Прямо за углом

II. Глава 12. Планета для всех

— К вам я, хотя бы, не боюсь поворачиваться спиной. — Вождь не спеша двинулся вперед, в сторону соплеменников.

— Видишь лук? — спросил я Молчуна.

Он кивнул.

— Отойди в тень, — я чуть шевельнул рукой в сторону развалин справа, — отрой сектор для выстрела. Нельзя дать лучнику выстрелить.

— Остался один заряд, — Молчун не спорил, просто проинформировал.

Я пожал плечами. Не солить же его.

— Мы делаем свою работу в тени, — тихо сказал Молчун, неторопливо отходя к разрушенным стенам.

Странная фраза. Выпадала из языкового ряда полностью. Словно была переведена с другого языка, более древнего. Может, какой-то мертвый язык их планеты? Ритуальная фраза перед началом боя?

Я вновь пожал плечами.

Где-то на середине Вождь вколол себе ампулу и что-то произнес, выкрикнул, опять на новом наречии, таком, что я даже не разобрал смысла.

Но в интонации звучал вызов.

— Две-три минуты он будет очень опасен. Для всех, — тихо сказал Хакер рядом.

— Стоим, не подходим, пока не уляжется, — ответил я, — повторив ту же команду для остальных простым жестом.

Выкрик вождя очень не понравился банде. Они начали группироваться, но слишком поздно. Вождь влетел прямо внутрь шестерки, не давая возможности выстроить оборону или использовать лук.

Я впервые увидел, как вождь обращается с оружием. У него было два ножа, слишком маленьких, чтобы наносить глубокие раны. Зато короткие прямые лезвия почти не могли застрять в теле. Недостаточную длину Вождь компенсировал частотой ударов.

Он начал с лучника, так что я напрасно беспокоил Молчуна. Шесть ударов, потом взмах ножом — самым кончиком он лишь чиркнул по шее первой жертвы, и чуть дернул его за руку, разворачивая к остальным.

Кровь, хлынувшая из горла, выплеснулась на ближайших бандитов, замедляя их, внося разлад, ухудшая ориентацию. Вождь обошел оставшихся краем, чуть присев, проскользнул мимо, резанув только одного под коленом, и напал на тех, кто находился в тылу.

И только в этот момент заработала инъекция, когда выбыло уже двое или трое. А вождь еще ускорился.

У оставшихся не оставалось никаких шансов.

Проблема теперь оказалось в другом, — он справился слишком быстро. Видимо, изначально рассчитывал на более серьезное сопротивление. Но если без стимулятора нападение Вождя хотя бы походило на бой, то дальше оно превратилось просто в расправу.

Я видел, что всех интересовало, куда же Вождь двинется дальше. Молчун приподнял пистоль, но я сильно сомневался, что он попадет, а если даже и попадет, что это хоть как-то остановит Вождя. Даже не замедлит.

Архитектор спряталась за спину Увальня и выставила оттуда копье. Хакер перехватил в руке нож.

Все готовились и ждали. В состоянии берсерка, как говорили, он может напасть на кого угодно.

Ближайшими были мы.

Так что все затаились и старались не привлекать к себе внимания.

Вождь сел на корточки, как тогда, когда мы только познакомились.

Обвел мутным взглядом окрестности, ножи в его руках слегка шевелились словно требуя еще жертв.

Я видел, как под этим взглядом замирали заключенные, сидящие в отдалении. Потом этот взгляд уперся в меня.

Губы Вождя зашевелились, он что-то говорил, читал какую-то молитву, или повторял мантру, или просто проклинал весь белый свет.

Время шло. Вождь отвернулся и уперся взглядом куда-то вдаль, где не было никого.

Еще через минуту он медленно завалился набок.

Только теперь мы зашевелились. Я понял, что не дышал все это время, и втянул воздух:

— Воды ему, и проверьте, не ранен ли.

Груз был на подходе.

Пятьдесят универсальных порций еды. Даже если ни в чем себе не отказывать, нам хватило бы дня на три трехразового питания. А если не обжираться, то мы вообще протянуть неделю.

Но я знал, что так не выйдет. Народ вокруг ждал, пусть и разрозненный, по одному по двое. Они пришли клянчить, меняться, торговать телами, побираться. Никто из них по отдельности не представлял опасности. Любого из них можно унизить, убить, и это встретят тотальным равнодушием.

Но если мы просто уйдем с едой, они сорвутся. Нападут. Все разом. Одиночки превратятся в толпу, а толпе не нужно знание языка, чтобы действовать. Толпу не остановят разногласия.

