"Агдан. Лунная роза".

Глава 17. Концерт «19 лет». И забрезжит тихо «рассвет».

Корея. Тюрьма Анян. Актовый зал. На сцене Пак ЮнМи. Рядом с ней стул, на нем гитара; стойка с закрепленным микрофоном возле нее, еще один микрофон на другой стойке направлен в место предполагаемого резонаторного отверстия инструмента.

Вот не знаю, смотрю я на зал и мне почему-то в голову приходит известный матерный стишок из прошлого моего мира, который мне рассказал армейский друг.

Я стою на асфальте

Ноги в лыжи обуты

То-ли лыжи не едут,

То-ли я – еб…..!

Че-т вот вышел и замандражировал на сцене. Шел такой полный в себе уверенности, а вышел - и на тебе! Засомневался! Почему вдруг? Может, потому что собираюсь исполнить песню, которую тут никто еще не слышал? Сейчас вот спою, а ветерану она не понравится, или начальство взвоет, песня-то эта не утверждена в плэйлисте нашего сегодняшнего концерта. И вместо благодарностей можно легко будет огрести кучу всяких неприятностей. А у меня на этот концерт уже есть определённые планы: если концерт понравится начальству, можно будет выторговывать себе какие-нибудь преференции, к примеру, ту же передачу из дома или пару нужных звонков.

А спою я эту новую песню, и что? Кому потом от этого будет легче и лучше? Может, не умничать и спеть утвержденную «Группу крови», а потом ближе к концу концерта «Остров …» и все? Может, не надо этой новой песни, а?

Вдыхаю и злюсь на себя в первую очередь … Ну вот что за паникерские мысли? Уверен, что тот же МиРеу на моем месте не сомневался бы ни секунды, да и к тому же спеть песню со сцены — это вам не в атаку бежать против превосходящих сил врага … или держать на руках умирающего друга. Спеть и посвятить песню героям прошедшей войны — это будет … правильно.

Так что надо, Фед… Серега, Надо! – вспомнился вдруг неожиданно герой Шурика из советской комедии, воспитывающий хулигана. Невольно улыбаюсь. Я же тоже вроде хулиган … хулиганка. Решаюсь! Надо – значит, надо! Ну, а теперь моя речь, но она будет немного не такой, которую я уже репетировал перед комиссией по подготовке к концерту, и которая была ею утверждена.

Что же! Вперед и с песней! С нами бог, кто же против? – тоже вдруг неожиданно всплыло в голове. Все решаюсь … Интересно, только твердо решил спеть новую песню, и все, мандраж прошел. И вот я уже спокойно говорю в микрофон, обращаясь к зрительному залу:

- Здравствуйте, уважаемый Ли МиРеу, уважаемые гости, сотрудники и заключенные тюрьмы Анян! Меня зовут Пак ЮнМи, но многие еще знают меня под сценическим именем Агдан. Мне выпала большая честь открывать сегодня этот концерт, посвященный «Дню памяти».

(сомнительная, однако честь! - прошептал зловредный внутренний голос, от которого я отмахнулся и продолжил):

- Сегодня очень важный день! Важный и очень грустный. Сегодня мы вспоминаем всех погибших в борьбе за свободу и независимость нашей Родины, всех отдавших за это свою жизнь и здоровье, принявших на себя все тяготы и лишения тех непростых военных и послевоенных дней и ночей. Они выстояли! Выстояли, несмотря ни на что…

Пауза, я продолжаю:

- Они победили там, где кто-то считал, что это почти невозможно, продемонстрировав при этом высокий дух и сплочённость! Приняли на себя удар коварного врага и не дрогнули при этом! Многие из них погибли чтобы жили мы … и огромное спасибо им за это и низкий поклон!

ЮнМи низко кланяется присутствующим, выпрямляется, и продолжает:

- Сегодня я должна была открыть этот концерт, песней «Группа крови», песню, которую я сочинила, когда служила в нашей армии. Но сейчас я не буду петь эту песню!

(в этот момент НаБом и «распорядительница» концерта несколько испуганно переглядываются между собой).

Речь ЮнМи льется дальше:

- Точнее не так, я конечно же исполню и «Группу крови», но немного позже, сегодня я хотела бы начать концерт с другой … с новой песни. Возможно, не все знают, но я сама пишу музыку и слова к ним. Иногда они приходят в голову неожиданно, как … озарение! И вот сегодня, когда я слушала историю нашего уважаемого ветерана Ли МиРеу про то, как он воевал, я будто сама участвовала в том бою, где смертельно ранили его друга ЧанХо, несла его раненного к своим скрываясь при этом от врагов, и слышала его предсмертные слова.

