Разночинец

Глава 19

Мне порой кажется, что надо мною довлеет зловещая чёрная инородная карма. Такое ощущение, что это чёрт со свиным рылом, торчащими кривыми рожками и глазами, налитыми кровью, согнал с моего правого плеча привычного ангела-хранителя. И теперь злобно ухмыляясь шельмует, тасуя колоду краплёных карт. И я раз за разом проигрываю ему игру, которая называется «жизнь».

В прошлой жизни я тоже не был откровенным везунчиком. Но уже привык к тому, что жизнь полосатая. После череды проблем и неудач обязательно придут светлые и радостные новости.

А тут как только попал в прошлое — и покатилась сплошная чёрная полоса неурядиц.

Вот вроде вытащили меня из пожарища, удалось пристроиться в больничку санитаром. Появилась возможность выправить новые документы и спихнуть своё иномирное происхождение на потерю памяти и бардак при большом пожаре. И доктор вроде добряк попался, так всё хорошо складывалось. Так нет, откуда только вылез этот поляк Оченковский. Я и стрелять то в него не хотел, с испугу нажал на курок.

Затем попытка скрыться от подельников погибшего. И опять нашлись люди, помогли пристроиться фельдшером к каторжанам на этапе. И только у нас с Ефимом стало налаживаться, как пришла угроза от «иванов». Снова побег, вроде сумели запутать следы, ушли с деньгами и чистыми бланками документов — и тут пьяный дебош Ефима поставил крест на моих планах. Дальше — больше, закинуло нас к хунхузам, еле спаслись. Потом якуты, староверы и проклятая ярмарка в Верхнеудинске. Нас с Фимой родная мать бы не узнала в этих заросших по пупок бородачах из староверской глубинки. Но нет, углядел же глазастый полицейский филёр и доложил приставу. Вот как такое могло случиться? В городок съехались несколько тысяч человек, на улицах не протолкнуться. Хватало здесь и душегубов, и просто воровской братии. А уж политических просто не счесть. И чего вот прицепились именно к нам? Что, мы личные враги императора или ещё какого важного сановника обидели? Умышляли покушение на генерал-губернатора или восстание рабочих на золотом прииске?

Да нет, к нам и претензии только косвенные. Ну да, подозрительная я личность. Так и что, подобных случаев не было в местном обществе? Ну бродили же всякие малохольные, называющие себя сыновьями божьими или детьми лейтенанта Шмидта. Так надо ставить всех полицаев на уши и ловить именно нас, таких сплошь подозрительных? Работники сыска в глухих уголках Сибири не отличаются особым усердием. Это же не столица. Они под другое заточены. Тут бессрочные каторжники с кровью на руках в бега уходят каждый год. А на нас и повесить-то особо нечего, одни предположения. Но нам хватило запаса моей невезучести.

Вот сижу в каптёрке, где сложены старые снасти и горюю. Как мне вернуть улетевшую птицу от которой зависит всё радостное в жизни?

Я не придумал ничего лучше, как попытаться развернуть вектор своей судьбы. Каждый раз в ответ на неприятности я предпринимал казалось бы правильные, продуманные и адекватные шаги. Приводило всегда к одному и тому же. Попробую-ка я просто отпустить события и плыть по течению. Вроде на данный момент я временно пристроен, до холодов у меня есть жильё и немного денег. От меня все ждут хитрых телодвижений, а я не буду их веселить. Не стал я ходить и в Комитет. Надо, сами заявятся.

Вот, сейчас передо мною стоит молодой мужчина с щегольскими усиками и тростью. Одет как преподаватель университета или чиновник уездного масштаба. Добротная, но неброская одежда смотрелась на нём немного инородно. Мне кажется уместнее был бы мундир жандармского офицера.

Не торопясь поднялся.

— Прошу прощения сударь, с кем имею честь?

Мужчина ухмыльнулся.

— Да бросьте, Георгиев. К чему эти церемонии, Вам привет от Льва Сергеевича.

Это видимо от моего злого гения Ахвердова.

— Да, я сегодня тут столько разных людей перевидал. Тут и графья, и народовольцы. Вот сподобился агента охранки увидеть. Какое счастье Вас лицезреть, теперь год не буду руки мыть.

— Тихо, тихо. Вот мои документы, — и мне в лицо сунули бумаженцию с несколькими печатями.

— Выглядит солидно, только господа революционеры таких хоть десяток нарисуют. И что от меня нужно жандармам?