Можно было напасть самим, это, скорее всего, вспугнуло бы остальных. Вырезать кого догоним, остальные разбегутся.

Я решил поиграть в ту игру, в которую они привыкли. Так безопасней.

Махнул рукой ближайшему. Когда он приблизился, крутанул пальцами около рта: «Говори».

Этот язык я уже немного знал, поэтому спросил:

— Что у тебя есть?

Связка стрел. Даже не стрел, а просто заготовок, прутиков, из которых, предполагалось, можно было бы сделать древко.

Я видел, что большая часть из них никуда не годится.

Отобрал те прутики, у которых был хоть какой-то шанс, остальные вернул обратно. И пихнул вперед пакет с пайкой. Один.

Не зная местных расценок, я мог ошибиться в любую сторону, поэтому внимательно следил за его реакцией.

Судя по всему, ошибся я не сильно. Делить пакет на части было бы сложно. Чувствовалось, что хотел он больше, но боялся получить еще меньше.

К моменту сброса груза мы уже обчистили трупы. Двое ящеров отпаивали Вождя, который пришел в сознание, но не соображал совсем.

Луком завладел получивший шрам во все горло. Я кинул ему заготовки, что отобрал, — разбирайся. И махнул рукой менялам: «Следующий».

Мы раздали где-то пятнадцать порций. Я отклонил предложения трех проституток обоих полов, хотя посматривал при этом на свою команду. Меня не сильно волновал сам факт секса на продажу, но сильно беспокоило ужасное состояние предметов торговли. Или здесь были волшебные средства, или после такого удовольствия можно было собрать все болезни, еще и не одной цивилизации. Но все-таки я посматривал на своих. Может быть, я что-то не знал.

Никто не заинтересовался.

Впрочем, одной проститутке повезло. Она говорила на языке Хакера и Молчуна, который я теперь знал очень неплохо.

Я взял в руку пакет, красноречиво покачал его на ладони и сказал:

— Информация.

Она закивала. Рука уже потянулась к пакету, но я отодвинул его назад

— Эти, я показал на сваленные в кучу трупы краснокожих. Сколько их, как сильны, где обитают.

Она знала многое. Шныряла здесь между сбросами уже больше месяца, что по местным меркам причисляло ее к долгожителям. Банда окончательно подмяла под себя три сброса первого уровня и один — второго. Они всегда отправляли на обычные сбросы пятерых-шестерых, а ядро крутилось неподалеку того сброса, в котором появлялось оружие. И, как я понял, наркотики.

При упоминании наркотиков Вождь позади меня зашевелился. Я не оборачивался, но по тому, как отскочила назад информатор, вид у него был недружественным. Он что-то пробормотал, и, видимо, вновь успокоился.

То есть краснокожих в банде около тридцати. Теперь меньше.

Было еще две банды, поменьше. Но зато бойцы там подобрались посерьезней. Те не разменивались, именно одна из этих банд держала сброс третьего уровня, единственный в округе, о котором она знала. Далеко информатор не забиралась, так — крутилась в округе, поэтому ее знания были ограничены.

Но свой пакет еды она заслужила.

Когда мы раздали где-то пятнадцать паек и торги подходили к завершению, мне повезло.

На обмен принесли развороченное лазерное ружье. Я даже не уверен, что это было именно ружье, а не лазерный резак, или поисковое устройство. Или средство для растопки. Но по габаритам предмет больше походил на ружье, а из выломанных внутренностей торчали провода, видна была какая-то призма и что-то, что человеку с Земли отдаленно напоминало бы чипы, а жителю островного мира, весьма вероятно, детали удочки.

Увидел призму, Хакер дернулся вперед. Я мысленно чертыхнулся — он только что приподнял цену этой рухляди многократно.

Торговец был с напарником, что еще усугубляло ситуацию.

— Сколько? — спросил я просто.

— Десять паек. — Торговец больше смотрел на Хакера, чем на меня, явно надеясь на его поддержку.

— Четыре, и вы оба уйдете отсюда живыми. Или, если хочешь, я убью твоего друга, и отдам тебе одному целых три пайки.

Его напарник напрягся. Видно было, что его привлекли за мускулы, а не за ум. Вполне возможно, это был вообще малознакомый горемыка, подвизавшийся поработать телохранителем на один раз.

— Или, можно и наоборот, — подлил я масла в огонь.

Торговец понял, что проиграл. Его товар был нам нужен, но в этом таилась не только выгода, но и опасность. Он понял, что с товаром он отсюда не уйдет совершенно точно. Мы бы просто его не отпустили.

— Четыре, и один рюкзак. Пустой, — поспешно добавил он.