ЮнМи прервалась. Зал тихо загудел, обсуждая ее слова. Ветеран смотрел на нее все с возрастающим интересом. Возможно, этому способствовало шептание ему в ухо информации молодым человеком, предполагаемым внуком? Только тюремное начальство и их важные гости из министерства смотрели с плохо скрываемым раздражением и страхом. Их мысли прямо читались на лицах большими буквами: «Вот же чертова Агдан! Надо бы прогнать ее со сцены!» Но как? Не сделаешь же это при приглашенном госте, особенно таком, как сам Ли МиРеу!» Так что им тоже оставалось только улыбаться и хлопать словам этой … хулиганки. Вот так я стал физиогномистом по корейским лицам, хотя в данном случае это было довольно просто. Ну, а я тем временем продолжаю:

- Знаете, во время рассказа, уважаемого Ли МиРеу меня вдруг и посетило озарение о котором я сказал, и с ним неожиданно пришли новые песня с музыкой. И я хочу сейчас вам ее исполнить. Эту новую песню я посвящаю уважаемому Ли МиРеу, его героически погибшему другу Юн ЧанХо и всем живущим сейчас ветеранам и тем, кто отдал свою жизни и здоровье за свободу и процветание нашей Родины, всем, кто погиб в той страшной войне. Я назвала эту песню «19 лет». Итак, песня «19 лет». Сегодня она исполняется впервые!

Что-же, как я уже говорил – «вперед и с песней»! Небольшой гитарный проигрыш, ну все, с богом, начали…

Третий день пошел без меня

Я остался там, на войне

Пуля-дура третьего дня

Молча поселилась во мне.

Нес меня МиРеу к своим

Дождь рекою лил ему вслед

Страшно помирать молодым

В 19 с четвертью лет

Припев:

Мама, этой ночью шел дождь

Над землею тихо он плыл

Он тогда хотел мне помочь

Мама этой ночью я жил

Проплывает тихо рассвет

И встает за лесом заря

Только вот меня уже нет

Третий день пошел без меня

К.-2

Мы с МиРеу думали там

Что когда вернемся домой

Долго будем спать по утрам

И гулять всю ночь под луной

А когда рассеялся дым

И забрезжил тихо рассвет

То МиРеу стал вдруг седым

В 19 с четвертью лет.

Припев:

К.-3

Третий день пошел без меня

Я остался там, на войне

Пуля-дура третьего дня

Молча поселилась во мне.

Нес меня МиРеу к своим

Дождь рекою лил ему вслед

Страшно помирать молодым

В 19 с четвертью лет

Припев:

https://youtu.be/f49AmEZafCU?feature=shared

(оригинал песни от Алексея Глызина)

https://www.youtube.com/watch?v=_56hIDzocmw

(а вот неплохой кавер от Сергея Максимова)

https://www.youtube.com/watch?v=PC1RoYO92M0

(женский кавер, который, честно говоря, мне как-то не зашел. Не скажу, что он плохой… не знаю, оставляю его на вашу оценку)

Прозвучал последний аккорд, все, песня завершилась. Стоит звенящая тишина, я внимательно вглядываюсь в лица гостей и прочих присутствующих, вид у них несколько … ошарашенный.

Интересно, ошарашенный вид — это плюс для меня или минус? - мелькает у меня мысль. Так понравилась песня или нет? Что-то эта тишина начинает меня немного … нет, сильно так беспокоить! И тут словно в ответ на все эти мои самокопания, в центре зала вскочила всхлипывающая Ким ЁнГю, та самая, что задала последний вопрос нашему ветерану, и сквозь слезы прокричала.

- Браво ЮнМи, браво! – после чего бурно зааплодировала.

Она оказалась тем камушком, который сдвинул снежную лавину в горах, точнее, в этом зале. Все вскочили, что-то завопили и захлопали, и хлопали, хлопали… Мне кажется, что я никогда даже за свою карьеру айдола не получал таких мощных и искренних, аплодисментов. Что особенно было мне приятно, так это то, что среди аплодирующих я видел БонСу с компанией, всех приглашенных гостей, администрацию тюрьмы ну и конечно, самого Ли МиРеу.

Многие из осуждённых плакали, даже кто-то из охраниц украдкой вытирал глаза! Аплодисменты начали стихать, но тут ветеран с трудом поднялся с кресла и зааплодировал вновь, за ним все снова повторили его действия: сначала администрация, ну а после и весь зал. Ну надо же! Все встали и усиленно мне аплодируют!

Потом ветеран хотел подойти ко мне, но НаБом махнула мне рукой, и я, сняв гитару, положив ее на стул, вскоре оказался около Ли МиРеу. Тот обнял меня и прошептал едва слышно.

- Спасибо тебе, внучка! Спасибо!

После чего расцеловал в обе щеки. Надо же, а щеки то у меня мокрые, но это не от моих слез. Герой войны с несметным количеством медалей, один из самых уважаемых и известных ветеранов в Южной Корее … плакал! Так потрясла его эта песня. Но я смог найти в себе силы ответить:

- Это вам спасибо, уважаемый МиРеу. Спасибо за все, что Вы для нас сделали!

