Путь киновари

ГРУППА «УР»

Итальянское издание «Языческого империализма» увидело свет, когда уже была сформирована группа «Ур» — это произошло в начале 1927-го года. Слово иг связано с архаическим корнем слова «огонь», но здесь присутствовал также дополнительный смысл «изначальности», которым это слово обладало в немецком языке как приставка. Эта группа имела эзотерический характер. Уже Регини, будучи редактором журналов «Атанор» (Atanor) и «Игнис» (Ignis) — оба эти издания долго не просуществовали — считал необходимым обсуждать эзотерические и инициатические дисциплины в серьезном и строгом духе, с ссылками на аутентичные источники и с критическим подходом. Группа «Ур» следовала таким же требованиям, однако сосредоточила свое внимание главным образом на магических и экспериментальных аспектах. Под моим руководством в виде отдельных ежемесячных брошюр были изданы монографии, объединенные позже в тома таким образом, чтобы материал излагался систематически и в определенном порядке. Использовался принцип анонимности авторов: все писали под псевдонимами, потому что, как было написано в предисловии, «личность авторов не имеет значения, а то, что они могут сказать ценного, не является их творчеством или выдумками, а отражает надындивидуальное и объективное учение». В переиздании монографии в трех томах под названием «Введение в магию», осуществленного в 1955-го года издательством Восса, мое имя также не фигурировало. Если среди авторов встречалась какая-либо известная личность, она также следовала правилу анонимности. Однако встречались и авторы, которые до того никогда не публиковались — их текстам я с их согласия придавал адекватную форму. Здесь нужно также пояснить, что некоторые имена имели чисто символический характер: они воплощали, так сказать, определенные тенденции, выражаемые в соответствующих текстах. Кроме того, ради обеспечения единства и полноты, а также книжной формы, я достаточно часто вносил свой вклад в ту или иную монографию.

В введении в качестве точки отправления была еще раз подчеркнута экзистенциальная проблема Я: проблема кризиса индивида, лишившегося веры в нынешние ценности и во все то, что придает смысл существованию как на интеллектуальном, так и практическом плане. Дальнейшая предпосылка состояла в том, что перед лицом такого кризиса не уклоняться от него, не прибегать к болеутоляющим средствам, а, отбросив колебания, признать свершившийся факт и решительно «рассеять туман, чтобы найти путь», направляясь к «сознанию себя и, в себе, Бытия». Это самопознание было представлено в книге как трансцендентное, предполагающее «изменение состояния», и как абсолютно позитивная реализация — Opus transformationis, «изменение собственной глубинной природы — единственная вещь, имеющая значение для высшего знания». Утверждалось, что уже существовала наука, поставившая своей целью это самопознание — «наука точная, строгая, методическая, передаваемая по непрерывной цепи, пусть даже редко обнаруживаемая профанами; наука, которая, хотя и не имеет ничего общего с вещами и внешними феноменами, но, касаясь глубинных сил внутренней природы человека, проявляется в опыте, к которому применимы критерии объективности и безличного характера точных наук». С ней связана «единственная традиция, которая в разных формах может встречаться у всех народов то как мудрость древних царских и жреческих элит, то как скрытое в сакральных символах, мифах и ритуалах, мистериях и инициациях знание, чье происхождение теряется в изначальных временах».

Как я уже говорил, общим названием этих собранных в тома монографий, а также и их переиздания 17 спустя, было «Введение в магию» (Introduzione alia magia) (с подзаголовком «как науку о Я»). В этой связи уже во введении мы позаботились о том, чтобы предупредить читателя, что термин «магия» используется нами в переносном смысле, который не соответствует ни популярному современному смыслу, ни тому, что использовался в древности, поскольку речь не идет о неких практиках, реальных или предрассудочных, направленных на создание того или иного необычного явления. Внимание группы было сосредоточено главным образом на такой формулировке инициатического знания, которая согласовывалась с активной, повелевающей и господствующей относительно духовной области позицией (об исторических последствиях этой ориентации я скажу далее).

