Рис Инари (СИ)

Глава 10 Японская пословица: Спросить — стыдно на минуту, а не знать — стыд на всю жизнь

Ночью под снегом

Спят, прижавшись друг к другу,

Горы Синано.

Автор Кобаяси Исса — японский поэт, мастер хайку. Знаменитое хокку «Улитка» дало название повести братьев Стругацких «Улитка на склоне»

перевод Т.Л. Соколовой-Делюсиной

— Я так понимаю, что это не просьба и не предложение о помощи? — спросил учитель Шиджеру.

— Нет, ну почему же, друг? Я вполне себе могу ходить и уж до дворца Владыки как-нибудь доковыляю. Только вот когда меня спросят: «Где это я так выгорел?», я буду вынужден сказать правду! И кому эта правда навредит? — ласково улыбнулся хитрой лисьей улыбкой Кио.

— Нам обоим, — не поддался учитель Шиджеру.

— Да, вполне вероятно. Но ты при этом останешься один с двумя взбалмошными лисичками, которым, совершенно точно, неизвестно что завтра придёт в голову. Охотиться на Юки-онна, например! — и на меня кинули быстрый взгляд прищуренных глаз, а я закрыла, уже было открывшийся для возражения рот.

Вот не нужно мне в это влезать! Совершенно точно разберутся сами. Я и так дел уже натворила. А Учитель Сабуро продолжил:

— И не забывай, что ты один уничтожить Юки-онна не сможешь. Возможно, магии тебе и хватит, но вот решимости?

И, не дождавшись ответа учителя Шиджеру, Кио ответил за него:

— Нет, ты не сможешь ее убить. Тебе нужна моя помощь, куда ни посмотри: и с лисичками, и с твоей… бывшей девушкой.

Я открыла рот, чтобы высказаться и снова его захлопнула, и почти тут же поймала одобрительный кивок Кио, — мол, правильно — не лезь.

— Хорошо. Давай попробуем. Только я не совсем понимаю: тебе-то, что с того?

— Я ведь и обидеться могу, Шидж! Не держи меня пожалуйста за Бакэ-дзори*!

«За кого?», — очень хотелось спросить мне, но я твердо помнила, что в моем случае молчанье — золото. Я и так наговорила себе на три пожизненных срока и четыре смертных приговора.

Учитель Шиджеру только вздохнул и ничего на это не ответил. А Кио продолжил:

— Уже все в Долине поняли, что что-то не так. После того всплеска энергии в лесу всё не просто изменилось, всё пошло по-другому. И не нужно мне говорить, что присутствующие здесь две девчонки не имеют к этим подвижкам никакого отношения. Имеют и самое непосредственное!

— Я и не говорил, — покачал головой учитель Шиджеру.

— А что же ты меня тогда за тупую грязную сандалию держишь? То есть я, по-твоему, этого сообразить не в состоянии? Она, — и он энергично кивнул на меня, — «Меняющая реальность»!

— Кто?! — все же вырвалось у меня.

— Ты — легендарная девятихвостая розовая лиса, что может изменить всё! И ты уже это делаешь, — посмотрев на меня, припечатал учитель Кио.

— Нет! — замотала я головой, — Я ничего такого не делаю!

— Вот как? Ну давай посмотрим! С кого начнем? Давай, вот с него? — и он кивнул на учителя Шиджеру, — Ему уже последние лет двести абсолютно наплевать на себя, на окружающий мир, на то жив он или мертв. Он не следит за своим питанием и сном. Ему все равно, что у него нет подруги. Он бросается в самую гущу сражений, ища смерти. И тут вдруг, ни с того ни с сего вмешивается в то, что творят две неразумные розовые лисички! Более того, не просто влезает, а отбирает у меня руководство и обучение этих дурех. И это мой, совершенно безразличный абсолютно ко всему последние пару веков, друг Шидж? Дальше-больше! Он перестал сидеть всю зиму в Замке Владыки как приклеенный, а выходит на снег каждый день, добираясь до вашего домика. И думает выйти на бой с призраком бывшей возлюбленной! Потому что он принял это решение. Да он еще колеблется, но все же уже решился. И, признаюсь, я этому рад. Столько лет даже думать об этом не мог? А тут вдруг созрел!

— Я-то тут при чем? — не согласилась я и снова затрясла розовыми волосами.

— Не причём? Конечно, ха-ха! Пошли дальше, кого возьмем? Давай Рен? Твою подружку? Никчемная, глупенькая, ленивая девочка. Ни усидчивости, ни жажды знаний, ни трудолюбия в ней никогда не было. Я был уверен, что она, достигнув положенных пятидесяти лет, тупо провалит первое испытание и уйдет из Долины в небытие. Куда ей была прямая дорога. Но с твоим приходом девочку не узнать! Да, недостатков у нее много, но в ней проснулось то, чего, как мне казалось, никогда и не было: желание постигать и понимать, стремление к поступкам, даже — воля.

— Не правда! Рен не глупая и не бездарная! — продолжала сопротивляться я.

— Именно такая. Была такая… Дальше? Ты умудрилась, засунув руку в озеро, приманить к себе тритона. И не просто тритона, а младшего сына Водного Владыки. А потом ты его знатно так щелкнула по носу! Последствия? Водный Владыка счастлив! Его сын спит и видит, как он накопит знаний и сил и разберется с тобой. Только и делает, что тренируется!

— Я не знала, — в ужасе прижала я ладошки к щекам.

— У каждого действия есть последствия. Этого ты не знала? — ехидно усмехнулся Кио.

— Я не хотела, — залепетала я, — Оно само!

— Да что ты? — поднял бровь Учитель Сабуро, — Дальше! Возьмем… Юри? Вот тут мне лично всё совершенно не нравится. Она тихо делала вид, что без ума от меня. Я наслаждался. И что моя женщина творит в последнее время? Лезет спасать вас, мне перечит, не встречает, как обычно восторженно, а еле терпит мое присутствие. А знаешь, что самое забавное? Она сегодня утром, когда уходила, сказала, что собирается пройти испытание на терпение. У нее, видите ли, за прошедшие годы его скопилось столько, что на троих хватит! Это тоже не ты? — прищурившись, зло спросил он.

Видимо, Юри своим пренебрежением его сильно задела…

— Нет! Я с ней и парой фраз толком не перебросилась.

— Сильна… Если ты вот так, походя, смогла столько наворотить… Мне дальше продолжать? Может быть возьмем для еще одного примера мою скромную персону? — чуть ли уже не рычал Кио, — У меня просто все совсем в бездну катится: и дела, и планы, и отношения. И я сделаю все, чтобы это остановить! — последнее он буквально прошипел мне в лицо.

— Я ничего не делала! — ответила я ему не менее яростно, — Нужно было лучше следить за своей женщиной и больше любить ее! Может быть тогда бы она не сбегала, как от того огромного скелета?

— Гашадокуро, кстати, был целиком и полностью моей идеей! — вдруг с удовольствием промурлыкал он.

— Что? А разве это не Юри его призывала? — ошарашенно посмотрела на него я.

— Нет, — покачал головой Сабуро, — Юри тут совершенно ни при чем. Мне нужно было ее спасти. Это работает в обе стороны, девочка. Я ее спас. Она мне стала обязана. Я своего добился. И все у меня было хорошо, пока ты не появилась! Я был окружён обожавшими меня девочками, у меня была любимая женщина, с восхищением смотрящая на меня. Да, возможно, не с вполне искренним, но все же с восхищением! Я был, пусть и не на самом хорошем счету у Владыки, но все же никогда не впадал в немилость. И я, совершенно точно, не выгорал до семи хвостов два раза подряд за год!

— А зачем вы вообще полезли нас спасать? Если я такая плохая, а Рен и вовсе никчемная?! — взвилась я.

— Да потому, что потеря «Меняющей реальность» грозит еще большими бедами тому, кто в этом будет повинен. Ты появилась не просто так. Вообще ничего просто так не происходит. И позволить тебе пропасть? При том, что я мог вас спасти? Глупости не говори! Да и до Владыки это дошло бы, и меня по головке не погладили бы за такое! — выплевывал он мне.

— Испугались? — прошипела я ему в ответ, точно так же прищурив глаза.

А он вдруг откинулся назад и спокойным тоном, так не вязавшимся с его прежней яростью, спросил:

— Кто ты такая, Аика?

— Что? — запнулась я.

— Она не скажет, — сказал учитель Шиджеру тихо, — Ты же не рассчитываешь на ответ?

— Нет, разумеется. Но я думаю… Проснулась одна из прошлых жизней? Более сильная? Вытеснив глупую дурочку? Это и произошло в результате того ритуала? Верно? — и он в упор посмотрел на меня, — Можешь не отвечать.

Я от страха, и чтобы еще больше не наговорить глупостей, для верности зажала себе рот рукой, как та обезьянка. Мне бы еще несколько рук! Я бы и уши, и глаза себе прикрыла для надёжности**. Как же он умудрился вывести меня из себя, чтобы я так себя вела с ним? Как у него это получилось-то?

В комнате воцарилась тишина, и тут вдруг отчетливо послышались шаги, и Рен тихо позвала:

— Аика?

Я вскочила на ноги и ответила:

— Я тут, Рен, — а потом перевела взгляд на мужчин.

Оба выразительно покачали головами, поясняя, что Рен впутывать ни во что не стоит.

Рен спустилась вниз и, поклонившись, поприветствовала обоих мужчин. Потом села на краешек диванчика и посмотрела на Кио.

— Как вы себя чувствуете, учитель Сабуро?

— Плохо, Рен, малышка. Я выгорел до семи хвостов, и мне теперь никак нельзя вернуться в Замок Владыки. Поэтому я временно поживу у вас, — ответил он ласковым, почти нежным тоном.

Рен отчаянно покраснела и кивнула.

— Я могу переселиться к Аике, а вы сможете ночевать в моей комнате, — ответила она.

— Отличный план. Так мы и поступим. Аика, ты же пригласишь меня? — и он с озорной хитринкой посмотрел мне в глаза.

— Да. Я буду рада, — в тон ему ответила я.

— Договорились. Может быть позавтракаем? И обсудим дальнейшие планы? — и Кио стал откидывать одеяло, собираясь встать.

Рен проворно вскочила с дивана и рванула на нашу кухоньки с возгласом: «Я чайник поставлю!». А вот я взгляд не отвела и даже не покраснела. Чего я там не видела? К тому же я точно знала, что он спал в одежде. Он встретил мой прямой взгляд с ухмылкой, встал и всласть потянулся. Кот он, подзаборный! А не лис!

Легким движением пальцев Кио убрал свою постель с пола, как обычно, вроде бы в никуда, и сел в кресло, я же побрела на кухню готовить для мужчин завтрак. Я помогла Рен накрыть на стол, и только мы сели завтракать, как Рен задала вопрос заставивший учителя Сабуро поперхнуться.

— Я думала, вы у Юри останетесь на время восстановления?

— Для этого Юри должна была пригласить меня остаться на ночь в ее доме.

— А она не приглашала? — снова наивно спросила Рен.

— Очевидно, — проскрипел зубами Кио, а я улыбнулась в чашку.

Ага! Я в этом виновата? Да? А он тут совершенно не причем? Его на протяжении многих лет в дом не пускают, только на время. Как в мотеле. Заселение только на два часа, а потом — выметайтесь. Сутки оплачиваются по другому тарифу! А он винит во всем меня? Мужчины! У них кто угодно виноват, только не они, любимые!

А потом, почти сразу после завтрака, мы вышли на тренировку. И тут я в который раз поняла, что самоучитель — это, конечно, хорошо. Один учитель на двух лисичек? Вообще прекрасно! Но индивидуальный подход сразу двоих опытных наставников? Это просто сказка! Оба наших учителя, как ни странно, прекрасно ладили хотя бы в вопросах нашего обучения.

К обеду я была выжата и съедена как лимон с хорошей текилой. Но только совершенно ни о чем не жалела. Рен вообще сияла как медный тазик, в котором моя бабушка варила варенье. Лично мне всегда нравился этот тазик: и «накрыть» им можно, и сиять, как он — тоже не повредит, а еще это почти универсальное изделие, совершенно точно необходимое в хозяйстве.

