Унгерт зашел в автобус и показал контролеру удостоверение ветерана. Полноватая женщина хмуро кивнула и двинулась в противоположный конец салона. Унгерт поймал на себе парочку неприязненных взглядов. Еще бы — он бесплатно ездит в общественном транспорте, а другим пассажирам приходится звенеть пфеннигами.
Автобус тронулся.
Унгерт поискал взглядом свободные места, не сумел найти, и остался на прежнем месте, вцепившись в поручень. Мимо проносились жилые районы западных окраин Брунхена. Унылые пятиэтажки, слепленные по стандартному послевоенному проекту. Город основательно разросся за время отсутствия Унгерта. Сказывалась удаленность от линии фронта и стратегическое портовое значение.
Дорога была так себе. Выбоины, неровности, лежачие полицейские. На некоторых участках шоссе автобус едва тащился — водитель берег подвеску. Медленная езда имела ряд преимуществ. Унгерт рассматривал дома и прохожих, провожал взглядом красивых девушек, внимательно изучал рекламные щиты на перекрестках. Он успел отвыкнуть от городской суеты и размеренного ритма цивилизации.
Ветеран ехал на биржу занятости.
Лето на Самарканде было прохладным. Во всяком случае, субтропическое лето Кенорленда — суперконтинента, на котором человечество расселилось несколько тысячелетий назад. Дожди, ветры, штормовые предупреждения — к этому сложно привыкнуть. Детство Унгерта было жарким, утопающим в лучах полуденного солнца. Раскаленный асфальт, ватаги парней с игрушечными автоматами, походы на дамбу, рыбалка на старых причалах. Хочется вернуть всё это, но слишком поздно. Теперь Унгерту не снятся игровые площадки и походы с родителями в лес. Закрывая глаза, он видит поля брани, кровь и ужас Второй Гольштадской войны. Небесные авианосцы проплывают над исстрадавшимися землями, от их неповоротливых туш отлипают паразиты — юркие самолетики, забрасывающие мирных жителей бомбами и поливающие друг друга пулеметным огнем.
Унгерт видит по ночам паротурбинные крейсера, вспарывающие брюхо океана. Но чаще всего он садится в кабину шагателя, расправляет все свои сочленения и топает по бескрайней степи, выпуская снаряды по вражеским позициям. Пулеметные турели расположены на плечах здоровенного металлического создания, орудийные стволы выдвигаются из корпуса. От локтевых сгибов и дальше, через сочленения кистевых манипуляторов, протянулись изогнутые стальные клинки, предназначенные для рукопашного боя. Унгерт смотрит на мир через амбразуру, забранную решеткой — достаточно мелкой, чтобы внутрь кабины не забросили гранату или бутылку с зажигательной смесью.
Поршни, шатуны и коленчатый вал приходят в движение. Напрягаются гидроусилители, шагатель распрямляет свои конечности и с лязгом устремляется вперед. В кабине пахнет маслом и дизельным топливом. Мерно гудит крейцкопф. Шагатель подобен мифическому великану, обрушивающему тонны своей ярости на мягкий чернозем бескрайней степи. Рядом бойцы Четырнадцатого Бронетанкового Соединения встраиваются в атакующий клин. На фланги выползают мобильные крепости — приземистые башни, поставленные конструкторами на гусеничные траки. И вся эта груда металла, чадящая выхлопами, скрежещущая и непримиримая, устремляется в атаку. Рвутся снаряды, свистят пули, кто-то наступает на мину, и в небо поднимаются тучи земли, перемешанные с искореженными кусками обшивки и кровью проходчика…
Вспышка.
Унгерт нависает над вражеским окопом, начинается мрачная жатва. Руки исполина чертят размашистые дуги, клинки вспарывают тела солдат, сносят головы, отсекают конечности. Крики, боль, кишки и дерьмо. Пахнет порохом, смертью, железом и дизелем. В кабине — адское пекло. Пот ручьями стекает с висков, пропитывает гимнастерку. Штаны прилипают к кожаному сиденью. Вентилятор не справляется с нагрузкой, панель с фильтрами заело…
Закашлявшись, Унгерт просыпается.