Видимо в моём тоне и выражении лица было столько сарказма, что мужчина немного стушевался. Но я не стал ничего особо скрывать, без особых подробностей просветил господина агента о крайне неприятных сегодняшних посетителей яхт-клуба. Я ведь не знаю, взаправдашние они революционеры или это опять проверка.

Да и, если честно, устал я от всего этого. Поэтому постарался отделаться от господина с усиками и заторопился к себе в домик.

Взгромоздившись прямо в одежде на свою кровать, я закинул руки за голову и с удовольствием подтянулся. При этом ойкнул, когда прострелило в районе правой стороны рёбер. Я ещё не оклемался от побоев и надо бы остеречься от значительных нагрузок.

Сам не заметил, как заснул. А снилась мне Настя:

— Ярик милый, иди ко мне…

Анастасия Владимировна Горбенко являлась моей коллегой и преподавала в нашей школе немецкий язык. Мне эта девушка всегда нравилась, но она была настолько интересной женщиной и обладала весьма соблазнительной стройной фигурой, что я стеснялся к ней подойти. Продумывал всякие подкаты, строил планы по её соблазнению, но вечно что-то мешало. А больше всего бесила меня наша англичанка Нелли Сергеевна. Не знаю, что Настя нашла в этой нагловатой сорокалетней тётке, но они дружили. Вечно шушукались в учительской. И та здорово мешала моим романтическим планам. Были варианты подкатить к Насте на школьном вечере или когда коллектив собрался перед 8 Марта в кафе. Но то физрук меня опередит с приглашением на танец, то Нелли уведёт мою будущую пассию перекурить на улицу.

А тут вдруг мне снится, как мы идём по весеннему городу вдвоём. Девушка вцепилась в меня и прижимается, когда смеётся. А мне так хорошо и спокойно. Солнышко приятно греет щёку, вот только мешает деревянный стук.

Из состояния сна всплыл резко. Оказывается это в дверь моего домика стучат.

Открыв дверь, обнаружил стоящего там Петра Тимофеевича.

— Извините, что помешал. Семён Семёнович, а я вот собрался перекусить. Не хотите составить мне компанию?

Я растерялся. Господин Образцов даже в своей одежде для выхода в море смотрелся лучше, чем я в самые лучшие моменты своей короткой жизни.

— Да я право не знаю, стоит ли. Мне и выйти-то не в чем. Это всё, что есть у меня из одежды.

Одет я как приказчик из мелкой лавки. В принципе, не в обносках, но весьма скромно.

— А мы не в ресторацию поедем. Здесь есть одно симпатичное местечко, разрешите вас угостить. Заодно и поговорим.

Я не успел сегодня позавтракать, не до того было. Потом закрутился и только сейчас почувствовал просто зверский аппетит.

На выходе из яхт-клуба нас ждала пролётка. Всего минут пятнадцать по набережной и мы подъехали к небольшому зданию.

Трактир «Лондон» мог похвастаться красивым видом на Финский залив. Внутри он тоже оказался довольно симпатичным. Половой подлетел к нам и устроил в приватном уголке. Мы как бы ото всех были отгорожены ширмой.

— Я люблю здесь бывать. Вкусно кормят, вечером играет скрипач. А сейчас как раз народу немного. Здесь специфическое меню. Как Вы, Семён Семёнович, относитесь к рыбе?

— Нормально отношусь. Положительно даже.

— Ну и отлично, разрешите я сделаю заказ от Вашего имени, — мужчина оживился и щелчком подозвал полового.

— Милейший, пожалуйста принесите нам вашу знаменитую тройную уху. А пока мы ограничимся скоблянкой и наверное принесите нам грамм триста анисовой.

Через пять минут стол как по мановению волшебной палочки покрылся тарелочками с копчёностями и соленьями. Каждому поставили блюдо с этой самой скоблянкой. Выпили за здоровье, мне это явно не помешает. Скоблянка — это тонко нарезанные кусочки жаренной рыбы, картофель, грибы и овощи. Я быстро уничтожал принесённое. При этом старался вести себя достойно. Локти не отставлять, не говорить с полным ртом и вообще делать вид, что зашёл сюда так, просто за компанию. Но при этом я был невольно скован.

А вот Пётр Тимофеевич наоборот — здесь как рыба в воде. Ест он неторопливо, но со вкусом. Холёные руки красиво держат приборы, мужчина успевает и есть, и расспрашивать меня. Под воздействием выпитых ста пятидесяти граммов я выложил ему короткую историю своих похождений.

