Путь сквозь лес

Глава сорок девятая

Доктор Лаура Хобсон, одна из тех, кому было дозволено переступить порог в снах Морса, вошла в его кабинет на следующее утро немного раньше девяти часов, где, будучи представленной сержанту Льюису, воспользовалась приглашением и села, и сказала свое слово.

Определить мне, призналась она, удалось не столь уж много. Во всяком случае, все факты вы найдете в моем отчете. Но я догадываюсь, что человек, кости которого найдены в Барсучьей Глуши, был приблизительно тридцати лет от роду, среднего роста, умер приблизительно девять или десять месяцев назад, возможно, был убит – удар ножом возможно, удар был нанесен правшой. Кровь, следы которой найдены под телом, имеет группу О. Хотя наличие крови может быть следствием других повреждений или другого источника, она считает такое предположение весьма сомнительным. Так обстоят дела с кровью. Тело, по всей вероятности, "подверглось смерти" (Морс моргнул) на том месте, где были найдены кости. Вряд ли его переносили или перетаскивали после смерти. Имеется возможность провести и ряд других исследований, но (по крайней мере, с точки зрения доктора Хобсон) сомнительно, что будет установлено дополнительно что-либо существенное.

Когда она излагала суть своего отчета, Морс внимательно наблюдал за ней. При их первой встрече он отметил ее северный акцент (то ли Ньюкастл, то ли Дархэм-Сити?), который слегка отвлекал от существа сказанного. Сейчас же он спрашивал себя: нет ли в этом небольшого притворства? Он снова обратил внимание на ее высокие скулы и плохую постановку дыхания во время речи. Или она просто нервничает в его присутствии?

Он был не единственным, кто смотрел на нового патологоанатома с восхищением, и, когда она передала Морсу четыре страницы своего отчета, Льюис задал вопрос, который вертелся у него на языке последние десять минут:

– Вы из Ньюкастла?

– Приятно слышать, когда правильно произносят название родного города! Нет, я из его пригорода.

Морс, не слишком терпеливо внимавший, как они обменивались между собой воспоминаниями о чем-то сугубо местном, встал и направился к двери.

– Должен сказать, – закончил Льюис, – очень приятно было познакомиться. – Он помахал отчетом: – И спасибо за это, дорогая!

Внезапно ее лицо напряглось, она громко вздохнула:

– Послушайте, я не ваша "дорогая", сержант. Не обижайтесь, но я прямо скажу, что я ничья "дорогая" или...

Но столь же внезапно она замолчала, увидев широкую ухмылку Морса, задержавшегося в дверях, в том время как Льюис с растерянным видом застрял перед ней.

– Извините, но я просто...

– Пожалуйста, простите моего сержанта, доктор Хобсон. Он не хотел сказать ничего дурного – ведь правда, Льюис?

Морс смотрел на изящные линии ее ног, когда она, полыхая огненным румянцем, покидала кабинет.

– В чем дело? – удивился Льюис.

– Ничего особенного – небольшой пунктик по части обращения к ней.

– Немного на вас похожа, сэр.

– Милая женщина, как ты думаешь? – спросил Морс, игнорируя мелкий выпад.

– По правде говоря, сэр, я думаю, она просто сногсшибательна.

Почему – неизвестно, но это простая констатация факта честным и глубоко порядочным человеком застала Морса врасплох. Как будто простое провозглашение чего-то абсолютно очевидного заставило его впервые осознать правду сказанного. Несколько секунд в нем теплилась неосознанная надежда, что доктор Хобсон вернется за чем-нибудь забытым, но она была очень организованная женщина и, как оказалось, ничего не забыла.

Едва Морс и Льюис собрались выпить по чашечке кофе в столовой, им позвонил констебль Поллард. Этот не слишком бдительный страж Барсучьей Глуши был одним из четырех констеблей в униформе, которых поставили дежурить у входов в Бленхэймский парк со всех четырех сторон света. Он позвонил и в сильном возбуждении сообщил, что "лендровер" из Витхэма с Дэвидом Майклсом за рулем (которого он немедленно узнал) только что проехал в садовый центр Бленхэйма. Должен ли он узнать, что происходит? Должен ли он – расследовать?