После обеда, на диво очень сытного, потому что оба учителя постарались на славу и выложили из своих Инро много вкусностей, мы пошли учить теорию. А потом снова была тренировка. К ужину я слабо представляла, как доковыляю до нашей с Рен спальни. Но Кио заставил меня еще и его-любимого проводить до бывшей спальни Рен, открыть дверь и пожелать приятных снов. И только тогда он вошёл, по-хозяйски осматривая свое новое жилище.

«В нашем доме поселился замечательный сосед!», — бубнила я недовольно про себя, направляясь в нашу с Рен общую комнату. И это ещё неизвестно, насколько он тут задержится…

А среди ночи меня разбудила Рен.

— Аика! Просыпайся! — потрясла подруга меня за плечо.

— Рен! Я спать хочу! — отвернулась я.

— Аика! Там кто-то стонет!

— Что? Нет! Я никуда не пойду! Хватит. Я уже один раз сходила в метель. Мне, знаешь ли, хватило!

— Да это не на улице. Это у нас на первом этаже. В кухне!

— Что? — недовольно села я на кровати и прислушалась.

И тут, и в самом деле, я отчетливо разобрала чьи-то завывания:

«Карарин, корорин, канкорорин!

Глаза три, глаза три, зуба два!

Карарин, корорин, канкорорин!»

— Это еще что на моей кухне!? — недовольно забормотала я, выпутываясь из одеяла и спуская босые ноги на пол.

И, как была в одной легкой ночной сорочке и босиком, я и стала спускаться вниз по лестнице. Рен жалась за моей спиной, но не отставала.

— Может быть учителя Сабуро разбудим? — внесла Рен дельное предложение.

Я даже приостановилась. И в самом деле? «Зря мы его кормим?», сказал бы всем известный кот из Простоквашино, но я тряхнула головой.

— Нет! Это мой дом и моя кухня. Заорать и разбудить его мы всегда успеем, — постановила я и продолжила спуск.

Я так и застыла с лисьем огнем между пальцев на нижней ступеньке лестницы и с удивлением наблюдала за странным существом, что разгуливало у меня по кухне. Это была довольно красивая сандалия. Обувь была, совершенно точно, — не дзори, а именно — гэта. С большой платформой, на которой искусным мастером были вырезаны лисицы, раскрашенные, наверняка, вручную. Кстати, — розовые лисицы. Сандалия, была странная. У нее выросли две руки и две ноги. Они были коротенькие и несколько корявые, но все же это были руки и ноги, на которых сандалия весьма нелепо ковыляла по полу. А прямо между ремешками для пальцев на платформе появился большой глаз. Глаз был один и занимал почти все место на стельке. Носа не было, а рот находился прямо под глазом. Именно из него и неслись протяжные звуки, напоминавшие песню:

«Карарин, корорин, канкорорин!

Глаза три, глаза три, зуба два!

Карарин, корорин, канкорорин»

— Это что? — спросила я, потушив лисий огонь.

— Это очень похоже на Бакэ-дзори. Только вот странная она какая-то, — задумчиво протянула Рен за моей спиной, — Это же гета? И песенка странная. Напоминает скрип гета, которые действительно издают подобные звуки при ходьбе по полу из-за платформы.

— Ну да? И у гета три глазка? Ну такие отверстия для ремней просверлены.

— Ага. И два зуба? Деревянные бруски снизу подошвы, — вторила мне Рен, — Только вот обычно это все же дзори. Бакэ-дзори.

— А у нас гета. Мне вообще всегда обувь на платформе нравилась. Устойчиво и красиво, — протянула я, продолжая разглядывать странное существо.

— А откуда он взялся? Или она?

— Скорей уж «Оно»***, — вспомнила я незабвенную классику Стивена Кинга, — Это я его принесла. Стянула с ноги Юки-онна, когда она ей меня придавила. Сама не знаю зачем. И вот что странно, Учитель Кио Сабуро вчера в разговоре упоминал эту сандалию. Правда, он скорей имел ввиду умственные способности, а не конкретно вот это, — и я указала ладонью на обувь, слоняющуюся по моей кухне.

— Этой гета явно больше ста лет, раз она с ноги Юки-онна. Учитель Сабуро ее помянул в разговоре. Вот она, напитавшись магией, и ожила, — сделала вывод Рен.

— А делать-то что? Испепелить? — спросила я.