А про себя поблагодарил еще и Алексея Глызина за эту песню, песню про ребят на Чеченской войне в той России.

После я размышлял и анализировал: почему же у этой песни оказался такой мощный эффект при первом ее прослушивании? Почему она так всех поразила и понравилась услышавшим ее впервые? В моем мире она не была так популярна, хотя я могу и ошибаться, конечно. Я сам впервые ее услышал от соседа-ветерана той войны. И пришел к таким вот выводам:

Во-первых, сама песня, что ни говори, очень неплоха, по смыслу, по исполнению, музыка и слова – все в ней на хорошем уровне!

Во-вторых, она исполнена, скажем так, от лица погибшего солдата, оставшегося на войне, что несколько неожиданно для корейских песен, поэтому априори привлекла своей необычностью.

Ну, а в-третьих, песня была исполнена после интересного и грустного рассказа Ли МиРеу, который очень сильно впечатлил всех присутствующих, и моя песня про то, что недавно рассказал ветеран войны залу, очень сильно наложилась на восприятие еще не отошедших от его рассказа зрителей.

Отсюда я думаю и был такой эффект. Этакий эффект внезапности.

Возможно, было что-то еще и в-четвертых, и в-пятых, но думаю, что все-таки именно эти три фактора стали основными в такой бурной реакции зрителей на песню «19 лет».

Уже позже, как во сне я исполнил на концерте еще песню «Группа крови». Потом были выступления других участников концерта: кто-то танцевал, кто-то читал стихи, потом опять был мой «Остров…», которому тоже бурно аплодировали, но конечно не так, как в первый раз. После снова выступления прочих участников концерта. И вот, наконец, НаБом благодарит ветерана, приглашенных гостей и всех принявших участие в концерте Памяти...

Потом снова выступил МиРеу: сказал хорошую речь, а после нее поблагодарил всех, кто выступил на концерте, невзначай так выделив и мою скромную персону.

Наконец концерт закончился, и мы все дружно двинули на праздничный обед.

Тюрьма Анян. Кабинет начальницы тюрьмы госпожи НаБом. Кроме нее присутствуют ее заместительница и ветеран войны Ли МиРеу.

Ли МиРеу, сидя за столом у кресла начальницы, ведет беседу:

- Удивительные вещи Вы рассказываете мне про ЮнМи, госпожа НаБом. Говорите, что она служила в дивизии «Голубые драконы»? И что она осуждена за … гхм … дезертирство? Но как это вообще может быть, она же несовершеннолетняя?

НаБом молча кивает в его сторону, как бы подтверждая, что да, есть такое дело, а Ли МиРеу продолжает:

- Я, похоже, чего-то уже совсем не понимаю в системе корейского правосудия. Пять лет несовершеннолетней! Мне кажется, это какая-то страшная ошибка или хуже того - преднамеренная ошибка. Я бы хотел лично поговорить с Пак ЮнМи. Вы это позволите, госпожа НаБом?

- Ну как я могу вам отказать? – несколько натужно отвечает НаБом, добавив: - Просто вы имейте ввиду, что ЮнМи… она, как бы Вам лучше сказать, девушка непростая. Она очень известный не только в Корее, но и в мире человек! Автор многих современных молодежных песен в Корее, а также разных популярных песен на иностранном языке, известных в других странах. Например, ее очень любят во Франции и Японии. Причем пишет она на родных языках этих государств сама, так как в совершенстве, владеет семью иностранными языками. Кроме этого, она написала и ряд известных классических музыкальных произведений.

Не обращая внимание на нарастающее удивление заслуженного ветерана НаБом продолжает:

- Еще она получила ранение на линии соприкосновения, за что награждена медалью. Ну, а также имеет и другие награды как корейские, так и мировые. В Корее она к тому же единственная, чей талант в музыке и литературе был признан мировым сообществом. Пак ЮнМи лауреат премий Грэмми и Хьюго! Они считаются высшими в мире наградами в области музыки и литературы. Более того, эти награды ей вручили здесь … в тюрьме Анян, и она подарила их нашему тюремному музею. Такая вот она интересная девушка Пак ЮнМи! – закончила свой спич НаБом.

Все это время удивление Ли МиРеу шло вверх, а когда НаБом закончила, он возмущённо произнес:

- Вы хотите сказать, что человека, который так много сделал для нашей страны, посадили в тюрьму толком при этом не разобравшись, что с ней произошло? Я в недоумении и сильном негодовании от этого! Как так можно было с ней так поступить? Знаете, после перечисления Вами ее достижений, мне еще больше захотелось с ней пообщаться.

- Давайте ее приведут в мой кабинет, и вы с ней здесь поговорите, - предлагает НаБом. - Вас устроит такой вариант уважаемый, Ли МиРеу?

- Вполне устроит, спасибо, госпожа НаБом, – отвечает ветеран. - Но только пусть ее … пригласят сюда, а не приведут, – скорректировал немного ветеран слова НаБом.

- Разумеется. - кивнула НаБом и, посмотрев на свою заместительницу ДаХе, сказала:

- ЮнМи сейчас в столовой, я полагаю? Пригласите ее в мой кабинет … лично пригласите…

Заместительница кивает головой и выходит, остальные молча ждут.

Тюрьма Анян. Столовая. Стол ЮнМи и компании.

Все-таки Ли МиРеу красавчик!

Когда после концерта он сказал о небольшом подарке лучшему исполнителю на этом концерте, я почему-то подумал о почетной грамоте от ассоциации ветеранов Кореи. Но ошибся!

Мы сидели за столом, где в честь праздничного обеда был опять только подслащенный чай, ну а остальное меню практически ничем не отличалось от утреннего, та же возможность взять добавки без ограничений, правда утренние булочки отсутствовали, а обеденных как я понимаю не подвезли.

Ни фига себе! Я ошибся … подвезли! В обеденный зал открылась дверь из кухни, и все замерли! Причем некоторые так, словно встретились с взглядом с Медузой Горгоной, застыв с поднесёнными палочками ко рту. Потому что оттуда, из этой самой кухни, в зал на кухонной тележке въехал нет, нет, не существо из мифов древних греков, а то, что в Корее я меньше всего ожидал увидеть! А именно - огромный белый торт!

Право слово, Медуза Горгона, сидящая верхом на тележке, смотрелась бы здесь более уместно чем … это белое великолепие!

Почему я удивлен? Так корейские сладости в корне отличаются от русских и европейских. Этот торт выглядел бы намного уместнее где-нибудь на дне рождении, именинах, свадьбе или еще каком-нибудь празднике в России, Франции, Италии, Чехии или другой европейской стране, но никак не в Корее.

И вся эта красота приближается к нашему столику … ко мне что-ли?

Везли тележку с этим великолепием работники кухни, рядом шел смутно знакомый молодой человек. Баа... да это же тот самый чувак, что сопровождал ветерана! Внук или просто сопровождающий, я еще тогда так и не определился в его статусе. Тем временем в полной тишине, где даже палочка, упав вызвала бы невообразимый грохот, тележка как белоснежный лайнер подплыла и причалила к нашему порту, точнее произвела швартовку к нашему столику. Ну, а чувак двинул речь.

- Уважаемая ЮнМи! Господину Ли МиРеу очень понравилось твое выступление, он дарит тебе этот скромный торт, чтобы ты и твои подруги смогли отметить сегодня этот день более празднично.

- Ооооохх! – это рядом со мной не выдержала пыток видом торта наша обжорка Пак ЧэИн.

Парень, на секунду запнувшись, продолжил.

- Ему будет очень приятно, если вы отметите этот праздник более по-домашнему!

Ну, это он загнул. - думаю я про себя. Что-то сильно сомневаюсь, что дома на празднике у ЧэИн, да и у других моих сокамерниц, было подобное угощение. Во-первых, это слишком дорого, а во-вторых, в Корее такого просто не делают. Кстати, а вот это интересно!

- Скажите, уважаемый, – обращаюсь я парню.

- Ли ЧанМи, – с готовностью представляется тот.

Ли, - мелькает в голове мысль, все-таки внук, хотя, не факт! Мало ли этих Ли в Корее, тут же их почти как Педро в Бразилии!

Я продолжаю.

- Скажите, уважаемый ЧанМи, а кто сделал такой прекрасный торт? Это же явно изделие европейских мастеров?

- Ооо, Вы удивительно проницательны, аегусси ЮнМи. – тянет в ответ парень. - Действительно, сейчас у моего дедушки гостят его французские друзья.Господин Дюпье с супругой. Они уже давно на пенсии, путешествуют по миру, у них во Франции семейный бизнес - сеть пекарен, которыми сейчас занимаются их дети и внуки. Мадам Дюпье, узнав о нашей поездке в тюрьму для девочек, решила сделать этот сладкий подарок: «Сладкий подарок в таких горьких днях!» - так она, кажется, сказала. Дедушка попросил знакомого пекаря, тот отдал свою пекарню на сутки этой парочке. И вот это все - результат их трудов. Но это, так сказать, главный и самый большой приз. Есть и поменьше.

С этими словами он кивнул на тележку, я присмотрелся повнимательней, а там … Боже мой! На нижнем ярусе тележки лежали подносы, а на них различные пирожные, эклеры, трубочки все очень похоже на те, что мы покупали в торгующем сладким хорошем кафе еще в той Москве. А я их даже не заметил, поглощенный тортом. В дверях тем временем показались еще несколько тележек с подобными подносами, правда, тортов больше не было.

- Это для всех остальных. - кивнул на въезжающее изобилие ЧанМи. - А вот эта тележка со всем содержимым лично Вам. Скромный дар за Вашу прекрасную песню. И это не мои слова, а слова дедушки, но я с ним полностью согласен!

Чинно благодарю в ответ:

- Спасибо Вам, уважаемый ЧанМи. Передайте нашу ну просто огромную благодарность Вашему героическому деду!

- Тебе спасибо, ЮнМи! – просто ответил парень, и добавил после небольшой паузы.

- Твоя песня… она … она произвела большое впечатление на него, на меня, да и на всех, кто был в зале. Очень сильная и … трогательная песня. Спасибо тебе за нее еще раз, спасибо от меня и от дедушки! – парень низко поклонился мне и, наконец, ушел.

Смотрю я на притихших рядом со мной за столом БонСу энд компани…улыбаюсь и говорю … на русском.

- Как говорят в одной большой стране - «Все, что есть в печи - все на стол мечи!»

И, посмотрев на не понявших русскую поговорку дев, добавляю для них на более понятном корейском.

- Берите торт и все, что под, ним тоже, и накрывайте наш стол.

Радостный визг был мне ответом…

Тюрьма Анян. Столовая. Некоторое время спустя. Стол и праздничный торт на нем, вокруг все свои.

Что ж, натюрморт получился, что надо. Огромный белоснежный торт в окружении мелких товарок. Хотя, натюрморт — это же не живая еда в переводе с немецкого? А у нас тут вполне себе живой торт и разные вкусные пироженки. И даже эклеры! Хорошо, что додумались принести стопку одноразовой посуды, в том числе и пластиковые ложки. Хотя, наверное, ложки французы положили, корейцы бы точно не включили их в комплект.

И вот все с замиранием смотрят на сие великолепие…Только что с кухни вернулась пронырливая БонСу и притащила с Хван ХэСук, еще одной своей подругой, два чайника со свежим чаем и стопку одноразовых стаканчики. Но пока на стол не ставят, а БонСу ещё шушукаются о чем-то с охраной.

У одной из охраниц в руках огромный длинный нож, но это не оружие, это то, чем сейчас будут резать это великолепие. Мне даже жалко немного такую красоту.

- Так, девочки садимся все на одну сторону стола! ЮнМи, я тебе здесь в центре место заняла! – это ко мне обращается БонСу.

Небольшая заминка, связанная с тем, что Шарбья, пытаясь сесть с краю лавки, чуть эту самую лавку не перевернула, при этом чудом не запулив в потолок девах, сидящих на другом конце этой деревянной мебели. В конце концов после некоторой возни, она встает за спинами остальных сидящих. Я недоумеваю, но сажусь, как просит БонСу.

- Скажите чиизз … – это снова БонСу.

Вижу что у одной из охраниц, с которой до этого что-то «терла» БонСу, небольшой телефон с встроенным фотоаппаратом. Понятно, о чем они договаривалась. Коррупция, о которой мы промолчим.

- Только быстро! – говорит фотоохранница.

Мы все улыбаемся, запечатлев исторический торт со свитой пирожных, впервые посетивший тюрьму Анян, ну и себя на его фоне. Мелкие радости моих товарок по несчастью, ну не портить же им этот праздник! Да и вряд ли, когда-то это у них повторится. Что ж, торт запечатлён, теперь можно его и того ... оприходовать по назначению. Охрана бодро режет торт, раскладываются куски в тарелки, часть девчонок уже пересела после этой фотофиксации на другую сторону.

Слышен звук легкого удара и недовольный голос БонСу что-то выговаривающий ЧэИн. Понятно. Наша обжорка полезла опять впереди всех и заслуженно получила по рукам.

- Ну, ладно, - потираю я руки, - сейчас наконец-то пожрем нормальных европейских сладостей. Ощущение взгляда сзади, поворачиваюсь, да это же на меня смотрит та самая Ким ЁнГю, что задала «неутвержденный» вопрос ветерану! Увидев мой взгляд, она быстро утыкается в одноразовую тарелку перед собой, где осталось процентов пять от того, что раньше было, по-моему, эклером.

Ну а что? Каждой из осужденных досталось по какому-то одному типу французского лакомства, вот ей, судя по всему, эклер, кому-то пирожное или трубочка, но четко каждому по одной штуке в руки. Это только наш стол сегодня шикует. Кроме огромного белоснежного торта нам-то отвалили еще пару подносов с другим угощением, и тут на каждую из нас, сидящей за этим счастливым столом, придется как бы не пять, а то и поболее штук этих разных пирожных, и это, не считая торта!

Так что не удивительно, что большинство других столов, быстро расправившись со своим угощением, периодически бросают завистливые и голодные взгляды на наш стол. Ловлю себя на мысли, что это именно с ЁнГю, задавшей вопрос ветерану, и началось мое сочинительство «новой» старой песни.

Так что, как ни крути, но именно ей я в какой-то степени обязан новым музыкальным шедевром, который произвел на всех такое впечатление.

- БонСу, – обращаюсь я к командующей разделом белой глыбы, называемой тортом. Киваю в сторону соседнего стола говоря при этом.

