Развод. Не жди прощения

55

— Мне все равно, Герман, — произношу шепотом и кладу руку ему на грудь. Провожу пальцами по рубашке. — Я здесь и никуда не уйду.

— Виктория… — его голос звучит хрипло. — Если не уйдешь сейчас…

Качаю головой.

Нет, мне не страшно остаться с ним наедине в полутемной комнате. Я хочу этого. Ощущаю, как напрягаются его пальцы на моих плечах. Он смотрит на меня плотоядно и жадно. Задерживает взгляд на губах, и я непроизвольно облизываю нижнюю. Его мощь и энергетика сейчас пропитывает все в комнате.

Герман скользит ладонью вверх к моему оголенному плечу, еще выше, забирается под волосы и, взяв за шею сзади, притягивает к себе. Не сопротивляюсь, позволяю себя поцеловать и страстно отвечаю на поцелуй. Хочу дать Герману то тепло, которого, судя по всему, ему уже давно не хватает.

Его вторая рука ложится мне на талию, стискивает. Он прижимает меня к себе, и я ощущаю его налившийся член. Это не в первый раз, но впервые я не испытываю испепеляющего стыда или страха. Все правильно. Суд непременно разведет меня с Тимуром. Я больше не его жена.

Герман углубляет поцелуй. У меня кружится голова. Не могу понять, это последствия сотрясения или нарастающее возбуждение, но мне плевать. Обхватываю огромные плечи Германа, поднимаю одну руку к его голове, зарываюсь пальцами в волосы.

Я отчетливо ощущаю желание Германа. Оно витает в воздухе и оседает на коже мурашками моего собственного возбуждения. Мне нравится чувствовать себя настолько желанной. Уже и не вспомню, когда я так ощущала себя с Тимуром.

Я — изысканный десерт, и Герман обязательно полакомится мной.

В спине тянет, и между ног становится горячо.

Герман отрывается от губ и целует меня в шею, потом в плечо. Замирает на мгновение, щупая мое лицо хотящим взглядом, а потом подхватывает меня на руки и направляется к двери. Прижимаюсь к его стальной груди, продолжая наслаждаться едва заметным флером пота и обалденным парфюмом.

Герман вносит меня в свою спальню и устраивает на кровати. Зажигает приглушенный свет. Привстаю на локти:

— Кажется, я нарушила главное правило твоей спальни, — улыбаюсь и окидываю себя взглядом, намекая, что я все еще в одежде.

— Так исправь это недоразумение, — рокотливо рычит он и принимается расстегивать пуговицы на рубашке. — Хотя нет, подожди. Лучше я сам.

Раздевшись до боксеров, он подходит вплотную к кровати. Не могу оторвать взгляд от его накачанного тела и снова ловлю себя на мысли, что мне не стыдно смотреть на него. Не стыдно рассматривать. Теперь все правильно. Я его женщина и имею на это право.

Герман выглядит дико возбужденным. Член отчетливо выделяется под тканью тонких черных боксеров. В приглушенном свете рельеф его тела выглядит еще соблазнительнее, чем когда-то давно на светлой кухне.

Герман манит меня рукой, приказывая встать. Подчиняюсь. Стою перед ним и снизу вверх смотрю в горящие желанием глаза. Меня бьет крупная дрожь, бедра слабеют. Кажется, трусики полностью промокли.

Герман подцепляет пальцами нижнюю кромку свитера и тянет его вверх. Снимает через голову. Затем ловко расстегивает пуговицу на джинсах и, опустившись на одно колено, стягивает их до пола. Переступаю, высвобождая пятки. Остаюсь перед ним в одном белье.

К щекам почему-то приливает кровь, и я берусь одной рукой за локоть другой, но Герман, поднявшись, разъединяет их. Жадным взглядом проходится по моему лицу, скользит вниз по телу, затем возвращается к глазам. По-хозяийски обнимает меня за ребра и расстегивает лифчик. Тот соскальзывает с плеч и падает на пол.

Стеснение стучит пульсом в ушах, но я не позволяю себе отвернуться.

Герман снова целует меня, запрокинув к себе мою голову за волосы. Не тянет, скорее ласково сжимает, но этот жест вызывает во мне очередной приступ желания. Кладу ладонь ему на живот и скольжу вниз. Провожу ноготками по бугру на боксерах и слышу раскатистое довольное рычание.

Герман отстраняется и, подняв меня на руки, кладет на кровать. Головой на пушистые подушки. Обходит кровать и забирается на матрас в изножье. Сгибаю колени — от невесть откуда взявшегося стыда хочется сжаться в комок. Поднимаюсь на локтях, боязливо поглядывая на зверя у моих ног.

Он наклоняется и, запустив пальцы под резинку трусиков, тянет их к себе. Спускает до лодыжек. Против воли стискиваю бедра. Не понимаю, откуда взялось вдруг яростное смущение, но бороться с ним не получается. А Герман без затей берет меня за лодыжки и расставляет их в стороны.

Снова щеки пылают. Мне хочется прикрыться, но я всем своим естеством ощущаю власть Германа, и не решаюсь оторвать рук от глади кровати. Замираю, в ожидании его действий и, кажется, даже не дышу.

Он устраивается у меня между ног и наклоняется к киске. Проводит языком снизу вверх и цепляется кончиком за клитор.

Меня, точно электричество, прошибает волна наслаждения. Из груди вырывается стон, который кажется неуместным в тишине комнаты. Откидываюсь на подушки и морщусь от стеснения. Мне дико неловко, но то, что делает Герман, настолько приятно, что я не могу сопротивляться. Я впервые познаю такое удовольствие. Тимур так не делал…

Герман продолжает скользить языком у меня между ног, и по всему моему телу ползут судороги. Громко стону и уже не сдерживаюсь. Невыносимый кайф! Это божественно! Снова начинает кружиться голова, от частого дыхания в горле пересыхает, но воздуха как будто все время не хватает.

Бедра дрожат. Кажется, я вот-вот кончу. Запускаю пальцы в волосы Германа, непроизвольно стискиваю, словно хочу не позволить ему отстраниться, но он выворачивается и выпрямляется.

— Ты безумно вкусная, Виктория, но для сладкого пока рановато, — рокотливо произносит он, поднимается и направляется к тумбочке.