Морс взял трубку радиотелефона из рук Льюиса.

– Молодчина! Да, попытайся выяснить, что там происходит. Но слишком не светись, хорошо?

– Каким образом, черт возьми, ему удастся это сделать? – спросил Льюис, когда Морс закончил. – Он же в форме.

– Разве? Ай-я-яй! – Морс, кажется, не очень заинтересовался случившимся. – Ну, пусть почувствует себя в центре событий, как ты считаешь?

Главный инспектор Джонсон допивал уже вторую чашку кофе, когда в столовую вошли Морс и Льюис. Подняв руку, он подозвал Морса: хотелось бы перемолвиться парой слов, хорошо? Но только наедине, только он и Морс.

Десять минут спустя в маленьком кабинете Джонсона на третьем этаже Морс изучал красный дневник, изъятый вчера у некой личности по имени Филип Далей. Прежде чем оба детектива приступили к обсуждению этого дела, Джонсон выступил с мирной инициативой:

– Послушай, если между нами и пробежала кошка – что ж, бывает, давай забудем, хорошо? Что ты на это скажешь?

– С моей стороны никто не пробегал, – заявил Морс.

– Зато с моей пробежала, – спокойно констатировал Джонсон.

– Да-а! Вообще-то и с моей тоже, – признал Морс.

– Забыто?

– Забыто.

Мужчины крепко пожали друг другу руки, хотя и без взаимных улыбок, и Джонсон заговорил о делах. За последние несколько дней поступило очень много новой информации, и сейчас со всей определенностью можно сказать: Далей-младший был одним из четырех подростков – хотя и не водителем, – сидевших в краденой БМВ, убившей Марион Брайдвелл. Судя по всему, машина пошла юзом и ударила девочку задней частью, отшвырнув ее на стеклянную витрину магазина.

– Немного странное совпадение – парень связан и с тем, и с другим делом, – прокомментировал Морс.

– Но совпадение никогда тебя особо не волновали, не так ли?

Морс пожал плечами:

– Я не думаю, что он уж очень тесно связан с делом Эрикссон.

– Помимо того, что у него был ее фотоаппарат, – напомнил Джонсон.

– Да-а-а, – кивнул Морс и нахмурился. Что-то его немного беспокоило, что-то вроде песчинки в хорошо смазанном механизме, вроде кусочка скорлупки в яйце всмятку.

После случившейся трагедии миссис Линн Хардиндж, изящная ухоженная женщина пятидесяти лет с полуседыми волосами, целиком посвятила себя благотворительной деятельности, которой занималась с безумной энергией: «Еда на колесах», «Глиняный кувшин», «Помоги престарелым», «Помоги жертвам насилия»... Все говорили, какая она замечательная женщина; каждый отмечал, как хорошо она со всем справляется.

В то время, когда Морс и Джонсон беседовали между собой, она выбралась из микроавтобуса "вольво" и, прихватив с собой две картонки, главное блюдо и сладкое, громко постучала в дверь "Осни Меад Эстейт".

Большинство людей, получавших "Еду на колесах" четыре раза в неделю, были в достаточной степени благодарны и любезны. Но не все.

– Открыто.

– Вот мы и снова у вас, миссис Граби.

– Надеюсь, на сей раз не рыба!

– Запеченная баранина и лимонный пудинг.

– Во вторник еда была холодной – вы знаете об этом!

– О дорогая.

Замечательная, отлично справляющаяся со своей работой дама-волонтер от благотворительности не сказала ничего, но ее губы яростно шевелились, когда она закрывала за собой дверь. Почему бы тебе тогда не сунуть ее в твою сраную плиту, подлая старая сука? Иногда она чувствовала, что может сойти с ума – полностью. Совсем недавно она ощутила, что может застрелить кого-нибудь, а своего напыщенного муженька, гуляющего налево, – уж совершенно точно.