- Пусть ЁнГю пригласят к нам за стол, ее надо угостить.

БонСу замирает, но потом понимающе кивает головой.

- Вот надо нам тут кого-то еще угощать, здесь самим мало! – ну понятно, это говорит жадная и вечно голодная жаба, что живет в ЧэИн.

- Тебя забыли спросить! – отвечает БонСу недовольной обжоре.

Одна из девчонок, сидящих с краю, срывается с места и вскоре приходит вместе со смущенной ЁнГю. Ту сажают за стол, и вскоре начинается раздача белых слонов, в смысле кусков торта.

Мне первой положили огромный кусок красивого белого, ммм… пахнет одуряюще, а на вкус…Ооо! … это же просто божественно! Нет слов! Хотя …как там говорил один старый матрос про изысканное старое вино из бочки после свадьбы капитана Грэя и Ассоль, из «Алых парусов»?

По-моему – «Улей и сад!» Типа того, что в его рот впихнули что-непередаваемое по вкусу, ближайшая ассоциация для него это были одномоментно улей и сад. Так что я сейчас практически как тот самый матрос «Секрета», только добавил бы улей, сад и что-то еще ароматное, и невообразимо вкусное.

Да уж, если на меня, который в принципе ожидал подобной феерии вкуса от продукции французских кондитеров, этот торт произвел такое впечатление, то что говорить о слабых вкусовых рецепторах аборигенов, которые только мычали, выражая свой восторг под общую зависть зала.

Но не долго музыка играла, не долго кушала я торт! В столовую вошла заместитель НаБом и подойдя к нашему столу официально заявила.

- Пак ЮнМи, вас приглашают в кабинет директора госпожи НаБом, это срочно…

Вот же блин! – это первые мои мысли. Обломали весь кайф … демоны корейские. Но начальство нельзя заставлять ждать. Встаю, и с сожалением окидываю вкусовое великолепие и довольные лица корейских девушек, впервые попробовавшие изысканные французские десерты. Мимоходом замечаю, что у Пак ЧэИн, порция походу двойная, а лицо человека, который всего в жизни добился, и о большем мечтать уже не будет, потому что просто не о чем. Ладно пусть наслаждается, может она хоть раз в жизни наесться?

А у Шарбьи все лицо в белоснежном креме, и еще улыбка на лице, надо же французские кондитеры похоже творят чудеса. Ее улыбка, это вполне довольная улыбка молодой женщины, а не тот оскал, которым можно пугать маньяков. Наверное, думает какое счастье что я вовремя смылась из банды этой неудачницы ЮЧжон и перешла в такую фартовую группу Агдан-БонСу.

Но в любом случае, тут наестся хватит всему столу за глаза, а после этого пира еще и разговоров будет на пару месяцев, как же было вкусно и здорово поесть крутых вегугинских лакомств. Такое значимое и знаменательное событие в скучной тюремной жизни. Ну, а я, бросаю грустный взгляд на оставленную половинку моей французской булки.… торта и вздыхаю. Услышав этот вздох, заместительница НаБом все понимает и говорит охране.

- Я разрешаю, чтобы порцию торта ЮнМи, кто-то забрал с собой, или оставили на хранение в столовой в холодильнике.

Я киваю все понимающей БонСу, та кивает в ответ, что же, значит вечером удастся посмаковать остатки торта, и это хорошо. Встаю, окидываю эту сладкую гору взглядом, все равно много, очень много. Громко говорю БонСу, так чтобы все слышали.

- БонСу здесь еще много чего остается из сладостей. Угости всех, кто принимал участие в сегодняшнем концерте. Ну там танцевал, читал стихи и прочее. А может и других если что останется угостите, если что, я совсем не против!

После чего встал и пошел к выходу, заметив напоследок ошеломленный взгляд подавившейся Пак ЧэИн, которой похоже стало плохо, от такого глупого и не оправданного расточительства!

Тюрьма Анян. Кабинет начальницы тюрьмы госпожи НаБом. Все те же, кроме отсутствующей заместительницы, но теперь там добавился внук МиРеу, господин Ли ЧанМи.

- Разрешите? – в кабинет заглядывает заместительница начальницы тюрьмы ДаХе и бодро рапортует.

- Заключенная Пак ЮнМи по вашему приказанию доставлена!

- Не доставлена, а приглашена. – заметив недовольство на лице ветерана, поправляет своего зама госпожа НаБом, и та поправляется, своеобразно.

- Так точно! Заключенная Пак ЮнМи по вашему приказанию приглашена!

НаБом, махнув своему заму рукой говорит.

- Пригласи ее сюда, а сама останься в приёмной…

- Можно? – в кабинет входит ЮнМи, после чего начинает представление.

- Заключенная … - но ее прерывает, замахав руками НаБом, сказав при этом.

- Знаем мы тебя ЮнМи, не представляйся, тут с тобой хочет поговорить уважаемый господин Ли МиРеу.

