Римские призраки

Кларисса

Мне приснился сон. Обычно воспоминания о снах у меня смутные, но на этот раз я запомнила все, даже самые мелкие, незначительные подробности, особенно хорошо — мое безмятежное душевное состояние и, если можно говорить так о сне, свое коротенькое счастье, расплывчатое и слегка размытое по краям.

Я подошла к лифту дома, который знала как свои пять пальцев, но увидела прикрепленное к дверям объявление: «Лифт не работает». Никакого раздражения, а почти что удовольствие от того, что мне представляется возможность подняться наверх пешком. Дверь подъезда, лифт, а главное, лестница, серые мраморные ступеньки, железные перила — все мне прекрасно знакомо, хотя на экране сна не появилось лицо человека, к которому я иду.

Легко поднявшись на третий этаж, ступенька за ступенькой, легко, словно исчезла сила притяжения Земли, я оказалась перед большими дверьми, которые сразу узнала. Слева была латунная пластинка «Арх. Федерико Зандель», справа — только глазок и две замочные скважины. Когда я поднесла палец к звонку, правая дверь открылась и появился Зандель, словно он почувствовал мое присутствие. Он жестом предложил мне войти и проводил в крошечную кухню при личном кабинете, рядом с офисом. Я села напротив него, перед столиком с хрустальной вазой, не по сезону полной самых разных фруктов: яблоки, бананы, клубника, виноград, киви, черешня, ананас и круглый белый плод, чуть побольше яблока. Я протянула руку, чтобы взять этот незнакомый плод, но Зандель отрицательно покачал головой.

— Нельзя? Почему? — спросила я.

— Потерпи. Придет день, когда мы съедим его вместе.

Рука моя повисла в воздухе.

— Ну пожалуйста.

— Не сейчас.

— Ты не Адам, и я не Ева. Мы можем есть что угодно, не совершая греха.

— Ну как же, разве ты не заметила, что это земной рай?

Зандель поднялся, я тоже встала, так и не прикоснувшись ни к одному из этих чудесных плодов. Зандель притянул меня к себе и долго держал в крепком объятии. По всему моему телу разлилось тепло, я бы назвала его счастьем и желанием; по крайней мере таким осталось в памяти чувство от его объятия. С безграничной ностальгией сохранила я это ощущение настоящего земного рая, такое сильное, какого я никогда не испытывала в реальной действительности. А может быть, память усиливает чувства, пережитые во сне?

Естественно, наша встреча привела нас в постель. Зандель стал расстегивать мою блузку и понемногу раздел меня всю с легкостью и удовольствием, с какими очищают банан. Я стояла перед ним голая, но еще в туфлях и колготках. Во мне было разлито ощущение своей красоты. Каждое прикосновение его было мягким и нежным. Вокруг стояла тишина, лишь легкий ветерок доносил издалека музыку — что-то вроде саксофона Коулмена Хавкинса, — которую я слышу всегда в момент крайнего эмоционального напряжения. Все это было похоже на мое представление о счастье. Я сняла туфли и колготки и растянулась на постели, а Зандель, молниеносно сбросив одежду, лег на меня и начал свой ритуал предварительных поцелуев, лаская все мое тело, и, наконец, проник в меня под звуки окутывавшей нас мягкой и торжественной музыки.

После любви во сне я проснулась, сохраняя ощущение того счастья, и сразу же вспомнила, что Зандель в Нью-Йорке и никто не мог сообщить мне, вот проклятье, хоть что-нибудь о его здоровье. Рядом со мной крепко спал Джано.

Я стала разбираться в своем сне. По существу, за исключением заколдованной атмосферы, повторилась какая-то из наших встреч с Занделем: все они развивались более или менее на один манер. Уже больше двух месяцев я его не вижу, и атмосфера приснившегося счастья повисла над пропастью, потому что с минуты на минуту я жду из Нью-Йорка дурную весть.

Но этот белый плод в кухне? Не могу понять, что он означает, и обещание Адама останется втуне, так как Ева конечно же не может надеяться, что он выполнит наяву обещание, данное во сне. По-моему, белый плод вообще ничего не значит. Нечего стараться придавать значение всему, что видишь во сне, и нередко, как говорит Джано, даже тому, что является частью так называемой реальной действительности.