Мне уже плевать, из народовольцев он или коллега Левона Саркисовича. Но собеседник он однозначно интересный. Возраст в районе пятидесяти, лицо ухоженное. Заметно, что зарабатывает на жизнь не тяжёлым физическим трудом.

— Интересная, однако, история. Нарочно такого не придумаешь. А Вы не показывались врачам? Ах да, когда бы Вы это сделали. Удивительно, как человек может разбираться в различных науках, но не помнить элементарных вещей. Родителей и места учёбы.

Я думал, что уже сыт. Но когда нам принесли керамические тарелки, стилизованные под старину, с ухой, я понял, что пожалуй ещё немного поем. Тем более Пётр Тимофеевич попросил принести ещё графин водки.

Короче, в этот день меня привезли домой сытым и изрядно пьяным. Извозчик помог добраться до дома. Не помню даже как разделся, отрубился сразу.

А утром меня разбудили спозаранку. Этого парня я мельком видел в яхт-клубе. Крепкий детина в свитере крупной вязки и плотной парусиновой куртке заинтересованно смотрит на меня.

— Семён Семёнович, Пётр Тимофеевич прислали меня напомнить Вам, что через час мы отходим. Поторопитесь, я помогу Вам донести вещи.

Умывшись довольно холодной водой из бочки я оглянулся. Вот привязался же и не уходит.

— Напомните мне пожалуйста, куда мы торопимся?

— Вы не помните о вчерашних договоренностях? Через сорок пять минут отходит наша яхта. А Вы, насколько я понял, подрядились механиком на время плавания.

Хм, немного после вчерашнего побаливает голова, впрочем, я никогда не отличался способностью много пить, не пьянея, и на утро не мучаться с похмелья.

Это что же получается, я подрядился механиком на яхту уважаемого Петра Тимофеевича?

— И далеко идём?

— Пока шкипер проложил курс до Гельсингфорса, а там как граф пожелает.

А почему бы и нет, прошвырнуться в хорошей компании. Да и, может быть, эти волки с Охранного отделения от меня отстанут. И плевать, что мне не рекомендовано покидать Санкт-Петербург. Я ведь свободный человек пока ещё.

С удивлением смотрю на этого красавца. Ещё вчера в нашем яхт-клубе этой яхты не было. Видимо пришла рано утром. Осторожно прошёл по узким мосткам и поднялся по сходням на палубу.

Меня провёл мой сопровождающий в маленькую каюту на юте судна. Точь-точь как в купе поезда. Вместо иллюминатора лампадка на полочке закрытая стеклом. Это чтобы в темноте не перепутать вход и выход. Из удобств только кровать-рундук и вешалка, открыв крышку я закинул сумку с немудрёным шмотьём. Это всё, что я приобрёл за три недели свободы. Там пара смен белья, тёплый свитер и плотный плащ на непогоду. Запасные штаны чуть приличнее тех, в которых я работаю. Пара свежих сорочек, ботинки и предметы личной гигиены.

Раскидав вещи я вышел на палубу. Наше судно называется «Нева», оно явно не новое. Две мачты и между ними дымовая труба. Видимо паровая машина находится в центре судна. А вот судя по чёрному налёту, бункер с углём точно на корме. Спереди на полубаке жилая часть. Видны иллюминаторы и даже просторное помещение кают-компании.

Я с удовольствием дышу свежим воздухом. Тем более, что матрос принёс мне чашку кофе со свежей булочкой, внутри которой оказалось сливочное масло.

А жизнь то налаживается. Господи, дай мне хоть месяц спокойной жизни. Чтобы никто за мной не гонялся, угрожая убить, избить или просто ограбить.

А вот к мостикам подъехала карета. Слуга помог выйти господину Образцову. С ним юноша лет тринадцати и две дамы. На борт погрузили вещи и забегали матросы, отдавая швартовы. Вскоре паровая машина, которую кочегарили уже с час, потянула судно прочь от берега. А когда подняли паруса и мы легли на курс, меня позвали в кают-компанию.

Господи, как же неудобно. Сидит вся компания, Пётр Тимофеевич с молоденьким парнишкой и обеими девушками. Я и не видел ещё таких нарядов. За время моих путешествий по Сибири насмотрелся на женщин, но подобных им легко можно встретить в деревнях и городках моего времени. Никакого «романтизьму». А эти дамы другого сословия. Только в яхт-клубе издалека я с любопытством наблюдал за важными дамами из позапрошлого века, а тут вот они сидят рядышком.

