Глава тридцать девятая

В мире, в котором долг и самодисциплина проиграли битву гедонизму и самоудовлетворению, остается только закрыть глаза и плыть по течению. Все кончится счастливо, по крайней мере, в воображении.

Эдвина Карри.

«Обсервер» 23 февраля 1992 года

Алан Хардиндж оказался первым по двум разделам экзамена по естественным наукам, который в Кембридже состоял из трех разделов; был оставлен в университете в докторантуре и получил степень доктора философии; потом его послали на двухгодичную исследовательскую стажировку в Гарвард; затем в 1970 году он прошел по конкурсу на преподавательскую должность "в другом месте". Через год он встретил библиотекаршу в Бодлейне и после шестимесячного ухаживания женился на ней. Они воспитывали двоих детей, обе дочери; одна сейчас в Дархэме слушает второй курс психологии, другая – мертва, убита девятнадцать дней назад, когда она съезжала с Камморского холма к Оксфорду на велосипеде.

Нет, он не был сильно удивлен, когда утром во вторник, 21 июля, ему позвонил главный инспектор Морс и попросил о встрече, тут же назначенной на 14.00 того же самого дня в квартире Хардинджа, окна которой выходили на фасад Лонсдейлского колледжа.

– Ваша жена что-нибудь знает о ваших интересах, связанных с виллой "Секхэм"?

– Ничего. Абсолютно ничего. Поэтому, пожалуйста, нельзя ли нам избавить Линн – мою жену – от всего этого? Она в ужасном состоянии, нервы – Бог знает что...

Доктор Хардиндж говорил отрывисто и нервно, отделяя фразу от фразы короткими паузами. Это был мужчина маленького роста с полуседыми волосами, одетый в темный костюм, несмотря на разгар лета; его коллеги ходили по центральной улице в футболках и тренировочных брюках.

– Точно обещать этого я, конечно, не могу...

– Как вы не понимаете? Я сделаю все – все что угодно, – только бы оградить Линн. Знаю, это похоже на слабость – это и есть слабость – я знаю – все то, о чем мы говорим, но это правда. – Голова Хардинджа выглядывала из согбенных плеч, как у черепахи, произносящей речь.

– Знаете этого человека? – Морс передал ему одну из фотографий, сделанных в садике виллы "Секхэм".

Хардиндж вынул из футляра очки со стеклами полумесяцем, но они ему, кажется, не требовались. Секунду или две поглядев на фотографию, он вернул ее.

– Джеймс – или Джеми? – Майтон. Да, я его знаю – знал его – так, мастер на все про все.

– Как вы с ним познакомились?

– Послушайте, лучше будет, если я расскажу вам, расскажу о себе, – думаю, это поможет.

Морс слушал его рассказ не без интереса, ничем не обнаруживая морального осуждения поисков и метаний сексуально озабоченного человека, а именно об этом повествовал Хардиндж.

Когда он был мальчиком, предметом его сексуальных мечтаний являлись женщины зрелого возраста. Он с готовностью предавался сексуальным фантазиям – почти без чувства вины – фантазиям, у которых не было ни последствий, ни разочарований. После двадцати лет он вполне сознательно предпочитал – смотреть порнографические фильмы и видео, в то время с ними было свободно. Затем встретил Линн – замечательную, честную, доверчивую Линн, которая была бы до глубины души поражена, уязвлена и пристыжена, если начала бы только лишь подозревать о малой толике правды. После женитьбы, однако, его фантазии не исчезли – даже расширились. Он начал испытывать все возрастающую страсть к большему разнообразию способов сексуального удовлетворения. Это в результате постепенно привело к цепи довольно грязных связей: с частными клубами по просмотру фильмов, с распространителями импортных видеокассет и журналов, «живыми» секс-шоу, специфическими вечеринками – он стал постоянным, остро заинтересованным клиентом всех этих заведений. Предвкушение такого визита! Потрясающие, возбуждающие слова, которые становятся «сезамом» для таких сексуальных развлечений: «А если узнают?»

– И подобные вещи регулярно устраивались на вилле "Секхэм"?