Монографии группы «Ур» были нацелены на то, чтобы помочь читателю вникнуть в вышеупомянутую науку — прежде всего при помощи «изложения методов, дисциплин, техник» и изучения символики, а во вторую очередь — при помощи «описания реально пережитых опытов». Также мы занимались «перепечаткой или переводом текстов или частей текстов, редких или малоизвестных, традиций Востока и Запада, надлежащим образом разъясненных и аннотированных» (мы опубликовали, например, первый итальянский перевод с греческого митраистского ритуала из Большого Парижского Магического Папируса, некоторые главы из тантры, герметические тексты — такие, как Тиrbа Philosophorum, некоторые песни Миларепы, пифагорейские «Золотые стихи», отрывки из Майринка, Креммерца и Кроули, и т. д.). Наконец, мы публиковали «синтетические доктринальные очерки» и критические работы. Были представлены многочисленные учения разных школ, чтобы читатель смог сделать выбор на основе своих личных предпосылок или наклонностей. Эти монографии выходили на протяжении трех лет (1927–1929). В упомянутом переиздании в издательстве Восса (позже купленном Фельтринелли), в трех томах по более чем 400 страниц каждый, этот материал был пересмотрен и дополнен — за исключением тех монографий, чье содержание было позднее развито в книгах. Однако в них были добавлены другие материалы. В целом, «Введение в магию» вполне можно назвать уникальной в своем роде работой, не в последнюю очередь из-за способа изложения, весьма далекого от тех, что господствуют в тайных обществах и сектах. Я полагаю, что эта работа и далее будет представлять собой ценный документ для всех тех, кто интересуется данной дисциплиной.

К сожалению, к концу второго года существования группы в ней произошел раскол по неясным до конца причинам — но прежде всего он был связан с вероломной попыткой отстранить меня от участия в публикации, чтобы поставить ее под контроль индивидов, которые, как они впоследствии признались (когда это перестало быть политически опасным), поддерживали масонство, несмотря на его подавление в фашистский период. Когда эта попытка провалилась, попробовали воспрепятствовать публикации брошюр. Но и этого им не удалось. Достойной сожаления была лишь измена одного из наиболее ценных (если не одного из самых прилежных) авторов из-за его личной обидчивости и неясных отношений, которые связывали его с одним из этих подозрительных лиц.

Естественно, здесь невозможно описать обширное и пестрое содержание этих трех томов; впрочем, это было бы неуместно, потому что речь идет не только о моей деятельности. Я отмечу масштабный критический анализ с инициатической точки зрения психоаналитических взглядов, при помощи которых Юнг претендовал на то, чтобы «научно разрабатывать» древние традиционные доктрины и интерпретировать их символы, со своей неразберихой относительно знаменитого «коллективного бессознательного», «архетипов» и «процесса индивидуации»; толкование теории сознания как чистого опытного подхода, свойственного инициатическому знанию; первая часть хорошо документированного исследования относительно инициатического содержания древнеримской традиции; выражение несогласия с точкой зрения Генона относительно «инициатической регулярности» и относительно связи между созерцанием и действием; уточнение пределов христианского мистицизма; другое уточнение относительно этнологии, и так далее. Все это относилось к теоретической части, но большое количество текстов касалось техники и практик, включая разъяснение символики, в первую очередь герметической.

В «Введении в магию» особенно подчеркивалась инициатическая доктрина «обусловленного бессмертия», уже описанная мною в одном из очерков о магическом идеализме. Теория существования в каждом «бессмертной» души (anima naturaliter) была объявлена иллюзией, свойственной лишь экзотеризму («внешнему знанию») и неизвестной высшему знанию. Прерогативой высшего знания является прежде всего разница между простым выживанием и подлинным бессмертием. Далее, оно отвергает альтернативы наказания или вознаграждения в загробном мире согласно морализаторским критериям. Для «бессмертной души» существует альтернатива между выживанием в божественной форме или невыживанием — то есть выживанием только в лярвальных и временных формах. Первая возможность обусловлена инициацией или иным равноценным процессом, направленным на уничтожение — тем или иным способом или в той или иной степени — обусловленности чувства единства Я (в обычной жизни относительного и преходящего) телом и чувственным опытом. В этом отношении существующее противоречие между экзотеризмом и традиционными внутренними доктринами (эзотеризмом) приобретало особое значение перед лицом «спиритуалистической» концепции, отмеченной фидеистическим, оптимистическим и демократическим ирреализмом. Эта концепция стала господствующей с утверждением христианства, в то время как противоположная точка зрения (обусловленное бессмертие) отсылала к языческой концепции олимпийского, исключительного и привилегированного бессмертия. Это указание освободит меня от обращения к той же теме, встречающейся в моих последующих книгах — например, в «Герметической традиции» и в моей новой редакции «Дао дэ цзин» Лао-Цзы (в эзотерическом даосизме имеется классическое выражение доктрины обусловленного бессмертия, которое в некотором смысле «нужно создать»).