Поворачиваюсь к уважаемому человеку, кланяюсь.

- Рада вас снова видеть господин Ли МиРеу!

- Садись ЮнМи. – бодрым голосом отвечает тот и показывает на стул напротив себя.

Начальница молча кивает, на молчаливый вопрос ЮнМи. Присаживаюсь. Наконец МиРеу начинает.

- ЮнМи, мне сегодня рассказали о твоем творчестве. Что сказать я впечатлен и потрясен твоими успехами и талантами. И сильно удивлен, что человек, который так много сделал для нашей страны в конце концов оказался в тюрьме. У меня не так много времени, к сожалению, но расскажи пожалуйста главное, что меня сейчас интересует, как ты вообще оказалась тут?

- Спасибо вам огромное господин МиРеу! – отвечаю я. - Спасибо за то, что высоко оценили мое творчество. Ну, а что касается того, как я оказалась в тюрьме, то дело было так….

В общем все рассказал, даже язык заболел немного при этом. Все, историю моих заключений, что говорится от «А» до «Я». Небольшая пауза все молчат, даже НаБом, которая тоже наверняка не знала всех тонкостей в этом моем деле о которых я только что рассказал. Наконец паузу прерывает ветеран корейской войны.

- Скажи ЮнМи, а то, что ты была это время в монастыре Пеннен, кто это может подтвердить?

- Ну я думаю, что и сама настоятельница Сон ХеКи и ее … сестры. – отвечаю я.

- Сон ХеКи. – оживляется ветеран. - Я ее немного знаю, приходилось встречаться еще по делам ассоциации ветеранов. Очень достойная женщина. И ты говоришь, что ее никто не спрашивал по поводу твоего пребывания в ее монастыре во время действия специального положения?

- Не сказать, что я уверенна на все сто! Точно об этом может сказать только уважаемая госпожа Сон ХеКи, но предполагаю, раз на суде ее не было, то именно так и было, если бы с ней поговорили и пригласили на суд свидетелем, то думаю она бы не отказалась там поприсутствовать. – отвечаю я.

- Интересно. – задумчиво тянет МиРеу, переглянувшись с внуком. - Что-же ЮнМи, спасибо тебе за то что все рассказала. И еще раз хотел тебя поблагодарить за твою песню.

Голос ветерана дрогнул, но он продолжил.

- Очень грустная и жизненная песня. Огромное спасибо тебе за нее. Я как будто вернулся в те далекие дни и стал даже в какой-то момент … моим погибшим другом в те непростые дни войны. Очень сильное произведение, грустное, берет за живое. Спасибо тебе еще раз!

- Пожалуйста! – отвечаю я, добавив.

- Это еще вы спасибо скажите потрясающей гитаре, которая помогла мне и сыграла с первого раза так как будто у нас была сотня репетиций.

- Конечно спасибо тебе и твоему великолепному инструменту. – улыбнулся МиРеу.

- К сожалению, не моему. – со вздохом отвечаю я. - Но и вам спасибо, за все что вы сделали для нас и страны!

После небольшой паузы ветеран спрашивает.

- Скажи ЮнМи, может тебе что-то от меня надо? Ты не стесняйся.

- Спасибо уважаемый МиРеу, но у меня все вроде есть … кроме свободы. Вы берегите себя, таких как Вы совсем мало осталось в нашей стране. И я рада что смогла пообщаться с Вами, для меня это большая честь. – что-же, думаю мой ответ был достойным.

Низко кланяюсь ветерану, вот действительно человек, которому можно и нужно поклониться от всей души, просто из уважения, а не следуя замшелым корейским традициям.

- Тебе спасибо ЮнМи, спасибо от меня и … моего друга Юн ЧанХо, думаю ему бы тоже очень понравилась твоя песня. – заканчивает встречу ветеран.

На этом, после прощаний с присутствующими меня отправляют восвояси. После ухода Пак ЮнМи стоит тишина, наконец МиРеу произносит.

- Удивительная девочка! Очень сильная духом и с большим добрым сердцем!

После чего обращается к внуку.

- ЧанМи, напомни мне сделать звонок завтра моему старому другу, заслуженному ветерану судейского корпуса в отставке господину Пэ ГиЧжону!

В ответ тот кивает, записывая данное поручение в смартфон, после чего следует прощание ветерана с находящимися в кабинете руководством. Да сегодня был интересный день в жизни ветерана, интересный и очень необычный, кто бы мог подумать? Расскажи ему кто, что такое может произойти в женской тюрьме, он бы сам не в жизнь не поверил… Но своим глазам и ушам старый солдат еще вполне доверял!

Да и слово честь было для него совсем не пустым звуком!

Интересно, к чему все это может привести?

Тюрьма Анян. Спальное помещение ЮнМи перед отбоем.