– Довольно регулярно – там редко бывало больше пяти или шести человек – обычно люди, которых мы встречали раз или два раньше.

Морс смотрел на щегольски одетого обманщика среднего возраста, все время наклоняющегося вперед, на хищные черты его лица, бледный, изможденный вид, слушал его прерывистую речь. Он чувствовал, что должен был бы немного презирать его, но не мог. Если Хардиндж и был немного извращенцем, это был исключительно честный извращенец. Со своими выцветшими, водянистыми глазами он выглядел усталым и потерянным, слабым и отнюдь не притворяющимся сильным.

– Вы не "медицинский" доктор, сэр? – обратился к нему Морс, когда интимные признания иссякли.

– Нет, всего лишь написал диссертацию. Вы знаете, как эти вещи делаются.

– Диссертацию о.?..

– Обещаете не смеяться?

– Испытайте меня.

– "Сравнительное исследование веса большой синицы в различных ареалах ее распространения в Северной Европе".

Морс не засмеялся. Птицы! Сколько же людей в этом запутанном деле интересуются птицами...

Оригинальное исследование?

– Ни одного другого в том же роде, насколько я знаю.

– И вас экзаменовали по этому вопросу?

– Другим способом степень не получишь.

– Но человек, который вас экзаменовал, – ну, он не мог же знать столько же, сколько знаете вы, насколько я понимаю, не мог?

– На самом деле – она. Экзамен связан – так считается – с проверкой пути, по которому вы идете, – методики исследования: как вы наблюдали, как ведете записи, как их систематизируете, и затем, каким образом приходите к определенному заключению.

– Я думаю только о том, сэр, что для вас не составило бы труда сфабриковать несколько фактов...

Хардиндж нахмурился. Его голова снова выдвинулась из плеч, как у черепахи.

– Инспектор, я не фабрикую факты относительно виллы «Секхэм» – если это именно то, что вы хотите выяснить.

– И впервые вы встретили Клэр Осборн именно там.

– Она сказала вам свое имя?

– Другое имя – Луиза Хардиндж – тоже.

Хардиндж печально улыбнулся:

– Одна и единственная ее любезность по отношению ко мне. Но она любит менять имена – все время – она сама уже не знает, кто она... или чего она хочет, инспектор. Она своего рода хамелеон, как я полагаю. Но вы, вероятно, уже это знаете, не так ли? Я понял, что вы встречались с ней.

– Как же ее зовут?

По свидетельству о рождении? Я не знаю.

Морс затряс головой. Скажет ли хоть кто-нибудь правду в этом деле?

– Насколько мне известно, она никогда не бывала на вилле "Секхэм", – продолжил Хардиндж. – Я познакомился с ней через агентство. Мак-Брайд – вы уже говорили с ним? – через Мак-Брайда. Они дают вам фотографию, учитывая ваши интересы. Вы знаете, о чем я?

– Размеры?

– Размеры.

– И она вам понравилась?

Хардиндж кивнул:

– Вполне естественно, думаю, вы согласны со мной?

– Вы все еще ее любите?

– Да.

– А она вас?

– Нет.

– Вы должны дать мне адрес агентства.

– Я догадываюсь.

– Как вы умудряетесь получать все это так, чтобы жена не знала?

– Обычные конверты, посылки... Мне приходит много академических материалов – так что проблемы нет.

– Проблемы нет, – повторил Морс спокойно, но в голосе его наконец появилось некоторое отвращение, а великий знаток больших синиц записывал в это время короткий адрес.

* * *

Хардиндж смотрел из окна, как главный инспектор шел вдоль Портерс-Лодж рядом с щедро политым, без единого сорняка газоном перед фасадом колледжа. Он произвел впечатление понимающего человека, и Хардиндж был благодарен ему за это. Если бы он, конечно, был бы поумнее, то, может быть, задал бы пару принципиальных вопросов о Майтоне. Хардиндж ведь знал помимо ряда других вещей название телевизионной компании, на которую работал этот развратный оператор. Странно, но главный инспектор, кажется, больше интересовался Клэр Осборн, чем этим одним из наиболее гнусных мужчин, с которыми Хардиндж имел несчастье встретиться.

Загрузка...