машины сцепились корпусами, но через несколько секунд дирижабль выровнялся и готов уже был ускользнуть.

— Ушли! — объявил капитан. — Мы ушли… видит кто-нибудь их? Куда они подевались?

Все глаза были прикованы к переднему стеклу, выискивая малейшие признаки врага.

— Не вижу, — проворчал Бартош. - Не могли же мы взять и потерять их!

Старший помощник, мерными порциями заглатывая воздух, предположил:

— У них же не такой крупный корабль. Может, не стоило нас таранить. Не справились с повреждениями, и всего делов.

Побелевшие как мел костяшки не давали пальцам Насти отпустить ремень, и ей пришлось вытянуть шею, чтобы глянуть в окно. Она никогда не была прилежна в молитвах, но сейчас неистово, той бессловной молитвою, просила Бога, чтобы тот дирижабль больше не вернулся.

Однако голос капитана ничуть не обнадеживал:

— Нет, нет, нет, нет!

— Где?

— Внизу?

— Да где же? Никого не вижу! — воскликнул Анхель.

И тут корабль сотряс еще один увесистый удар, послав «Руска Рому» в крен. Строп разорвало, Настя рухнула на пол, мешком прокатилась до стены и тут же обратно на середину кабины. Девица встала на четвереньки и поползла вперед, но её вдруг понесло к двери грузового отсека.

Где-то внизу выгибалась и трещала сталь, вылетали заклепки; где-то сбоку шипел и фыркал двигатель, издавая звуки, которых нормально работающим двигателям издавать не полагается.

Прямо по курсу раскинулся пейзаж, сглаженный туманом, и до Насти не сразу дошло, что наслаждаться этим зрелищем она может по одной единственной причине: дирижабль смотрел носом вниз и мчался навстречу горохово-желтой пелене, под которой могло скрываться что угодно.

— Мы сейчас разобьемся! — заверещала Настя, но её никто не услышал.

Команду всецело занимал обмен бранными репликами и даже крики пассажира не могли их отвлечь.

— Левый двигатель!

— Вышел из строя, или заело, или… не знаю! Не могу найти подушку стабилизатора!

— Да, может, на этой кретинской машине ее и нет. Тяга правая, жми пневмотормоза. О бесы, да если мы сейчас не уйдем на подъем, то уже не уйдем никогда.

— Они снова идут на нас!

— Они там что, ума лишились? Мы же отправимся к праотцам!

— Не уверен, что их это так волнует…

— Попробуй вон ту педаль… нет, другую! Вдави и не отпускай!

— Не работает!

— Мы сейчас напоремся на…

— Слишком медленно!

Настя прикрыла веки и почувствовала, как от стремительного спуска уходят в череп глазные яблоки, не справляясь с давлением.

— Я умру здесь, умру… или там, на земле… Я ведь совсем не… — сказала она себе самой, потому как никто больше не слушал. — Я ведь совсем не так хотела. Господи.

Днище гондолы заскребло по какой-то новой поверхности — на сей раз кирпичной, не металлической. По обшивке глухо застучали камни, отскакивая и осыпаясь на землю.

— Во что врезались? — спросил Анхель.

— Крыши брюхом скребем!

Дирижабль вело по беспорядочной траектории, швыряло то и дело на препятствия и острые углы, но в конце концов он начал замедлять движение… и внезапно ушел вверх — до того резко, что рот Насти вновь заполнился желчью.

Вдруг воздушный корабль рывком остановился, словно кто-то натянул собачий поводок, и Настя ничком свалилась на пол.

— Подцепили, — угрюмо произнес капитан. — Нас берут на абордаж.

Кто-то наступил девице на руку, заставив вскрикнуть, но времени на жалобы уже не оставалось. По входной двери принялся отбивать барабанную дробь немаленький и, видимо, прибывающий в сильно расстроенных чувствах господин. Настя поднялась с пола и юркнула в нишу рядом с грузовым отсеком. Там она и затаилась, пока капитан и его команда выхватывали клинки с пистолетами.