Чтобы оказаться в депрессивном портовом городе, в окружении угрюмых строителей, грузчиков, дворников и рабочих. В углу отцовской квартиры стоит телевизор — если его включить, можно полюбоваться очередным парадом, патриотическим фильмом или проповедью технократа, вещающего об ударных темпах восстановления экономики. Больше всего Унгерта тошнило от фильмов — правды там ни на пфенниг. Что ни сцена — героические войска Технократической Федерации крушат трусливых врагов, превозмогают на всех фронтах и душевно относятся к пленным. Противник всегда подлый и проигрывающий, мирные жители с благодарностью смотрят на освободителей. На деле всё обстояло иначе. Ни одна из конфликтующих сторон не считалась с гражданскими, практиковала массовые зачистки, газовые атаки и ковровые бомбардировки. Пленных старались не брать. Всюду возводились концлагеря, в захваченных городах обустраивались гетто и допросные камеры. Никто на вражеских территориях не радовался «освободителям», да и своих солдат недолюбливали…
После ранения Унгерт демобилизовался, отправившись в тыл. А чуть позже и война закончилась. Авалония подписала акт о капитуляции, власть технократов распространилась на оба материка. Пропасть между наследственными интеллектуалами и остальным человечеством стремительно росла.
Унгерт часто размышлял над тем, как можно было дойти до столь уродливой политической формации. Несколько веков назад любой крестьянин мог пройти тест, доказать свою сообразительность и взлететь на верхние ступеньки пирамиды власти. Со временем тесты усложнились, а уровень образованности населения упал. Чтобы подготовиться к экзамену, нужно обладать доступом в элитную школу, которая для простых смертных закрыта. В такие места зачисляют по праву рождения либо за очень большие деньги. Унгерт слышал о сумасшедших цифрах, начинающихся от десяти тысяч марок. За год обучения. А такими суммами располагают исключительно технократы.
Автобус остановился напротив здания биржи.
Унгерт с радостью покинул душный салон, провонявший потом и неприязнью. Он был единственным, кто вышел на остановке «Центр занятости».
Перед ветераном возвышалось трехэтажное здание, напоминающее амфитеатр. Постоянные ветра и дожди сделали свою черную работу — штукатурка местами обвалилась, а краска потекла. К бирже вплотную подступала густая парковая растительность. Еще дальше высился памятник вездесущему канцлеру Бёрку, одному из основателей технократического строя. Сейчас монумент поливали из шлангов парковые рабочие. Бёрк стоял на бронемашине и задумчиво смотрел вдаль — туда, где обычно восходило солнце.
Приблизившись к Центру, Унгерт толкнул стеклянную вертушку и вошел в гулкий вестибюль. Сегодня биржа не пользовалась популярностью — в разгар дня безработные предпочитали сидеть по домам или валяться на гальке у моря. Унгерт выбрал дневное время не случайно — надоело стоять в очередях.
Получив талон в распределительном окне, он двинулся на второй этаж и оказался единственным посетителем кабинета номер двести шесть. За столом у пишущей машинки сидела строгая женщина лет сорока. Женщина носила черное платье, а ее переносицу украшали очки на золотой цепочке.
Женщина что-то печатала на машинке.
Унгерт вежливо поздоровался.
— Присаживайтесь.
Он устроился на хлипком деревянном стуле у распахнутого настежь окна.
— Чем могу служить?
— Унгерт Вебер, — представился ветеран, протягивая женщине талон на посещение. — Ищу работу.
Социализатор поднялась со своего места, приблизилась к массивному деревянному стеллажу и среди однотипных серых папок отыскала дело Унгерта. Развязав тесемки, женщина быстро пробежалась взглядом по первой странице.
— Вы уже были здесь.
— На прошлой неделе, — согласился ветеран. — Ничего подыскать не удалось.
— Верно, — задумчиво произнесла женщина, перелистывая страницы. — Здесь сказано, что вы — заслуженный ветеран. Получили ранение, демобилизованы. Никаких специальных навыков.
— Меня призвали на фронт после школы, — уточнил Унгерт.
— Тест не сдавали?
Да она издевается…
Впрочем, это стандартный вопрос. Социализаторы всегда уточняют факт интеллектуальной сертификации. Всем ясно, что технократы не ходят на биржи занятости, но инструкция обязывает выяснять все детали биографии соискателей.
— Нет.
— Я должна была спросить.
— Понимаю.
Женщина перелистнула очередную страницу.
— Так. И кем вы хотели бы работать, Вебер?
Унгерт пожал плечами.
— Дайте хоть что-нибудь. Без теста не устроиться на хорошую должность. Грузчик, дворник — всё едино. Я уже три недели стою на учете, ем отцовский хлеб. Папа у меня пенсионер, знаете ли. И тоже едва сводит концы с концами.
— А что с армейской пенсией? — в голосе женщины прорезались нотки участия. — Разве вам ее не начисляют?
Унгерт вздохнул.
— Это касается только офицерского состава. Обещают, но… Сами понимаете. Я простой солдат.
Социализатор положила папку на краешек стола и приблизилась к картотеке вакансий в углу кабинета. Выдвинула один из ящиков.
