Путь сквозь лес

Глава двадцать третья

Сонная жизнь Асперна Вилъямса

Среда 15 июля не обещала стать особо примечательной. Этот день не ознаменовался появлением пророка с пылающим лицом, который провозгласил бы благую весть или имя Единственно Истинного Бога. Довольно обычный, рядовой день, события которого разрозненны и бес– (точнее) полупричинны; в этот день некоторые прототипы дела о "шведской деве" переместились на новые клетки шахматной доски, но сама игра еще не началась.

На слегка холодной встрече, состоявшейся в 10.30 в кабинете заместителя главного констебля, было детально рассмотрено дело о "шведской деве" самим заместителем, Стрейнджем, и детективами: главными инспекторами Джонсоном и Морсом. Участники пришли к общему соглашению (только один оказался диссидентом), что сейчас, возможно, уже мало пользы от продолжения поисков в окрестностях Бленхэймского замка. До сведения присутствующих было доведено, что по распоряжению более "высокого начальника" дело передается в ведение Морса, что позволит Джонсону согласно расписанию воспользоваться своим летним двухнедельным отпуском. Конечно, такая официальная формулировка никого не обманет – но все-таки лучше, чем ничего.

В повестку дня было включено и рассмотрение еще одного письма, опубликованного этим утром в "Таймс":

В строчках 14 и 15 (теперь уже знаменитого!) стихотворения мы читаем «бледный призрак-джинн, пойманный в ловушку» (sic), «тяжко дышит, как загнанный олень» (sic). Так вот, если это не зашифрованная ссылка на джин с чем-то там в отличном старом витхэмском пабе «Белый олень» – то я просто олух, сэр! Но я убежден (будучи англичанином), что это замечание служит подтверждением блестящего анализа стихотворения, который был выполнен Лайонелом Риджисом («Письма», 13 июля).

За столом «мистер Лайонел Риджис» вел себя как овечка, но недолго – все равно авторство уже не было сейчас секретом ни для кого. Ему было понятно, что в ближайшую пару дней он сможет сделать очень мало – перечитает все материалы, накопившиеся в результате первой стадии расследования (посидеть придется основательно); выставит Льюиса между собой и администрацией; и возможно, попытается более четко осмыслить свое странное иррациональное убеждение, что тело молодой женщины будет найдено – и найдено именно в Витхэмеком лесу. Появились также и новые данные – звонок от четы О'Кейн. Если им не изменяла память, тогда Карин Эрикссон направилась от центра по Бенбери-роуд; об этом говорилось и в показаниях мужчины, который ждал там автобус в воскресенье в полдень. Эти показания заслуживали доверия – в отличие от показаний человека, который ехал на машине по Сандерленд-авеню.

Этими и подобными им мыслями Морс поделился после совещания с сержантом Льюисом. Уже полным ходом шла организация поисковой группы с привлечением дополнительно двадцати человек из местной полиции к тридцати уже имеющимся, которых срочно отзывали из Бленхэйма. Хотя случилась и одна досадная задержка. Главный лесничий Витхэма мистер Дэвид Майклс, к сожалению, в этот день находился на конференции Национального фонда в Дархэме. Но со слов его жены он должен был вернуться домой к вечеру и совершенно точно будет на месте следующим утром.

Дело в этот день пошло. Но медленно. А Морс был нетерпелив и не находил себе места Он возвратился домой в 16.00 и начал составлять список грампластинок...

В прошлый понедельник перед уходом, через пятнадцать минут после несвоевременного вторжения Стрейнджа, Клэр Осборн попросила прислать ей все имеющиеся у него записи моцартовского "Реквиема" и восемь дисков фирмы "Десерт Айланд". Настало время заняться самосовершенствованием, сказала она, если Морс обещает ей помочь. Морс обещал и подтвердил свое обещание, поцеловав ее при расставании крепко и сладко, в губы.

– Вы знаете мой адрес, как мне кажется? – прокричала она ему от ворот.

Морс знал, но не был полностью уверен в цифрах – восемь или семь. Он сел и начал медленно печатать список.

За четверть часа или около того, как Морс начал свой труд во имя любви, Филип Далей покинул классную комнату Червеллской школы в северном Оксфорде и зашагал по Марстон-Ферри-роуд. Всего два дня перебиться! Конец! Занятия в школе заканчивались семнадцатого, и он ждал, не мог дождаться, когда навсегда избавится от нее. Навсегда! Его папаше (собственные его слова) было насрать на это, хотя мама (он это точно знал) была бы рада, если бы он продолжил занятия, пошел бы в шестой класс и, может быть, устроился бы потом на приличную работу и все в таком роде. Но совсем другие мысли, переполненные горечью неудовлетворенности, занимали его, когда он в этот день повернул на Бенбери-роуд. В обеденный перерыв он спросил одну из одноклассниц, блузка которой была туго натянута на груди, пойдет ли она с ним на дискотеку по случаю окончания школы; она же фыркнула: должно быть, он неудачно шутит, и вообще у нее уже есть приятель, не знаешь разве? Дешевка! Он несколько раз изо всей силы ударил кулаком по ветхому деревянному заборчику: трахнуть бы их всех, пошли они на фиг, на фиг, на фиг! Подождите же до пятницы. Он еще покажет всей этой сраной куче.

Было 19.15, прошло двенадцать часов с того момента, как Льюис вошел сегодня в управление полиции. Наконец-то он у себя дома в Хедингтоне, за столом, и перед ним тарелка с его любимыми яйцами и чипсами.

"Пошел бы он к черту!" – думала Клэр, переворачиваясь то на один бок, то на другой в своей постели этой ночью. Она никак не могла понять, почему он так завладел ее мыслями, но завладел-таки. И пошел бы к черту тот другой коп – толстый пузырь, который торчал там на пороге, толкуя с Морсом почти целые четверть часа. Ей все равно уже надо было уходить, это понятно. Но из-за этого пузыря не осталось времени расширить и укрепить ту еле уловимую атмосферу интимности, возникшую между ними... А теперь он снова, и снова, и снова притягивает к себе все ее мысли. Дьявольски досадно все это! Только временно, надеялась она, только ненадолго появилась у нее эта бессонница, эта неспособность выкинуть его из головы. Она надеялась, что получит от него письмо со следующей почтой, вот и все. Он сказал, что напишет, он обещал, и она с нетерпением ждала почтальона.

В этот день, однако, почтальон не пришел.