Отстегнув ремни, матросы повскакивали с мест и кинулись отстаивать дверь, но та уже едва держалась на петлях. Как бы они ни налегали на неё, как ни упирались ногами, силы — а может, усердия — у их противника было больше.

Насте некуда было податься и нечем помочь экипажу; съежившись на полу, она наблюдала, как справа, в образовавшуюся брешь пролезла толстая рука, схватила Бартоша за волоса и стала молотить того головой об дверной косяк. Тем временем ещё одна рука появилась снизу двери, сграбастала ближайший сапог и дернула на себя. Повалившись на пол, Анхель отчаянно залягался, колошматя ногой по вражьей конечности, по двери и по чему ни попадя. На долю секунды лапа исчезла, а вернулась с револьвером и тут же пальнула капитану в подошву.

Пуля пробила сапог насквозь, по прямой прошила бедро и впилась в нежную плоть предплечья. Анхель взвыл и принялся поливать свинцом руку, дверь и все, что только шевелилось в проеме. Однако, пули были бессильны перед стальной обшивкой и не наносили совершенно вреда.

Уступая напору атакующих, дверь прогнулась пуще прежнего. Капитан сорвался с места и заковылял к грузовому отсеку, оставляя за собой кровавый след. Пинком отшвырнув с дороги Настю и угодив ей в аккурат под ребра, он начал вертеть колесо на стальной двери грузового отсека.

— Держите вход! — рычал Анхель.

Его подчиненные старались изо всех сил, но получалось у них весьма скверно.

Пару цыган навалились спинами на искореженную дверь и упорно держали оборону перед наступающими захватчиками.

На противоположном конце рубки послышался скрип петель, которые давно не были в деле: открылся аварийный люк. На глазах у Насти капитан выскользнул наружу, зацепился за корпус и, словно паук, пополз вверх. Вскоре на обшивке послышались стуки колен и сапогов.

Настя и представить боялась, каково это — ползать бог знает на какой высоте по корпусу дирижабля, без страховки и без гарантий, что приземлишься на что-нибудь мягкое. Однако капитан упрямо перебирал руками и ногами, и каждое его движение отдавалось бряцанием маленького гонга.

— Что он делает?! — взревел Бартош.

Девица едва расслышал его: в ушах до сих пор звенело от выстрелов, которые в замкнутом пространстве звучали вдвойне оглушительнее.

— Крюки! — выдавил один из смуглых матросов, задыхаясь от боли и пытаясь хоть как совладать с ранами, не отнимая спины от двери. — Абордажные крюки он отцепляет.

Настя хотела бы помочь, да не знала как; еще больше она желала сбежать отсюда, но пути было два — в небо и вниз, а превратиться в мокрое место ей вовсе не улыбалось.

У ног Бартоша валялся брошенный охотничий длинный нож с острым концом. Настя вытянула ногу и подтолкнула его поближе к себе. Возражать никто не стал. Тогда она взяла оружие в руки и крепко прижала к груди.

Тут что-то громко щелкнуло и с прытью, переворачивающей внутренности, корабль ушел вверх.

Дверь, отделявшая команду от врага, мгновенно захлопнулась и чуть не улетела в небеса, потому как снаружи ничего уже не было; второй дирижабль отбросило назад, и суда быстро разошлись.

— Есть! — воскликнул капитан, хотя в кабине его голос был едва различим.

Снизу донеслись вскрики. Возможно, кто-то из неизвестных выпал за борт, когда «Руска Рома» сорвалась с крючка.

— Всем отойти от двери! — завопил мистер Бартош, после чего ринулся к своему креслу и с горем пополам залез на него.

Дверь искорежило напрочь, и оставалось ей недолго. Наконец не выдержала под ее весом последняя петля, и стальная плита с тоненьким свистом понеслась навстречу мостовой.