— Попробуем решить вашу проблему, Вебер. У нас появляются варианты с нижним уровнем квалификации, но очень редко.
И только для своих, хотел добавить Унгерт.
Но сдержался.
Для него было счастьем уйти с фронта и вернуться в город своего детства. Сослуживцы отговаривали: мол, поезжай в столицу или тыловой промышленный центр. Туда, где нужны руки. А в приморских городах всё убито, нет ни промышленности, ни туристов. Будешь сидеть без пфеннига в кармане.
Вебер хотел увидеться с отцом. Мать погибла год назад — пошла с карточками в магазин, а рядом разорвался осколочный снаряд… До этого умерла младшая сестренка — просто заболела, а нормальных врачей в городе не осталось. Так что отец был единственным человеком в мире, ради которого хотелось жить. А вышло так, что Унгерт превратился в обузу на шее старика. Тот не роптал и был даже рад — сын вернулся с войны, живым и невредимым. Счастье-то какое…
Сидели на крупах, ходили рыбачить на причал. В лесу собирали грибы и ягоды. Иногда удавалось выменять у знакомых рыбу на фрукты и овощи. Одежду вообще не покупали.
Послевоенная экономика восстанавливалась с трудом. Авалония оказалась мощным противником, и оба народа втянулись в шестилетнюю мясорубку взаимного уничтожения. В определенный момент все красные линии были пересечены, и стороны конфликта перестали думать о примирении. Обе идеологические машины работали на тотальное истребление экзистенциального зла в лице оппонента. Или мы — или они. По мнению Унгерта, всё человеческое в таких условиях утратило смысл. Население Самарканда сократилось на треть. Мелкие государства, попавшие под раздачу случайно, не смогли уцелеть. Пострадала даже горная Умбрия, веками соблюдавшая нейтралитет. Технократы пели о светлом будущем по радио и телевидению, но все понимали, что выйти на довоенные показатели удастся лишь через десять-пятнадцать лет.
— Вот, — социализатор извлекла новехонькую карточку из недр ящика и протянула Унгерту. — Взгляните-ка.
Унгерт взял карточку из рук женщины и стал внимательно ее изучать. Внутри затеплилась надежда — вакансию ему предложили впервые за три недели.
Грузчик в порту.
Ничего сложного, за исключением одного момента — требовались навыки управления складской спецтехникой. Штабелерами, погрузчиками и такелажными системами. Унгерт знал, что для трудоустройства ему потребуются соответствующие корочки…
— Переживать не стоит, — женщина внимательно следила за лицом ветерана. — Вы же умеете управлять шагателями. В порту техника более примитивная.
— Я попробую, — поспешно заявил Унгерт. В успех он не верил, но это — хоть какой-то шанс. Гораздо страшнее, если социализатор разозлится и вырвет у него карточку из рук. Тогда они с отцом умрут от голода. — Спасибо вам.
Для себя он решил, что если не справится с задачей, то уйдет из квартиры отца. Будет бродяжничать. Может быть, отправится в сельскую местность, поищет там что-нибудь. Работать за еду не стыдно — сейчас многие так живут.
Взгляд женщины потеплел.
— Вот и хорошо. Я сделаю отметку в вашей папочке и выпишу направление. Это дополнительный плюс, хоть и небольшой. Постарайтесь заинтересовать их, договорились?
Унгерт кивнул.
Они расстались почти друзьями.
Социализатор посоветовала возвращаться, если будет отказ, и просить талончик в двести шестой. Другие могут не понять, добавила женщина. Похоже, она прониклась сочувствием к ветерану, положившему несколько лет своей жизни на алтарь победы. Или просто Унгерт ей кого-то напомнил…
До порта он решил прогуляться пешком.
Набежавшие утром тучи рассеялись, солнце высушило асфальт и подняло настроение. Унгерт улыбался своим мыслям, пересекая парковые аллеи. Его путь лежал через старую городскую застройку, чудом сохранившуюся после бомбардировок. Улочки, выложенные тесаным камнем. Балконы, нависающие над узкими тротуарами. Крохотные закусочные в подвальчиках, из которых пахло грапсовыми лепешками, горячей похлебкой и жареной рыбой.
Порт был виден издалека. Штабеля контейнеров, высоченные крановые стрелы, туши грузовых и военных кораблей. Выбравшись на набережную, Унгерт вдохнул полной грудью морской воздух. Ветер взъерошил отросшие волосы. Над заливом носились стриккеры.