— Жалко, — протянула Рен, — Она красивая.

— Кто? Вот эта штука на ножках с одним огромным глазом? Красивая?! — и я обернулась к Рен, чтобы встретится взглядом с ухмыляющимся учителем Сабуро, стоящим на верхних ступеньках.

— Нееет, — простонала я и закрыла рукой глаза в извечном жесте: «Глаза б мои на него не смотрели!».

Рен, тоже обернулась и поспешно поклонилась.

— Учитель Сабуро? Доброй ночи! — сказала Рен.

— Доброй? — хмыкнул лис, скрестив руки на груди и весело рассматривая нас сверху.

— Доброй, — утвердила я и тоже отвесила ему поклон.

— Правильно ли я понимаю, что ты стащила с ноги злобного монстра гета, притащила ее в дом и теперь еще раздумываешь испепелять сандалию или нет? — изогнув бровь спросил он.

— А она точно злая? По виду так и не скажешь… — и я сделала несколько шагов по направлению к кухне.

И тут сандалия с диким криком бросилась ко мне. Возможно, если бы я была опытной девятихвостой лисой, то мгновенно бы на одних лисьих инстинктах её испепелила. Но у меня всего два хвоста, и я быстро реагировать на ожившую обувь не умею. Поэтому, когда гета обняла мою босую ступню, прижалась и жалобно заголосила: «Хозяйка! Хозяйка!», я мгновенно размякла.

«Говорящая вьетнамка», — мысленно простонала я: «У всех питомцы как питомцы. Ну там дракончики, летающие кошки с крылышками, на худой конец — сказочные феи типа Динь-Динь, как у Питера Пена, а у меня — вопящая сандалия. Отлично, ничего не скажешь!».

— И что будем с этим делать? — послышался ироничный голос Кио Сабуро.

— Это моя сандалия. То есть мой Бакэ-дзори. То есть моя гета! И я не дам ее испепелить! — твердо сказала я, — Видишь, у нее сбоку розовая лиса вырезана? Когда я стаскивала ее с ноги Юки-онна, там был другой узор — морозный. А теперь это моя… моё… мой!

«Да, твою ж дивизию!», — снова мысленно простонала я.

— Ну, испепелять и не обязательно. Можно просто в снег выкинуть. Магия закончится и это будет просто дзори, ну, или гета? Согласен, что вреда от Бакэ-дзори большого нет, но он будет каждую ночь петь и мешать спать, — хмыкнул Кио.

— А его можно в Инро засунуть? — подала идею Рен.

— Как вариант. Но там он будет подпитываться магией, и вы никогда от него не избавитесь, — вздохнул Кио, — Впрочем, — он махнул рукой, — Делайте, что хотите! Я спать.

Я позавидовала ему и пошла вынимать из моей Инро спрятанные туда тарелки с едой, чтобы освободить место и посадить туда Бакэ, а то и в самом деле спать хотелось.

Сказать, что пришедшему утром учителю Шиджеро не понравился Бакэ — это вот вообще ничего не сказать! Мне прочли длинную лекцию о том, как неразумно я себя повела, притащив Бакэ в свой дом. Но дело было уже сделано, и сандалия трогательно обнимала мою ножку и жалась ко мне. Бакэ недобро посматривал на учителя Шиджеру единственным глазом. А еще из этого глаза капали вполне такие себе настоящие слезы, когда речь заходила о лисьем огне или о холодном сугробе, куда, по мнению обоих мужчин, стоило зашвырнуть моего питомца.

Но я твердо заявила, что Бакэ остается. И оба учителя, переглянувшись, кивнули. А я выдохнула. Ночевать я теперь отправляла сандалию в свою Инро, тем самым не давая тапку голосить по ночам, что примирило с ним учителя Кио.

И вот, что странно. Я совсем не чувствовала, что сандалия вытягивает из меня магию. Наоборот, мне казалось, что она меня питает. А еще Бакэ с каждым днем становился все разговорчивее. Его словарный запас рос просто с каждым утром. И теперь меня встречали по утрам не жалобным «Хозяйкааа!», а гораздо более витиевато: Умница, Красавица, Самая лучшая, Бесподобная, Волшебная и Могущественная. Последнее особенно радовало. Потому что, увы, могущественной я себя совершенно не ощущала.