Все напрягли слух, считая секунды, пока по улицам не покатилось грохочущее эхо.

В люк на дальнем конце гондолы ввалился капитан. Закрыв за собой створку, он кинулся в рубку и занял свое кресло — ни качка, ни солидный крен, ни потеря двери, с которой кабина осталась беззащитной перед зловонными небесами, его не смущали.

— Ходу, ходу давай, — прохрипел Анхель. Он вконец выдохся и дрожал от перенапряжения сил.

Перегнувшись через осевшего на кресле помощника, капитан дернул рычаг, затем просунул здоровую ногу под пульт и нажал на педаль. Дирижабль подпрыгнул в воздухе и сделал бодрый полуоборот, выбив Настю с безопасного местечка, и она кувырком полетела в открытую дверь.

Не выпуская ножа, девица выбросила вторую руку в надежде зацепиться за раму, петлю, за что угодно еще, но корабль кренился все сильнее, а на помощь ей никто не спешил. Тут искореженный обломок петли пропорол ей ладонь, и от боли и ужаса она разжала пальцы.

И упала.

…Но ударилась о твердую поверхность куда быстрей, чем ожидала. В следующее мгновенье здоровая лапища, которую Настя уже видела, схватила её за руку и сдавила со всей мощью столярных тисков.

В разом помутневшей голове пронеслось что-то насчет огня и неразлучного с ним полымя.

Она никак не могла решить, сопротивляться ей или нет, но тело решило само. Настя принялась извиваться и брыкаться, пытаясь выскользнуть из чудовищных пальцев, хотя под ногами девицы не было ничего, кроме зараженного воздуха.

— Ты что, дурной? — прорычал голос, достойный руки таких размером. — Неужели ты и вправду хочешь, чтобы я тебя выпустил?

Настя проворчала что-то в ответ, но её не услышали. Рука подтянула добычу повыше, к самому краю палубы второго дирижабля. Её держал за запястье мужчина, крупнее которого Настя не видела — да что там, не слышала. Он сидел на корточках, иначе не уместился бы во входном проеме собственного корабля. Дверь здесь не отворялась наружу, а уезжала вбок по специальному пазу. Маска на мужчине была облегающего типа, без громоздких дыхательных приспособлений.

Позади него пререкались чьи-то раздосадованные голоса:

— Отцепились! Сукин сын отцепил нас! Голыми руками!

— Ну да, хитрый попался вор; это мы и так знали.

— Поднимай эту колымагу в воздух! Сейчас же поднимай! Мой корабль ускользает от меня с каждой секундой, а его я терять не намерен, слышишь меня? Я свой корабль не отдам!

Гигант отвлекся от Насти и бросил через плечо:

— Лаврентий, ты свой чертов корабль уже продул. Мы же попытались, так? И попытаемся еще разок, только позже.

— Нет, мы попытаемся прямо сейчас, — не унимался хриплый голос.

Однако другой, не такой низкий и чуть ли не жеманный, возразил:

— Да нельзя сейчас! Мы и так еле ползем.

— Ну вот, как раз и взлетим!

— Какое там взлетать — мы высоту теряем!

И снова гигант обратился к ним через плечо, напоминавшее формой горный хребет:

— Митрич прав. Мы еле плетемся и теряем высоту. Голубку надобно сажать, иначе, не ровен час, разобьемся.

— Да чтоб тебя, Семён, мне нужен мой корабль!

— Надобно было его стеречь, Лаврентий, а не зенки заливать. Однако, мне тут хотят намекнуть, куда же он направился. — И он перевел взгляд на Настю, которая все так же болталась над вихрящейся пеной тумана, оседавшей на город. — Верно же я говорю?

— Нет, — отозвалась Настя. Её голос звучал сердито, хотя на деле ей всего лишь не хватало дыхания, а сдавленная рука нещадно ныла. — Я не знаю ничего.

