Путь сквозь лес

Глава сорок седьмая

Шропширский парень

Для Морса день прошел удовлетворительно – даже более того. Поезд прибыл на четверть часа позже, причем последние две мили до Паддингтонского вокзала еле плелся, по причинам (как подозревал Морс), малопонятным даже для машиниста. Но в шведское посольство на Монтегю-плейс Морс прибыл вовремя и встретился с Ингмаром Энгстремом, изящным блондином лет сорока, который, как показалось Морсу, излучал антисептическую чистоту, но оказался весьма толковым и доброжелательным. Он охотно согласился немедленно послать запросы, необходимость которых (с величайшим тактом) Морс ему обосновал.

Обед был доставлен прямо в кабинет Энгстрема, и Морс без всякого энтузиазма обозрел тонкий, бледный ломтик чего-то, политый белым соусом, обжаренную картошку и большое отдельное блюдо ничем не приправленного салата.

– Очень полезно для талии, – с юмором прокомментировал швед. – И сахара там нет. Первозданная чистота продуктов гарантирована, – добавил он, наполнив два высоких стакана апельсиновым соком.

Морс сбежал с Монтегю-плейс с такой скоростью, которую допускали правила приличия, многократно выразив благодарность, но решительно отказавшись от деревенского сыра, обезжиренного йогурта и свежих фруктов. Вскоре можно было услышать его комплименты хозяину паба "Холборн" по поводу очень хорошего пива "Риддлс Каунти Биттер" в его заведении.

"Редко употребляй чай в качестве еды, никогда в виде напитка" – этот принцип был довольно важен для Морса. Хотя он и почувствовал облегчение, что ему не придется делать выбор между китайским и индийским чаем, он вполне бы мог обойтись без большой пластмассовой чашки, наполненной лично им жидким светло-желтым напитком из громадного чайника в столовой пансиона Молодежной христианской организации. Некоторое время они мило, но бесцельно болтали: Морс узнал, что миссис Одри Моррис (страдавшая от избыточного веса, как и ее младшая сестра) вышла замуж за уроженца Уэльса и все еще замужем за ним же, не имеет детей, из родственников только сестра – та, что в Оксфорде, – и вот так и живет. Она окончила курсы социальных работников в Ист-Эндс и уже четыре года возглавляет пансион Молодежной христианской организации. Работа ей в целом нравится, но ситуация в Лондоне становится отчаянной. Ну конечно, пансион на целых две ступени выше, чем жилье в картонных коробках, но здесь представлены все категории, потихоньку сползающие на общественное иждивение, – своего рода нищие на подаянии: женщины, у которых отсудили жилье; жены, которых избивают; молоденькие девушки, которые или сидят без работы, или растратили заработок, или вообще не имеют ни пенни, а обычно все вместе; бродяжничающие авантюристки, наркоманы и потенциальные самоубийцы и, разумеется, достаточно часто иностранные студенты, которые неправильно рассчитали свои деньги, – такие студенты, как мисс Карин Эрикссон.

Морс прошел с ней по всем главным позициям протокола ее показаний, который она подписала прошлым летом, но, кажется, ей действительно нечего было добавить. В результате Морс решил, что напрасно теряет время, и попробовал поискать ответы на другого рода вопросы: что из себя представляла Карин, как себя вела, как уживалась здесь с другими.

Не предполагал ли Морс, что услышит перечень примет сексуального шарма – шарма молодой леди с полной грудью, почти вываливающейся из низко декольтированной блузки, в короткой почти до неприличия юбке, туго обтягивающей зад, с провокационным перекрещиванием длинных бронзовых ног, когда она сидит, потягивая диетическую "коку"... или коньяк? Предполагал, но только наполовину, поскольку его знание Карин Эрикссон медленно расширялось все это время. Расширялось и теперь, когда миссис Моррис вспоминала о девушке, которая всегда привлекала взгляды мужчин, которая, без сомнения, осознавала свою привлекательность, которой нравилось внимание, ее окружавшее. Но была ли она того сорта молодой женщиной, чьи ноги быстро – или даже медленно – готовы раздвинуться при малейшем домогательстве? Нет. Одри Моррис сильно в этом сомневалась. Она производила впечатление человека, способного постоять за себя, четко себя контролирующего. О да!

– Но она – она могла и немножко завлекать мужчин, наверное? – спросил Морс.

– Да.

– Но, может быть, – Морс с некоторым затруднением формулировал вопрос, – завлекала, а потом не позволяла заходить далеко?

– Насколько далеко?

– То, о чем я хочу спросить... Мы в школе обычно так называли подобных девушек – это когда я еще учился в школе, я хочу сказать.

– Да?

– Да.

– "Динамистка"? Или "дразнилка"? Вы это слово ищете? – сказала она, добавив весьма грубый эпитет.

– Что-то в этом роде, – ответил Морс, несколько смутившись. Он встал, собираясь уйти, совсем так, как встала Карин Эрикссон, собираясь покинуть этот дом с десятифунтовой бумажкой в сумочке и твердым намерением (если можно верить миссис Моррис) добраться автостопом не только до Оксфорда, но гораздо дальше вдоль дороги А40 – до Лландовери, до родины красного коршуна.

Одри Моррис проводила его и смотрела вслед, пока он не спустился в метро, затем вернулась в пансион и позвонила сестре в Оксфорд:

– У меня только что был твой инспектор!

– Надеюсь, никаких проблем?

– Нет! А он душка, не так ли?

– Разве?

– Хватит! Ты сама же это говорила.

– Ты преподнесла ему стакан мальта?

– Что?!

– Од-ри!

– Откуда же мне было знать?

– Ты что же, не почувствовала от него запаха?

– Да я к нему не принюхивалась.

– Ты совсем не умеешь как следует принять человека, сестрица.

– Не смейся, но... Я дала ему чашку чаю.

Несмотря на дорогое телефонное время, старшая партнерша "Элит Букинг сервис" смеялась на другом конце линии долго и громко.

Морс приехал в Оксфорд в 18.25 и на переходном мосту над путями вдруг обнаружил, что напевает одну из популярных арий из «Микадо»: