Рита, или Топор за сценой

Глава 21 Тяжкие признания

Тамара Елизаровна потихоньку осваивалась в съемной квартире. Давалось ей это непросто. Вставала по утрам и на кухне, под включенную радиоточку, варила кашу, лепила вареники или сырники, заваривала чай, кофе. Осознание того, что за нее этого никто не сделает, заставляло Тамару Елизаровну налаживать жизнь в стенах, где повсюду прослеживаются следы чужих людей. В молодости, когда гастролировала, подобное переносила с легкостью. Ей даже нравились гостиницы в незнакомых городах, пусть и не всегда комфортные. Она знала, что у нее есть свой дом, ее очаг, где тепло и уютно, и где ее ждут родные люди. Человек привязывается к своему месту, а в семьдесят лет, тем более. Тамара Елизаровна вспоминала, как тяжело привыкала после Москвы к Магадану, его суровому, хмурому климату, как ей в то время помогали книги Джека Лондона и спасали гастроли в южные края: Крым и Краснодарский край, в Грузию и Абхазию, где море и много солнца, так не хватавшего ей на Севере.

Игорь просыпался поздно, нехотя поднимался с кровати, нехотя умывался и брился. Ел медленно, аппетит полностью отсутствовал. Он проглатывал приготовленную бабушкой еду, исключительно из уважения к ней, ее заботам и хлопотам. Не хотел ее расстраивать. Если б не она, он так и валялся бы днями в постели небритый, немытый, обросший, чего раньше никогда себе не позволял. В зеркала не заглядывает, лишь в маленькое, когда бреется. Игорь не хотел видеть своего отражения, одного взгляда ему хватило, чтобы в ужасе отшатнуться от зеркала. Нирозов возненавидел себя, свою иссохшее тело, свою болезнь, которую воспринял, как заслуженную кару свыше. Он не был нарциссом, но с детства знал, что красив. Ему всегда об этом говорили, - все: знакомые и незнакомые. И часто при этом восклицали, как сын похож на мать, будто они видели его отца и могли сравнить! Как быстро, за какие-то полгода, он превратился в абсолютную рухлядь и с каждым днем разваливается все больше. А еще и эти страшные галлюцинации, неотступные свидетели его порока и грязных игрищ, где все зафиксировано, как на кинопленке. Самое ужасное, что ему по-прежнему хочется всего этого! Жажда разврата и похоть даже на краю жизни не оставляют его в покое. Настолько Зверь заполнил его собой и терзает, давая понять, что не оставит до самой смерти.

Игорь с трудом поднялся с постели. Накинул халат и пошатываясь, пошел в ванную, где принял душ, побрился. После чего поздоровался с бабушкой, хлопотавшей у плиты, и сел за стол завтракать. Он заставил себя съесть пару сырников со сметаной, которые когда-то очень любил, выпил чашку черного кофе, надеясь, что он хоть как-то взбодрит его, но апатия и вялость не отступали.

- Сейчас я помою посуду и мы пойдем гулять. Посмотри какая чудесная погода за окном, - сказала бабушка. Она раздвинула шторы на кухне. Солнце ярким лучом ударило Игоря в лицо. Он отпрянул и болезненно поморщился. Поблагодарив бабушку, поднялся из-за стола и направился в комнату, где ему захотелось опять залечь на кровать и проваляться на ней весь день. Желания одеваться и идти гулять с бабушкой не было совсем.

- Я не ребенок и не щенок, чтобы давать себя выгуливать, - закипал внутри себя Игорь. Ему становилось все труднее сдерживаться, чтобы не обидеть бабушку, не наговорить ей неосторожных слов, после которых придется просить прощения.

Минут через пятнадцать Тамара Елизаровна, предварительно постучав в дверь, зашла в комнату Игоря:

- Так ты еще не одет? Мы же хотели пройтись по воздуху…

- Ты иди. Я не пойду.

Взгляд Тамары Елизаровны упал на истощенную фигуру внука. Он лежал на спине, отвернувшись лицом к стене. Казалось, в толстом махровом халате нет тела; есть только голова, торчавшие из рукавов худые кисти рук, да ноги, словно палки, покрытые волосами.

- Бабушка, неужели ты не понимаешь, что мне конец. Я умираю. И это лучшее, что со мной может случиться. Это освобождение.

- Игорек, внук мой! О чем ты говоришь! – Тамара Елизаровна с трудом удерживала, душившие ее рыдания, подкатившие к горлу.

- Прости, что не оправдал твоих надежд. Хорошо, что мама не видит, что со мной произошло. Винить некого, – сам виноват. – голос Игоря становился все слабее. – И все же это неправильно, когда мальчика растят одни женщины. Вот и вырастают такие уроды, как я.

- Игорек, мы, если полностью не вылечим, то продлим твою жизнь. Я повезу тебя за границу, там есть методика, уже оправдавшая себя.

Игорь слабо усмехнулся, на смех у него не было сил. Подавив в себе приступ кашля, ответил:

- Нет смысла меня спасать. Поедем за границу... и на какие шиши?

- У меня есть деньги. Я получила наследство.

- Это от кого же? Может от моего легендарного отца, которого никто не знал и не видел? Богатого графа Монте-Кристо?

- От твоего деда Юрловича Мирослава Карловича.

Игорь повернул лицо к Тамаре Елизаровне, его глаза на миг вспыхнули живым огнем.

- Да, Мирослав Карлович был твоим дедом. Твоим настоящим дедом. Отцом Галины, твоей матери.

- А, он знал об этом?

Тамара Елизаровна опустила голову:

- Нет. В молодости я хранила тайну от своего мужа, потом от дочери. Побоялась сказать правду, сломать привычный, устоявшийся уклад. Мирослав жил, как свободный художник и ничего не хотел менять. Я была уверена, что ему, кроме его привычного образа жизни без обязательств, никто не нужен. Он и не скрывал от меня своих взглядов. Я любила его, а он порхал от цветка к цветку, как «весенний шмель»! Я чувствовала себя его очередной музой, только и всего. И, лишь, получив от него вместе с наследством письмо, поняла, как я ошибалась, как плохо знала его.

- Когда я жил с ним рядом, он очень страдал от одиночества. Ему не хватало семьи. Почему ты ничего не сказала ни ему, ни мне! Я бы не натворил так много ошибок из-за моей неприкаянности, ощущения безвыходности.

- Я много думала об этом, но побоялась, что он может неправильно понять, заподозрить в меркантильности.

- Он не был жадным Гобсеком или Кощеем, «трясущимся над златом». Я бы тогда относился к нему гораздо лучше. Да, у меня были мысли, завладеть его квартирой и всем им нажитым за жизнь имуществом. Из-за этого я и потерял девушку, с которой думал связать свою жизнь. Все разрушила ложь, а я теперь погибаю. Впрочем, я не виню никого, просто я оказался слабаком.

- Мирослав по завещанию оставил мне картину, которую я любила рассматривать, когда бывала у него в наши молодые годы. Она стоит не меньше миллиона долларов. Ее можно продать и оплатить твое лечение.

Игорь откинулся на подушки и устало закрыл глаза:

- Прошу тебя, оставь меня одного. Мне надо отдохнуть.

Тамара Елизаровна послушно вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.