— Твои песни принесут тебе несчастье, — заметил мужчина и расслабил запястье.

— Не надо! — взмолилась Настя. — Не надо! Клянусь, не знаю!

— Но ты ведь был в их команде, правда?

— Нет! Я просто пассажир! Хотел выбраться за город! И всё!

Он без всяких усилий втащил Настю в гондолу, словно перекладывал котенка из корзины в корзину. Наставив палец ей между глаз, он произнес:

— Не шевелись, коли сам себе не враг.

— Да пристрели ты этого гаденыша, раз не хочет беседы вести! — потребовал голос, разъяренный больше прочих.

— Остынь, Лаврентий. Через пару минут он нам что-нибудь да скажет. А пока нам нужно посадить судно, не то само упадет.

Он задвинул боковую дверь на место и уселся на очень большое кресло перед очень большим лобовым стеклом, затем оглянулся и сказал Насте:

— С тобой тут не в игры играют, юнец. Нож ты выронил, я сам видел. И для тебя же лучше, если ты ничего больше не припрятал. Через несколько минут потолкуем.

Настя стояла на четвереньках, потирая руку и разминая измученные шейные мышцы.

— Мне не ведомо, куда они там удрали с этим кораблем, вот вам крест. Я только на борт поднялся, часа не прошло.

— Серьезно? — хмыкнул верзила. Судя по величине его кресла и тому, что остальные позволяли ему говорить за всех, он-то и был капитаном судна. — Кузмич, будь так добр, присмотри за ним.

Из тени плавно выступил стройный господин, которого Настя заметила лишь сейчас. Даже когда корабль дернулся и тоскливо завалился носом, начиная путь к земле, человечек остался неподвижен. Его ноги словно приросли к полу.

Девица заговорила сама с собой, потому что другие вроде бы не слушали:

— Я всего лишь пытался выбраться из города. Хотел…

— Держитесь крепче, — посоветовал капитан.

Это был не столько приказ, сколько совет — и хороший, поскольку дирижабль начал двигаться по нисходящей спирали.

— Отказали пневмотормоза, — сказал кто-то с деланым бесстрастием.

— Совсем? — уточнил капитан.

— Нет, но…

С мерзким звуком корпус корабля заскрежетал по кирпичной стене какого-то здания. С дребезгом взрывались окна, лишаясь рам: машина утаскивала их за собой.

— Раз так, включай двигатели.

— Правый не хочет.

— Значит, при посадке ввинтимся в землю; ничего страшного. Давай выполняй.

Кабину заполнил рев.

— Падаем, ребята, — спокойно произнес капитан.

Усатый господин в синем кителе — Лаврентий, надо думать, — воскликнул:

— Два в один день! Проклятие!

— Коли бы знал, что ты такой везучий, — откликнулся капитан, — ни за что бы не стал помогать.

Улица приближалась быстро. Стоило дирижаблю выйти на очередной виток спирали, в окне возникала земля — и посадку она сулила на редкость суровую.

Капитан потянул рычаг у себя над головой и дирижабль начал тормозить по-настоящему, чуть ли не вставая "на попа". Днище корабля соприкоснулось с землей. От удара он едва не отскочил обратно, но завяз в грунте и пропорол борозду, пока наконец не застыл на месте.

Как только мир прекратил ходить ходуном и корабль улегся набок, Настя шатко поднялась с пола и сразу же схватилась за голову.

Густая кровь текла из рваной, пульсирующей раны на голове. Ноги решительно отказывались её держать. Настя пошатывалась, не отнимая руки от кровоточившей раны, а другой искала опору, или выход.

При посадке корабль изрядно завалился на левый борт, и боковую дверь, через которую она попала в кабину, попросту смяло. Все они очутились в западне.

По крайней мере, так она думала, пока не приоткрылся нижний люк и не подарил ей надежду.

Загрузка...