Римские призраки

Джано

Кто знает, как переносит свою болезнь бедный Зандель, что о ней думает, что говорит о ней самому себе. Ему страшно? Безусловно, он знает, что жизнь в нем поддерживают переливания крови, поскольку его костный мозг не вырабатывает эритроцитов. А в основе всего лежит очень распространенное заболевание, название которого трудно произносить; обычно же его называют неоплазией, а в более тяжелых случаях — смертью. Эта ужасная американская лучевая терапия убила болезнь, но вместе с ней почти убила и самого больного, вызвав катастрофические последствия для красных кровяных телец. Случаи выздоровления от опухолей теперь, в процентном отношении, очень обнадеживают, но у Занделя, как, кажется, сказал гематолог, процентов уже не осталось.

Знает ли Зандель о грозящей ему опасности? Кларисса время от времени справляется у меня о нем, и я ей рассказываю то немногое, что узнаю в университете, то есть почти ничего, а о переливаниях крови и вовсе умалчиваю. Я только один раз звонил Занделю, но его жена ответила, что он спит (было одиннадцать часов утра). По холодному тону Ирины я понял, что ей неприятны эти звонки так же, как Занделю неприятны посетители.

Несмотря на заповедь Гиппократа, гематолог, лечащий Занделя, открыто сказал одному его компаньону по мастерской урбанистики, который интересовался положением дел: «Надежды мало».

Университетские коллеги и студенты говорят о Занделе так, словно он уже умер. Скорбные лица, несколько сочувственных слов, комментарии, передаваемые шепотом, глаза опущены, как на похоронах. Бедный Зандель, тебя умертвили прежде отведенного тебе срока, и уже заблаговременно началось печальное забвение, омрачающее память об усопших. Меня забудут на веки вечные, — говорил обычно Зандель своим ученикам, которые льстили ему, утверждая, что его «урбанистика для пешеходов» войдет в историю урбанистики и даже оставит долгую память в истории человечества. Зандель отвечал, смеясь, что история тоже забывчива и вообще забывчивость свойственна вечности по своей природе.

Когда на страницах моей книги появляется Дзурло, меня одолевают жалость и ненависть, поэтому мне приходится взвешивать слова и не увлекаться проклятьями. Моя книга не вендетта, и я не хочу, чтобы она была вендеттой, этаким сведением счетов.