Тренировки были выматывающими и вытягивали из нас с Рен все силы. А однажды, после особенно сложного занятия, Кио заявил, что мы переходим к бою на палках. И я мысленно простонала. Вот только палок мне и не хватало!

Рядом с домиком было установлено несколько чучел, набитых соломой. И теперь каждый день мы с Рен их мутузили.

Как-то утром Кио сказал, что ему нужно отлучиться, а мы с Рен переглянулись.

— Он к Юри пошел. Соскучился, — мечтательно закатила Рен глаза.

Я же только хмыкнула. Вернулся Кио злой, как разбушевавшийся слон, и устроил нам жуткую тренировку на палках, загоняв до того, что я упала в снег и подняться была просто не в состоянии, а вскоре рядом со мной рухнула и Рен. Так мы и валялись, тяжело дыша, в снегу, пока Кио колошматил двумя длинными шестами воображаемых противников.

— Она его послала, — выдала я, со свистом втягивая в себя воздух.

— Куда? — не поняла Рен.

— Далеко, — туманно пояснила я.

К Кио подошел Шиджеру и стал что-то тихо ему выговаривать. Я вот просто видела, как у Кио пар из ушей валил.

«Это ж надо так учителя довести! Никакого уважения и пиетета! Да как она могла?!», — мысленно костерила я Юри, потому что отрывался Сабуро на нас.

Через две недели я уже с огромной скоростью вращала бамбуковую палку и с силой била ею по набитому соломой манекену. Мои стойки получались на диво правильные, я перетекала из одной в другую легко и красиво.

Мы с Рен и понять толком ничего не успели, как зима перевалила за середину и стала медленно сдавать свои позиции.

И вот однажды вечером Бакэ вдруг вцепился в полу одеяния учителя Шиджеру и протяжно заголосил: «Карарин, корорин, канкорорин! Не уходи сегодня, Шиджеру! Придет! Зимняя дева придет!»

Воцарилась тишина, а учитель Шиджеру сел назад в кресло, с которого только что поднялся. Мы как раз закончили ужинать.

— Хорошая у тебя зверушка, Аика. Первый раз вижу, чтобы Бакэ-дзори привязывался к хозяевам и помогал им, — сложив длинные пальцы сказал Кио.

— Там метель! Смотрите! — воскликнула Рен, указывая за окно.

*Три обезьяны — устойчивая композиция из трёх обезьяньих фигур, закрывающих лапами глаза, уши и рот. «Три обезьяны» стали популярны в XVII веке благодаря резному панно над дверьми священной конюшни в знаменитом синтоистском святилище Тосёгу в японском городе Никко. Считается, что три обезьяны символизируют собой идею не деяния зла и отрешённости от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него». В русском переводе более популярна версия «Не вижу зла, не слышу зла и не говорю о зле». Известны две устойчивые производные композиции: «три обезьяны наоборот», которые видят, слышат и говорят, и обезьяны, воплощающие девиз «Audi, vide, tace» от латинского «услышь, узри, молчи».

Каждая из трёх обезьян имеет собственное имя: не видит Мидзару, не слышит Кикадзару, и не говорит Ивадзару. Выбор обезьян в качестве символа связан с игрой слов в японском языке. Иногда в композицию добавляется четвёртая обезьяна — Сидзару, символизирующая принцип «не совершать зла». Она может изображаться прикрывающей свой живот. Но она непопулярна из-за азиатской нумерологии, в которой число «4» считается несчастливым.

**Бакэ-дзори — призрак старой сандалии. Обитает в домах, где плохо ухаживают за обувью. Ожившая сандалия будет ночью слоняться по дому, кричать нечто невразумительное и распевать глупые песенки. Причём заставить её замолчать невозможно. Вероятно, она прекратит безобразие, если вы начнёте за ней ухаживать или, как вариант, выкинете на улицу.

В Бакэ-дзори может превратиться традиционная японская соломенная сандалия дзори по достижении столетнего возраста, обычно кем-то забытая в кладовке, если хозяева плохо заботятся о своей обуви.

***«Оно́» — роман американского писателя Стивена Кинга, написанный в жанре ужасов, впервые опубликованный в 1986 году.