Анна Каренина, Наташа Ростова, зыбкий флер высоких платонических отношений немного кружит голову. Ежели в моём времени любая пятиклассница знает откуда берутся дети и многие с успехом эти знания применяют. Если любая семиклассница считает свою девственность помехой и старается от неё избавиться, чтобы не думали что у неё что-то не так. То вон напротив сидит вполне взрослая девица, как позже выяснилось дочь Петра Тимофеевича. И она мечтательно смотрит на неспокойное море, держа в руке рыцарский роман.

А я мало того, что одет неподобающе, да ещё где-то извозюкал рукав в угольной пыли. Хорошо хоть руки успел ополоснуть. Матрос в белом переднике начал накрывать на стол, а я мучительно краснел под смешливыми взглядами девиц.

— Ну-с, познакомьтесь господа. Это наш новый друг, Семён Семёнович Георгиев, студент московского университета. В настоящее время согласился нам помочь с управлением паровой машиной. А это моя дочь Анна Петровна. Анастасия Николаевна, моя любимая племянница и её брат Серёженька. Вот вы и знакомы, предлагаю отобедать чем бог послал.

Уже привычно я сделал вид, что прочитал короткую молитву. Матрос выполняющий роль стюарда разлил по тарелкам духовитый супчик. Очень вкусный, только мне трудно как мои сотрапезники так церемонно подносить ложку ко рту, оставаясь прямым как будто кол проглотил. Капелька бульона попала мне на свитер и я покраснел от взгляда девушки, которую зовут Анастасия. Её сестра перестала меня разглядывать, она больше смотрела в иллюминатор, хмурясь своим мыслям. А вот пацан усердно допрашивал меня о тонкостях паровой машины:

— Семён Семёнович, а зачем тогда эти ваши машины, если английский чайный клипер проходит в сутки 363 мили. Правда это рекорд, но паровые ещё медленнее.

— Ну, молодой человек, зато у пароходов есть ряд несомненных преимуществ. Они не зависят от погоды и равномерно поглощают мили, тогда как парусник в штиль просто ложится в дрейф.

— Да, но они такие шумные и запах ужасный, — мне кажется, что Анастасия значительно моложе своей кузины. Той лет двадцать пять, а эта сама непосредственность.

— Позвольте Анастасия Николаевна, но ведь это можно исправить.

— Как, перестать жечь уголь? — девушка задорно скорчила гримаску, полагая, что загнала меня в угол.

— Ну зачем же, просто нужно сконструировать яхту именно под паровой двигатель. Пётр Тимофеевич, если я не ошибаюсь, эта яхта была чисто парусным судном?

— Конечно, её построили на Охтинской верфи в 1848 году для великого князя Алексея Александровича. А уже после реконструкции в 1864 году убрали центральную мачту и установили паровую машину.

— Вот видите, а отсюда и получилась помесь жирафа с бегемотом. Уже не парусник, но ещё не пароход. А вот если спрятать паровик и хорошо его изолировать? Дымовую трубу сместить назад, чтобы дым не мешал. Корпус обшить металлом или даже сделать цельнометаллическим.

— И сколько тогда будет весит такая яхта?

— Много, но тогда рассчитывается требуемая мощность машины, ставится параллельно вторая. За этим будущее, парусный флот станет уделом спортсменов и поклонников парусов и ветра. Только паровые машины тоже уступят место дизелю.

— А это что за зверь? — теперь уже все смотрят на меня. А я за разговором и не заметил, как съел не только суп, но и второе.

Вот же придурок, распустил перья перед дамами. Вот так провалился профессор Плейшнер. Как и мне ему вскружил голову терпкий воздух свободы.

— Ну, я где-то читал, что один немецкий инженер придумал машину, работающую на земляном масле или как его ещё называют — нефти. Эта машина в разы меньше и развивает мощность достаточную чтобы двигать большое судно. Но до того момента, как он запатентует это изобретение, пройдёт немало времени. Я чисто случайно прочитал в одном журнале о его работах, — слабая попытка выкрутится похоже не совсем удачна.

— Вы свободно говорите на немецком? Вы учитесь на инженера, какая специальность?

— Девочки, дайте нашему гостю отдохнуть от ваших вопросов. Он недавно перенёс болезнь и ещё не восстановился.