Прибрежная суета втянула Унгерта в круговорот людей, грузов, шума и скрежета. Адрес, который ему дали на бирже, совпадал с расположением сектора грузовых операций. Унгерт обогнул нефтехранилище и вышел к административному зданию контейнерного терминала. Вокруг простиралась обширная территория, заполненная разноцветными призмами и кубами с белой маркировкой — всё это здорово напоминало лабиринт из старинных сказок о злых духах. В таком месте легко заблудиться. Впрочем, Унгерта просто так не возьмешь — он привык воевать в условиях ограниченной видимости, когда город превращается в руины и катакомбы, а пыль и дым застилают остатки улиц.
Внутри здания было тесно и шумно. Кто-то толкнул Унгерта плечом и выругался вместо извинения.
Главный логист несколько секунд изучал биржевое направление, школьный аттестат и военный билет соискателя. Унгерт рассматривал своего будущего начальника — грузного человека с сердитым лицом и слегка подкрученными вверх усами. Несмотря на жару, начальник был одет в темный френч, а пуговицы на серой рубашке едва не вонзались ему в подбородок. На краткий миг Унгерту стало жаль чиновника. Низший технократический уровень… Мужчина застрял на полпути между социальным дном и высшей иерархией.
— Мне нужен оператор козлового крана, — последовал вердикт. Документы вернулись к прежнему владельцу. — А еще парочка погрузчиков, но у тебя же нет прав.
— Я справлюсь, — уверенно заявил Унгерт.
— Все так говорят, — хмыкнул начальник.
Воцарилось молчание.
Унгерт посмотрел в окно и увидел шагателя. Самого настоящего — с массивными ногами на ребристой платформе, полноприводными манипуляторами и куполообразной кабиной вместо головы. Машина грузно топала по бетону, гудела сервоприводами, пыхтела и шипела. Руки-манипуляторы ловко обхватывали маленькие контейнеры, отрывали от земли и перемещали их на новое место. Рядом с шагателем выстраивалась пирамида, в которую непрестанно вписывались новые элементы. А потом до Унгерта дошло, что с шагателя были сняты штурмовые клинки, пушки и пулеметные турели. Ветеран никогда не думал, что машину смерти можно использовать столь примитивным образом.
— Нравится? — начальник перехватил взгляд соискателя.
— Модель Т-16, — автоматически выдал Унгерт. — Многоцелевой штурмовик с реверсивным движком. Умеет отступать назад.
— И что? — не понял усатый.
— Пару раз это спасало мне жизнь, — пояснил Унгерт.
Помолчали.
— Вот что, — задумчиво проговорил начальник. — Я вижу, ты разбираешься в этих штуках. Есть приказ сверху — максимально включать военную технику в процесс. Смекаешь? Они не хотят пускать эти машины на переплавку.
Они — это Технократический Кабинет. Элита, из числа которой раз в десятилетие избирается новый канцлер.
Говорят, до Большого Отката планета Унгерта была самой цивилизованной в Дверной Сети. Говорят, именно здесь придумывали все технологии, которыми владели Демиурги. Возможно, и Двери изобретены далекими предками Вебера.
И что же теперь?
Нам потребовалось изобрести машины смерти, подумал Унгерт, чтобы потом выживать с их помощью.
Ирония судьбы.
— Пойдем, — начальник хлопнул ветерана по плечу. — Хочу увидеть тебя в деле.
Они спустились на первый этаж и через заднюю дверь выбрались на площадку, заставленную металлическими ящиками. Задрав голову, Унгерт посмотрел на шагателей — два уродливых монстра застыли в неестественных позах, широко расставив нижние конечности. К одному исполину был подведен топливный шланг, по которому из служебной заправки качался дизель.
— Выбирай.
Унгерт недолго колебался. Приблизившись к Т-17 последнего поколения, он ухватился за нижнюю перекладину выдвижной лестницы и потянул ее на себя. Целая секция с лязгом выехала из пазов. Начальник терминала одобрительно наблюдал за действиями проходчика.
Ветеран ловко поднялся на высоту второго этажа, запрыгнул в кабину и уселся в продавленное кожаное кресло. Пристегнулся, провел взглядом по рычагам, педалям и приборной панели. Выдохнул и щелкнул запирающим тумблером под левым подлокотником. Массивная бронированная панель пришла в движение и с едва уловимым гудением заблокировала кабину.
Перед глазами Унгерта находилась тактическая амбразура. Вот только за этой щелью простирался обычный мир. Без трупов, крови, искореженных машин и прочей дряни.
Ветеран прислушался.
Ничего.
Ни свиста пуль, ни взрывов, ни пулеметного стрекота. Порт жил привычной жизнью.
Что ж, впереди много работы.
Надо заняться этими контейнерами.
май, 2020