Если речь идет о смертном Я, обусловленном телом, как это согласуется с идеей «Абсолютного Индивида»? Но здесь нет никакого противоречия. Очевидно, что приписывать каждому человеку Я «Абсолютного Индивида» было бы еще большим абсурдом, чем наделять всех людей бессмертной душой «спиритуалистов». Но инициатическая точка зрения прекрасно соответствовала теории двух противоположных путей, указанных и выведенных в моей «Теории»: обусловленность «смертной души» было условием «пути другого» или «объекта». От абстрактного философского толкования теперь можно было перейти к конкретным традициям и оперативным задачам: мир «небессмертной души» был тем же, что в Индии называлось сансарой, на Дальнем Востоке — потоком преобразований, в котором существует лишь переход из одного обусловленного состояния в другое без подлинной непрерывности. Это также так называемый «путь предков», противостоящий «пути богов». Что касается иного пути, во «Введении в магию» он был описан в абсолютно реальном контексте, а не в рамках спекулятивной перспективы «Феноменологии». Сначала нужно узнать, что такое «Я», которое каждый приписывает себе, в грубом смысле материализма и позитивизма, прежде чем пойти дальше, к «Себе» (отсюда, между прочим, подлинный смысл буддистской доктрины, отрицающей существование «Я»). В книге недвусмысленно утверждалось, что согласно своему исключительно онтологическому характеру инициатическая проблема (opus transformationis) исключает всякий морализм, чувственные потребности и «культурные ценности» в той же мере, что и позитивная наука и техника. Естественно, эта ориентация привела в ужас теософов и неоспиритуалистов, которые не замедлили обвинить нас в имморализме и «черной магии».

Начиная со второго тома в «Введении» также затрагивались проблемы «Традиции» и ее форм. Об этом я больше скажу ниже в связи с моим личным вкладом и моим развитием взглядов Бахофена, Вирта и Генона. Группа «Ур» помощи коллективных практик предприняла попытку создать некую «сеть». Критерии членства в этой группе и соответствующие указания были изложены в двух монографиях «Введения». Среди принадлежащих к этой оперативной группе по меньшей мере два человека обладали реальными силами. Непосредственная цель группы состояла в том, чтобы пробудить высшую силу, которую могли бы использовать ее члены. Но была и более амбициозная цель — группа как коллективное психическое тело могла бы призвать подлинное влияние свыше. В таком случае можно было бы закулисно влиять на силы, господствующие в обществе того времени. Главными ориентирами такого действия были бы ориентиры «Языческого империализма» и «римские» идеалы Артуро Регини.

Эти цели не были достигнуты (нужно сказать, что некоторые феномены, о которых во «Введении» рассказывалось в связи с группой, лучше воспринимать критически). В связи с произошедшим расколом оперативная группа была распущена уже на второй год. Не реализовались предпосылки и невидимого влияния на общество; но у нас, и в особенности у меня, всегда были сомнения в отношении любых коллективных операций. Однако интересно заметить, что Муссолини одно время считал, что на него кто-то пытался воздействовать магически.

Это произошло немного позже — если я правильно помню, в 1930-м или 1931-м году. Однажды в некоторые газеты, в которых я публиковался, свыше пришел приказ прекратить сотрудничество со мной. Мне удалось узнать его происхождение. Во «Введении» мы критиковали тех, кто для признания реальности сверхъестественных сил просит не погрузить Гималаи в Тихий океан, а произвести лишь «незначительные» феномены — например, заставить подняться вверх на несколько сантиметров нож, лежащий на письменном столе. Наше возражение было следующим: с чисто физической точки зрения такая сила была бы определенно большей, чем необходимая для перемещения некоторых молекул или волокон мозга таким образом, чтобы вызвать кровоизлияние в мозг и даже смерть человека. И если бы такая сила была «объективной», это касалось бы мозга любого человека, в том числе и мозга «главы государства». Поэтому эта «незначительная» сила могла бы иметь серьезные последствия для целой нации и ее истории, если бы она была поистине свободной и абсолютной, а не проявлялась в виде бессознательных, субличностных, непреднамеренных и спорадических способностей медиумов и им подобных.

Очевидно, кто-то тенденциозно передал эту аргументацию Муссолини, имея в виду, что под «главой государства» подразумевался именно он. Возможно, вспомнив еще и некоторые сплетни о нашей уже несуществующей сети, дуче решил, что на него намереваются воздействовать магически. Узнав, как дела обстоят на самом деле, он прекратил всякие действия в этом направлении. На самом деле Муссолини, помимо того, что был впечатлительным, был еще и достаточно суеверен (как представитель ментальности, по своей сути закрытой для всякой подлинной духовности). Например, у него был настоящий страх перед «людьми с дурным глазом», чье имя он запрещал произносить в своем присутствии.