— Хорошо, — я махнул рукой Хакеру, чтобы он завершил обмен. — Рюкзак то тебе зачем?

— Удобный. И там проволока внутри на усилениях… — Торговец дернул кулаками в сторону, словно затягивал удавку у кого-то на шее, — тоже удобная.

Зарубка на память. С караулами больше шутить нельзя.

— Теперь куда? — Я осматривался. Торговцев больше не было. Были попрошайки и стервятники.

— Смотря что мы хотим, — откликнулась Архитектор. У всех теперь были рюкзаки, у некоторых, вроде Увальня и Хакера, даже два. Мы могли идти, и это был хороший вопрос — куда и зачем?

— Нам бы пока затаиться и отлежаться. Как бы банда не начала мстить.

— Как узнают? — Спросил Увалень.

Я повел рукой вокруг:

Любой из этих сдаст. Или тех, кто торговал. То есть вообще любой, кто нас видел. За пайку то. Не удивлюсь, если кто-то уже бежит туда, докладывать в надежде на подачку.

— Тогда в руины, — решила Архитектор. — Раз есть еда, там можно долго прятаться. Старый город. Можно даже что-то найти. Только там мы тоже не будем одни. И там найдутся глаза, найдутся уши, и всегда найдется тот, кто перережет горло спящему.

— Или задушит, — пробормотал я.

— Или да. Идем?

— Идем.

— Тогда туда, -она подняла руку и показала направление.

— Туда, — повторил я ее жест.

— Туда, — поднял руку Увалень.

— Туда, туда, туда, — повторили остальные. По-моему, только Молчун не включился, но на то он и Молчун. Он уже прикрывал тыл. Честное слово, мне наш шальной отряд напомнил стаю обезьян. Вели себя как дети.

Я крикнул, привлекая внимание падальщиков и остальных, кто еще не разбрелся и ожидал в отдалении, и швырнул на землю несколько пакетов с едой.

Как только мы уйдем, здесь начнется свалка.

Пусть рвут друг друга на части. Мне не нужно было, чтобы за нами увязались. Это их отвлечет.

Мы подходили к городу вечером, хотя на этой планете вечер мало отличался ото дня. Пыль, похоже стояла в воздухе везде, и солнца я не видел ни разу, хотя был здесь уже второй день. Даже не мог угадать, сколько светил у этой планеты.

Просто стало темнеть.

Город, когда то, был огромен. В сумерках и в пылевой дымке сложно было увидеть его границы, город простирался значительно дальше, чем смог позволял рассмотреть.

Величественные здания, конусами уходящие вверх, теперь обвалились, почти все.

Такая архитектура предполагала надежность, долговечность. Этот город был разрушен давно, очень давно. Либо преступников сюда ссылали столетиями, либо планета пришла в упадок задолго то того, как ее превратили в колизей.

— Что дальше? — спросила Архитектор. Я думал о том же, и ответа у меня не появлялось. У нас есть еда, чтобы затаиться, и все шансы легко отбить нападение одиночек и мелких шаек.

За день мы несколько раз делали привалы, мне очень не хотелось, чтобы за нами кто-нибудь увязался, поэтому я отсылал кого-нибудь вперед, дозорные прятались, ждали, пока мы пройдем мимо и смотрели, не идет ли кто-то следом, не важно, попрошайка или шпион.

А мы ждали их чуть дальше, отдыхая, потом шли снова.

Никого не было.

Но на самом деле эти привалы нужны были мне, чтобы дать Хакеру время повозиться с деталями, которые ему раздобыли.

Пока я не смогу получить здесь местное удостоверение в виде взломанного биомонитора, пока Хакер не сможет замаскировать себя, думать о чем-то более глобальном не хотелось.

Сколько бы еды мы здесь ни отбили, сколько бы оружия ни запасли, рано или поздно придет кто-то, кого заинтересует Хакер, должный сдохнуть давным-давно. И заяц-безбилетник, которого в этой части галактики не должно существовать вовсе.

Вождь шел уже сам, правда, пришлось влить в него почти весь запас воды с реки. Но вода беспокоила меня не сильно.

У меня было много вопросов, но задавать их Архитектору, или Молчуну, я не хотел. Итак назадавал уже слишком много, даже для человека с амнезией.

Много странных вопросов, не все из которых вообще можно прикрыть мнимой травмой головы.

Язык Вождя среди наших не знал никто, поэтому я мог начать заново, пользуясь тем, что уже знаю.

— Что за культурные ценности ты разрушил, что умудрился попасть сюда?

Вождь посмотрел на меня хмуро.

