54

Подходит Марта, тепло здоровается со мной, забирает у Германа пакет с моими старыми вещами и быстро ретируется в гардеробную. Черт. Она наверняка видела своего нанимателя всяким, а сейчас нарочито быстро убежала. Как лакмусовая бумажка, сигнализирует об опасности. Но я уже начала, не хочу отступать.

— Прости, если наступаю на больную мозоль, но… — подхожу и провожу рукой по стальному бицепсу через ткань пиджака. — Я вижу, что тебя это терзает. Что там была за авария?

Герман молчит и сверлит меня тяжелым колючим взглядом.

Возникает ощущение, что я тереблю тигра за хвост. Играю с огнем. Но любопытство лавой выжигает все внутри. Я просто должна узнать.

— Эту историю я буду рассказывать только под виски, — мрачно отвечает Герман. — Если ты готова разделить это со мной, тогда пойдем.

Киваю. Он делает мне знак подниматься на второй этаж и ведет в другую сторону от наших спален. Открывает дальнюю дверь и включает внутри тусклый желтый свет.

Это оказывается еще один кабинет. Я думала, у Германа деловые помещения только внизу. Отсюда открывается прекрасный вид на весь участок сбоку от дома и спереди. Видно даже дорогу за забором. А еще здесь очень расслабленная атмосфера. Как будто это место создано не для работы, а для кулуарных бесед.

Герман кивает мне на кожаный диванчик рядом с журнальным столиком, стоящий напротив рабочего стола, а сам направляется к бару, который стоит в углу. Берет оттуда бутылку виски, небольшой пакет апельсинового сока и два стакана.

Он наливает себе виски, мне сок и переставляет его на журнальный столик, свой рокс с виски держит в руке. Опирается бедрами на кромку стола и глядя в сторону произносит:

— Прежде чем я отвечу на твой вопрос, — он салютует мне стаканом и залпом выпивает его содержимое. Обновляет себе напиток и переводит пытливый взгляд на меня. — Скажи, откуда вдруг интерес к моей семье?

— Разве это не очевидно? — удивляюсь и отпиваю сок. — В твоем доме шикарная детская для ребенка лет пяти, но детей нет. Как и жены. По тебе видно, что ты холостяк. И ты определенно не Майкл Джексон, чтобы играться с чужими отпрысками.

Последнюю фразу произношу шутливо. Герман усмехается, но грустно.

— Я с первого взгляда понял, что ты умненькая девочка, — он с хитрой улыбкой смотрит на меня несколько мгновений, а потом мрачнеет и махом проглатывает вторую порцию виски. Вертит пустой стакан в руке. — Принимается.

Выкатывает это, словно тяжелый камень. Напрягаюсь. И уже, кажется, не рада, что вообще подняла эту тему. Улыбающийся Герман мне нравится гораздо больше, чем вот такой — хмурый и злой.

— Это случилось десять лет назад. Мне было двадцать восемь — молодой, обеспеченный, веселый, влюбленный. Я был счастлив. Моей жене Ирине было двадцать шесть, и мы растили пятилетнего мальчугана, Андрюшку.

Когда рассказ начинается с таких слов, волей-неволей хорошего финала не ждешь. Герман наливает себе виски в третий раз. Почти подряд. Видимо, история его очень тяготит.

— Была суббота, но я поехал в офис. У меня тогда была только одна строительная компания, и я вел переговоры с инвестором, — продолжает Герман, отхлебнув глоток из стакана. — Мы договаривались, что это сделаю я, но Ира пошла наперекор и сама повезла сына в парк аттракционов.

Он замолкает и с силой опускает стакан на столешницу возле себя. Вздрагиваю от писка стекла. Бронзовая жидкость выплескивается на дерево стола.

— Ира пообещала, что дождется меня. Дала слово и нарушила. Я должен был их отвезти! — договаривает сквозь стиснутые зубы. — Тогда они остались бы живы.

Мне больно слышать это. Больно видеть Германа настолько… мрачным. Такого не должно происходить в жизни. Он потерял сразу двоих самых близких людей. Это невероятно жестокий удар судьбы. Слишком тяжелое испытание.

Не представляю, что бы испытывала я на месте Германа. Моей эмпатии хватает только на то, чтобы почувствовать его нынешнее состояние.

— Она обещала, — повторяет Герман глухим голосом. — И обманула. Я бы понял, простил бы, если бы все обошлось. Но не обошлось. Ира не справилась с управлением, вылетела на встречку и встретилась с грузовиком. Она умерла на месте. Андрей спустя несколько часов в больнице.

Теперь я понимаю, почему Герман так ревностно относится к обещаниям, к преданному доверию. Нарушенное слово унесло две жизни. Две самых дорогих ему жизни.

Герман снова тянется за виски. Подхожу и убираю его руку с бутылки. Сжимаю ладонь. Ее тепло остро контрастирует с холодом, которым от него буквально веет.

— Я понимаю, что это слова, и я не могу избавить тебя от сожалений, — произношу тихо и проникновенно, — но ты не виноват. Это было ужасное стечение обстоятельств.

Герман вырывает свою ладонь у меня из рук и настойчиво берет бутылку виски. Большим пальцем скрутив крышку, прикладывается прямо к горлышку. Делает несколько глотков. Теперь он меня совсем пугает.

— Ты услышала достаточно? Все, что хотела? — спрашивает он, пронзая меня острым взглядом. Осторожно киваю. — Тогда уходи.

Что?! Что за… Оторопело хлопаю ресницами, не понимая, как вдруг с ним произошла такая дикая метаморфоза.

— Не смей меня выставлять, Герман! — отвечаю в тон сердито. — Я хочу остаться! Хочу быть рядом!

Я снова берусь за его ладонь, и на этот раз он ее не вырывает.

— Тебе не понравится, что ты увидишь, Виктория, — выдавливает скрипучим голосом.

Мне кажется, я кожей ощущаю боль, которую он испытывает. Или борьбу, которая сейчас происходит у него внутри.

— Я не боюсь, — шепчу и обнимаю его, втягивая носом его запах, смешанный с ароматом парфюма. — Со мной можно быть настоящим.

— Зато я боюсь, — Герман отставляет бутылку и, взяв за плечи, отлепляет меня от себя. — Я сейчас не тот, с кем стоит оказываться наедине в полутемной комнате.

Загрузка...