Граф практически меня спас, я сам запутался в своих ответах. Ужинать я не пошёл, сказался нездоровым и матрос принёс мне ужин в каюту. Зато я спрятался под чехол небольшого ялика на палубе от пронизывающего ветра и увидел настоящий морской закат. Равнина моря окрасилась желтым, а перистые облака ярко красным цветом. А когда солнце коснулось воды, её гладь превратилась в чистое золото. Но этот миг к сожалению быстро прошёл и стало неуютно. Я уснул, как только голова коснулась подушки.

А с утра капитан показывает мне своё судно. Оно в длину 19.8 метра, ширина 6.4 и осадка 3.1 метра. Шесть кают на полубаке и ещё три каморки на юте. Там же матросский кубрик. Паровая машина сейчас не работает и производит впечатление грязно-серого цилиндра, коленвал скрыт кожухом и уходит на корму. Около машины суетится моторист, вытирая тряпкой смазку. Хм, то есть по идее это моё хозяйство? А если машина накроется в море, кому я буду рассказывать о своих проблемах. У этих мореманов всё не как у людей. Любят они вешать на реях или выбрасывать за борт нерадивых матросов на радость голодным акулам. На всякий случай я внимательно осмотрел устройство паровика. Думаю, если что, я смогу помочь этому кряжистому дядечке. По-крайней мере лишним точно не буду. Ободрённый этой мыслью я поднялся на палубу.

Какая волшебная картинка. Сейчас утро и у борта стоит тонкая женская фигурка. Восходящее солнце подсвечивает её таким образом, что еле уловимо видны очертания стройных ног. Лёгкий бриз играется её платьем, а ещё она распустила волосы и они образовали золотистый ореол вокруг головы.

От увиденной картинки я неуклюже споткнулся о канат, а когда поднял голову, на меня смотрела удивительно красивая пара глаз. Теперь вблизи, когда я защитил рукой глаза от прямых солнечных лучей, удалось рассмотреть девушку. Лицо Анастасии покрыто еле заметными веснушками, такие бывают только у рыженьких и блондинок. Глаза вчера казались мне серыми, а сейчас пронзительно синие. И в них есть нечто такое, что хочется вглядываться в них бесконечно.

А ещё она почему-то улыбается. Я машинально коснулся щеки, тогда девушка засмеялась, достала из кармана платочек и коснулась моего лба.

— Вы испачкали лицо. Вот.

Она уже несколько минут как вернулась в каюту, я по-прежнему стоял на палубе с улыбкой придурка, прижимая к лицу оставленный мне платочек. Он был вышит красивым вензелем и благоухал смутно знакомым запахом жасмина.

— Семён, Вы разрешите мне Вас так называть? Не хотите составить мне компанию перед завтраком?

Пётр Тимофеевич одет скромно для аристократа. Лёгкие брюки, рубашка и свитер терракотового цвета.

— Вы наверное мой друг гадаете, зачем я Вас нанял, если вы не профессиональный механик? И Вы будете правы. Афанасий работает у меня уже пять лет и вполне справляется со своей работой. Вы же просто стали мне интересны. Знаете, за свою жизнь не часто у меня появлялось подобное ощущение чего-то настолько странного и удивительного. Я знаю о Ваших злоключениях и тем не менее решил пригласить погостить у меня. Не прощу себе, если не разгадаю Ваш секрет. Так что Вам придётся простить мою настойчивость. Нас зовут, предлагаю позавтракать, а потом не откажите в любезности, сыграть партию в шахматы. Вы ведь играете в шахматы?

Я на деревянных ногах иду вслед за владельцем яхты. Он не похож на сотрудника графа Лорис-Меликова. Да и не станет аристократ мараться работой на этих господ. Уж больно у них репутация зловещая. Но меньше всего мне хочется дёргаться как бабочка, приколотая булавкой к бархату. Как же мне надоела неопределенность, может поделиться с ним будущим? Я не знаю, каковы его политические пристрастия. Но он производит впечатление умного патриота. Ну и предо мной до сих пор стоит та чудная картинка Насти на палубе, её пронизанная солнечными лучами фигурка и смеющиеся лицо. А пошло оно всё, пусть вывозит меня госпожа удача. А помирать лучше под прицелом этих дивных глаз.

— Да, конечно, Пётр Тимофеевич, я с удовольствием составлю Вам компанию.