— Ты не знаешь ничего о нашем народе?

— Я сейчас вообще мало что помню. Ударился головой. Не знаю даже, кто я сам. Не знаю, за что здесь.

— Удобно, — также хмуро сказал Вождь. — Тут многие предпочли бы не помнить, за что они здесь.

Мы замолчали.

— если это что-то религиозное, о чем не говорят, можешь не отвечать.

Вождь глотнул еще воды:

— У нас это ужасное преступление, уничтожить реликвию. Надо понимать, как она появляется. Творец, по выбору, может сжечь себя в наркотическом экстазе, есть такой специальный древний состав, и это дорога в один конец. Очень быстрая дорога. И творец может создать что-то, что потом чтится веками. Этой традиции уже сотни лет, и шедевры множатся, их боготворят, за них убивают. Раньше убивали даже не за обладание реликвией, а только за то, чтобы на нее взглянуть.

Я вообще… следил за правопорядком. А мой сын был очень хорошим творцом. Великолепным. Такие редко прибегают к наркотикам, практически никогда. Доза для вдохновения — это удел посредственностей, желающих прославится в веках, но при этом не обладающих достаточным талантом.

Поэтому за сына я никогда не волновался. Это вообще редкий выбор, а уж тем более среди тех, кто и без того талантлив. В поколение создается несколько творений, не больше.

Вождь отпил еще, банка опустела. Он хотел, по привычке, откинуть ее в сторону, но я перехватил его руку и сунул банку себе в рюкзак. С тарой тут вечно дефицит.

— Я узнал об этом из новостей, не от сына. Он принял наркотик, и создал величайшие свои произведения. Он вырастил дерево в парке, рядом с которым люди сидят и плачут от восторга часами. Он создал здание. Музей. В котором любое, даже посредственное произведение искусства словно ограняется, показывается с наилучшей стороны. Даже камень, поднятый с земли, если положить его на постамент Музея, будет собирать толпы. А если в нем выставить настоящий шедевр, то людей придется оттаскивать от него, они не смогут сами оторваться от созерцания. Там пришлось ставить специальные системы. Драпировки, глухие жалюзи. Потому что те, кто должен был отгонять зрителей, оставались и тоже не могли уйти.

И он создал портрет. А потом умер у меня на руках, он разваливался на части, не мог говорить, не мог попрощаться, не мог есть, даже шею повернуть не мог. Лишь смотрел на часы и ждал конца.

Я знал сына. Думал, что знал, говорили мне. Но мы есть то, во что мы верим. Я знал сына, и начал копать. Мне просто повезло, никто и подумать не мог, что хоть кто-нибудь усомнится в святости решения творца.

Ведь Музей. Ведь Дерево. Целое поколение вздохнуло с гордостью, они же стали очевидцами величия Творения. Меня чествовали, как бога, как отца, породившего порока.

А я копал. Тот портрет. Один очень важный человек захотел увековечить себя таким образом. Сын не принимал решение, ему его навязали. Угрозами, пытками, или чем-то еще. Думаю, это было долго, его готовили, творец ведь не может творить по заказу, поэтому его приводили к нужной мысли. Ему нужен был только портрет. А сын мог сделать много больше.

Этот портрет-скульптура-образ, — он был чудесен. Я без сожалений убил охрану этого человека. Многие из них знали, что он сделал с сыном, не могли не знать. Я равнодушно убил много слуг, которые путались под ногами, по тем же причинам.

Я с наслаждением раздавил его самого, от этого планета стала только чище, и я сделал больше полезного этим одним убийством, чем за всю свою предыдущую карьеру.

Но вот его образ, созданный моим сыном, я уничтожал со слезами. Едва справился. Пришлось спрятать его и уничтожить все вокруг, чтобы не смотреть. Но нельзя было допустить, чтобы это чудовище победило. Нельзя, чтобы образ лживой твари сохранился в вечности. Так что, это одно из самых серьезных обвинений, за которые меня прислали сюда. Но я даже рад. Хуже всего то, что все то время, которое они издевались над моим сыном, меня не было рядом. Так что я здесь заслуженно…

— Смотрите! — Увалень и Архитектор тыкали назад, прервав рассказ Вождя.

Мы обернулись, я успел похлопать Вождя по плечу, не зная, что именно ответить. Принести соболезнования? Поздравить за осуществленную месть? Посочувствовать несправедливости этого мира?

Пока мы живы, этот мир справедлив.

Сзади, там, куда указывали ящеры, небо расчертили шлейфы трех падающих звезд. Падающих слишком симметрично, чтобы быть настоящими метеоритами.