В музыкальном училище к Рите Славиной, зачисленной по итогам конкурса красоты, поначалу относились, мягко говоря, насторожено, но впоследствии это предубеждение к девушке иссякло, благодаря ее усердию и серьезному отношению к учебе, а главное, таланту, отрицать который не смели никто, даже самые строгие преподаватели. Кое-кто из них говорил: - От природы поставленный голос, хоть сейчас на сцену. Конечно, это говорилось в узком преподавательском кругу, а не лично студентке Рите Славиной, но и хорошие слухи имеют свойство выходить наружу, вопреки быстро распространяющимся плохим. Рита делала вид, что смущена и удивлена, однако детская память о ее выступлениях на кухонной табуретке под возгласы одобрения соседей по общежитию, вселяла в нее уверенность в будущих успехах.
Постепенно и в музучилище признали у Маргариты Славиной все качества для успешной карьеры певицы, стали выдвигать на всевозможные конкурсы и смотры. Так судьба организовала ей встречу с начинающим режиссером-постановщиком, пока еще ничем не проявившим себя в сфере искусств, Игорем Нирозовым.
К моменту знакомства с Маргаритой, он уже имел диплом об окончании ГИТИСа и был в активном поиске себя в искусстве, что новичку из далекого «солнечного» Магадана очень непросто: ни московской прописки, ни денег, ни богатых родственников в столице у него не было. Парень суетился, как мог: бегал по кастингам в поисках работы, а пока снимал комнату у одного старого деятеля искусств, проживавшего в отдельной квартире из двух просторных комнат с высокими потолками, что характерно для домов дореволюционной постройки центра Москвы. Впрочем, денег с него хозяин не брал, более того, старик был снисходителен и весьма расположен к парню; разрешал ему приводить девушек и даже организовывал им ужины с вином и свечами, объясняя это своей ностальгией по давно ушедшей молодости.
Мирослав Карлович Юрлович был одинок, не имел наследников, вся его жизнь была уже далеко в прошлом. Помимо пенсии с надбавками за былые творческие заслуги, которой, с учетом гиперинфляции, категорически не хватало, у него была коллекция антиквариата, ценная библиотека с автографами прославленных писателей и полотна знаменитостей, что являлось его надежным резервом. Как-то, после их традиционных пятидесяти граммов коньяка перед сном по пятницам, Юрлович откровенно признался Игорю:
- Все это, мой молодой друг, когда-то приобретено по сходной цене у бывших актеров, писателей и прочих людей, обладавших настоящими ценностями. Еще в ранней своей юности я знал во что надо вкладывать средства пока ты молод, успешен и востребован. И оказался ох, как прав! Теперь я сам ничего не стою по прошествии стольких лет, а эти вещицы лишь дороже стали, и какая-то фарфоровая безделушка может мне обеспечить и хороший коньяк по вечерам в приятном общении с молодежью, и походы в рестораны, и поездки на курорты. У всего есть цена, мой дорогой друг, – обратился он с улыбкой к Игорю.
Нирозов нахмурился:
- Ошибаетесь. Вот, я, хоть и молод, а ничего не стою. И вкладывать мне нечего. Спасибо, что хоть Вы приютили. Стыдно мне жить за Ваш счет, Мирослав Карлович!
- Бабушку свою благодари, Тамару Елизаровну. Именно поэтому и приютил тебя. Я помню ее молодой и прекрасной, но она предпочла другого и все бросив в Москве, поехала за ним в Магадан. И что? Всю жизнь прозябает в этом леднике. Ради чего? Ролей у нее и в Москве было хоть отбавляй! Там же все из бывших заключенных! Что за декабризм? И это потомственная грузинская княжна!
- А почему Вы так и не женились никогда?
- Я старый циник и приверженец богемной жизни. Я знавал многих знаменитостей: Есенина, Маяковского, Городецкого. Бывал в гостях у Северянина и даже в своем нежном возрасте видел Блока! Приятельствовал почти со всем МХАТом!
- Да, но причем здесь это… Неужели Вам не хотелось семьи, детей?
Юрлович усмехнулся, затем встал с кресла, опираясь на палку, подошел к картине знаменитого художника и указал на нее старческим пальцем с рубиновым перстнем:
- Вот эту вещь я купил у знаменитого, - он назвал фамилию живописца, творения кисти которого сейчас украшают Третьяковскую галерею, – но тогда он еще не успел прославиться и продал мне этот шедевр по цене корзины с продуктами для его семейства. Время было голодное, а у него жена рожала, как крольчиха. Помню, пришел к нему: детский писк-визг, горшки-пеленки, пар из бака с бельем, старуха-мать полоумная… теснота. Вот тогда я и решил никогда не жениться и не обзаводиться семьей. Музы, подруги, любовницы у меня были всегда, но брал исключительно замужних дам, с ними меньше проблем, а, главное, они охотнее шли на адюльтер со мною. Ничего не требовали от меня, да и я им ничего не обещал.
- А бывали случаи, когда люди, продавшие Вам предметы искусства, просили их выкупить назад? – поинтересовался Нирозов.
- Бывало…
- И Вы уступали?
- Что значит уступал?! Я коллекционер, а не ростовщик! Назначал настоящую цену и горе-продавец отступал. Лишь однажды одному удалось перекупить у меня семейную реликвию, значительно переплатив за нее. Она не стоила таких денег, но, видимо, была дорога, как память. Редкий случай!