Рита, или Топор за сценой

Глава 29 Чужая стихия

Стас Иваницкий потихоньку вживался в новое, непривычное для себя общество. С английским у него были проблемы, но радовало, что он музыкант, а ноты они везде одинаково звучат и для этого вовсе необязательно знать иностранные языки. Свою работу он делал согласно контракту: четко и вовремя. Нельзя сказать, что ему самому, как музыканту, все им написанное нравилось, но он строго выполнял требования заказчиков – это было важнее прочего. Часто писал для рекламных роликов, на которые всегда есть заказы: от товаров повседневного спроса рядового потребителя, до изысканных предметов роскоши: яхт, бриллиантов, эксклюзивных путешествий для богачей. Этот неиссякаемый поток и приносил основной доход его работодателю. Реклама – сущая необходимость в обществе потребления. Как человеку, выросшему в СССР, с его ограниченным ассортиментом товаров и услуг, Стасу Иваницкому такое было непонятно. Однако, впервые побывав в супермаркете, в котором можно потеряться среди леса из стеллажей, уставленных бесчисленным количеством коробок, банок и других самых разнообразных упаковок с предлагаемым товаром, он понял огромную роль рекламы, как двигателя торговли. Каждый более-менее уважаемый производитель, желающий как-то засветится на рынке, включает в издержки стоимость рекламы. Это обязательная и необходимая статья расходов, покрываемая за счет увеличения продаж.

Иногда приходилось сталкиваться с предложениями стать музыкальным «негром» и, как только Иваницкий ни старался избежать подобного, стал все чаще сдаваться перед этим видом заработка. Повсюду, куда ни сунься требуются деньги: звонить по телефону из Америки дорого, письма на Родину идут долго, посылки, случается «теряются» в дороге. А ему необходимо, хоть иногда слышать Ритин голос. Он звонит раз в неделю ей в общежитие, но часто бывает трудно дозвониться, обычно номер занят, да и неудобно, учитывая восьмичасовую разницу во времени. Она каждый раз его просит не звонить, а присылать по почте письма, пусть и долго, но доходят же иногда. Сама пишет постоянно, правда, в последнее время ее послания все короче, но и несколько строк от возлюбленной приводят его в восторг и заставляют перечитывать письма, написанные его РитАчкой. Он все время ее просит прислать фотокарточку, а ей все некогда сходить в фотоателье. О своих проблемах Рита не писала Стасу. Зачем беспокоить такого прекрасного человека, да еще и за 10 тысяч километров от нее.

Стас Иваницкий по сути интроверт и отшельник, все же иногда покидал свое уединенное жилище музыканта и выходил в бурлящий и кипящий жизнью город городов – Нью Йорк. Со стороны он выглядел по меньшей мере странно, словно пришелец из других миров. В быстром потоке людей и машин он медленно шел, погруженный в раздумья с отрешенным видом, будто вокруг него и нет никого, а все окружающее подобно стихиям природы с ее бурными реками, островами и горными вершинами из стекла и бетона, своей высотой, порой, закрывающими небо. За больше, чем двухсотлетнюю историю, этот всеядный мегаполис кого и чего только не принял в свое огромное чрево, создав нацию из эмигрантов со всего света. Однако, Иваницкий оказался неудобоваримым и все потому, что сам не хотел этого, он, как в оболочке или коконе сохранил свое первоначальное естество. Стас знал, что пройдет год и он вернется в свою прежнюю жизнь, к своей любимой, а здесь он временно, чтобы заработать денег для их будущего, так, что и привыкать к этой стране ему вовсе не нужно и ни к чему. Он всеми мыслями и душой, по-прежнему, там, где родился, где прошло его детство, где он учился и встретил ее, свою единственную любовь, свою невесту РитАчку. Она ждет и дождется его, он уверен в этом.

А Рита с друзьями-музыкантами уже приступила к репетициям. Аппаратура налажена, репертуар составлен, инструменты в порядке. Хозяин обустроил сцену в углу зала: плотники, сделав свое дело, получили за работу деньги и «заткнув топоры за пояса», ушли в поисках очередных заработков. Их сменили осветители с декораторами и за относительно небольшой срок и потраченные средства, все было готово к выступлению перед почтейнейшей публикой, как говорили в старые добрые времена.

Рита волновалась, будто ей предстоял дебют в Большом или, по крайней мере, в Оперетте.

- Да, это не на синей табуретке в общаге петь, как в детстве!

Боря Сухарев, тот, что из Гнесинки, взял на себя роль руководителя, включая и денежные расчеты с участниками группы. Он облегченно вздохнул, когда получил добро на это от солистки Риты. Она вверила ему бразды правления:

- Хозяин предоставил нам полную свободу. Главное, чтобы посетителям нравилось и они бы охотно платили за музыку. Но ужином обещал кормить. Это все же не на улице в переходе работать. А, ты уж постарайся с ребятами контакт наладить. Тебе и флаг в руки.

- Хорошо. И, все же, это ты нас сюда привела. Ты солистка. Тебе и сверху процентов десять для начала, а там как дальше пойдет. – разумно рассудил Борис.

Дебют прошел успешно, может не столько в смысле денег, сколько в аплодисментах под одобрительные возгласы посетителей ресторана. Работа, есть работа и очень быстро их слаженный небольшой коллектив набрал высоту и стал вполне прилично зарабатывать, особенно на свадьбах, юбилеях и прочих увеселительных мероприятиях, в арендованном под это помещении ресторана с несколько банальным названием «Золотая мечта». Хозяин довольно потирал руки: с приходом музыкантов и такой обалденной девушки-солистки, в его ресторане заметно возросла выручка, стали все чаще арендовать зал, а это особенно выгодно.

- Дела пошли в гору, стоит подумать об открытии еще одного заведения, с учетом запросов элитных посетителей, что-то вроде закрытого клуба для особо важных персон. – Размышлял ресторатор Рафалович, в уме прикидывая, сколько нужно для этого средств и кого пригласить в компаньоны. В детстве и подростковом возрасте он подавал надежды в шахматах, и обладал способностью просчитывать ходы, что весьма помогает ему в бизнесе. Поглядывая на Риту, его любвеобильная натура плавилась, словно восковая свеча в жарких руках страсти, но строгое поведение девушки, а главное, боязнь, что узнает жена, на которую оформлено все его состояние, заставляло Исаака Михайловича быть осторожным.