Наконец я на своей кровати, устал, и просто сижу тупо смотрю в одну точку. БонСу что-то мне говорит, но я слышу ее, но не слушаю, сегодня оказался очень эмоционально насыщенный день, так что в конце дня у меня просто не осталось сил, да и в горле пересохло.

О! Может чайку попить? Да у меня же осталось французское лакомство от настоящих французских кондитеров! Или … не осталось? Наконец-то до меня дошли слова БонСу!

Кто-то похоже ловко подрезал остатки моей порции торта, а с ним еще и пироженку с эклером, которые принесла заботливая БонСу, и по недомыслию оставила в моей незапираемой тумбочке. Теперь там осталась только тарелка с крошками.

Конечно, первым кандидатом на этого «подрезателя» выглядит вечно голодная ЧэИн, но та клянется и божится что ничего не брала. И тут как ни странно ей можно верить. ЧэИн в так называемом «крысятничестве» никогда замечена не была, хоть и сидела за попытку воровства, но у своих без разрешения никогда ничего не возьмет, даже будучи сильно голодной, и это очень похоже на правду, ну не могла такое сделать ЧэИн!

К тому же она, со слов БонСу, до этого умяла в одно лицо … четыре порции торта, закусив все это еще эклерами и пирожным, и вот теперь маялась животом, лежа на кровати и испуская болезненные стоны. Что я лично наблюдаю! Наверное, впервые на моей памяти, да и на памяти остальных это случилось, ЧэИн сыта! Но при этом похоже ее термоядерный или биологический реактор дал сбой, похоже французское топливо оказалось не той системы!

Да, это вам не кимчи. Наконец-то любительница европейских сладостей наелась этих самых сладостей по самую маковку, но тут как говорится - не в коня корм! Французские сладости и желудок ЧэИн оказались совсем не близнецы братья, совсем не как партия и Ленин, если верить поэту революции другого мира! А может тут просто все дело в большом количестве этого самого европейского топлива?

Впрочем, надеюсь, что и зарубежное топливо будет успешно переработано и корейский реактор имени ЧэИн при этом не пойдет в разнос. Ладно, ну а мне можно себе в успокоение сказать, что сладкое есть на ночь очень вредно, от него толстеют, но пить то хочется.

- Чай горячий, или еще что попить есть? Может что и пожевать другое найдется? – деловито спрашиваю я у БонСу, добавив кивнув на ЧэИн.

- А этой, обжоре надо очень горячего чая попить, а то еще заработает заворот кишок, вот весело тут нам всем будет!

БонСу молча кивает и исчезает. Вскоре появляется с чайником, и парой пластиковых стаканчиков, наливают туда чай с сегодняшнего праздника. При чем довольно горячий, как ни странно, один стаканчик налили ЧэИн посадив ту в изголовье кровати и вручив ей, второй вручили мне, также БонСу на пластиковой тарелке протягивает мне … мою же праздничную булку с завтрака, ту самую что утром я пожертвовал в фонд голодающих швей!

- Этой не понадобиться! – молча кивает она грустную ЧэИн, которая скорее машинально, чем по необходимости сопровождает свою уже бывшую утреннюю добычу грустным взглядом. Около нее кстати хлопочет Шарбья, ну точно подружились эти две совсем не похожие друг на друга девушки.

- Жалко, что тебе не оставили торта и этих всех вкусных французских элеров и прожных. – это вдруг говорит ЧэИн, прихлебывая при этом «праздничный» чаек.

- Эклеров и пирожных. – машинально поправляю я ее, добавив.

- Эх, поверь мне ЧэИн, не в торте счастье!

«А в чем же еще? – вот судя по отчаянному кашлю, захлебнувшейся чаем «лучшей швеи тюрьмы», я не услышу этот ожидаемый мной ответ от нее, ответ в стиле Карлосона, который живет на крыше. Может, потому что ЧэИн не знала такого милого персонажа, а может, потому что просто не могла говорить из-за кашля, или из-за того, что сейчас ей по спине слегка била своей ладонью, больше похожую на большую ласту, наша Шарбья.

Впрочем, мне ответа не требовалось! День надо признать, сегодня прошел совсем неплохо для меня. Так что это надо отметить! И даже «праздничный» чай, и булочка-бумеранг сегодня не испортят мне моего хорошего настроения.

- Ну что-же, за «День памяти и за всех наших героев!» – с этими словами, я откусываю большой кусок булки и запиваю его чуть горячим чаем.

А вроде бы даже и ничего, есть и пить можно! – мелькает неожиданная мысль. Короче, надо доесть булочку и допить чай за неплохой сегодняшний день, и все пора баиньки. Не наелся конечно, но ничего страшного, сегодня в приоритете оказалась пища ... духовная. Все спать …

«Ну, а всем, кто ложится спать, спокойного сна!» – молча пою я про себя хит «Кино», и умяв позднейший скромный ужин падая на кровать, проваливаясь при этом в мгновенную в темноту сна.

Что-же, завтра будет день, будет и пища!