Проводив мисс Блейк до лимузина с водителем, Стас вернулся к себе. Ему было совсем невдомек, что пока он по привычке бегом поднимался по фасадной лестнице из клепанного железа на свой последний 10-й этаж, глаза Лиз неотрывно следили за ним из окна ее автомобиля. И, лишь, когда фигура Стаса скрылась из вида, только тогда она дала команду ехать. Такое внимание было вызвано вовсе не из тревожности за безопасность парня. Лиз засмотрелась на него, как на молодого мужчину, с легкостью берущего пролет за пролетом, а отсветы мигающей неоновой рекламы на здании напротив, выхватывали из темноты его гибкую широкоплечую фигуру с тонкой талией и длинными ногами, так ловко перемахивающими через ступени. Почему-то пришло сравнение с Когансоном: - «Вряд ли Ленни так сможет. Он постарше всего лет на пять, а живот уже наметился… У этого от природы узкие талия и бедра, ягодицы маленькие, как и положено мужчине. Ленни неплох, но явно проигрывает.
Часы показывали первый час ночи и все шло к тому, чтобы отправиться спать, как в студии Стаса вновь раздался телефонный звонок. На этот раз, это был Леонид, или Ленни Когансон.
- Ты не спишь? – поинтересовался Ленни.
- Пока нет. – ответил Стас.
- Хочу предложить тебе сделку.
Стас уже догадался о чем, а Когансон продолжал:
- Пора зарабатывать настоящие деньги. Сколько можно перебиваться, жить в нищете и считать каждый цент. Сейчас поздновато, а завтра жду у себя. Адрес известен. Приезжай к шести.
- Вечера? – переспросил на всякий случай Стас.
На другом конце раздался хохот:
- Вечера, конечно. Я уже вполне акклиматизировался. Жду. – и Ленни положил трубку.
- Ну, и денек выдался…- с этими мыслями Стас погасил свет, разделся и лег на диван, накрывшись одеялом с головой. Через мгновение он уже спал.
А Лиз не спала. Лежа в своей роскошной кровати на шелковых простынях цвета розового жемчуга, она в деталях вспоминала встречу с Иваницким. Вспоминала выражение его лица, его застенчивость и даже робость перед ней. В памяти возникала картина, как он, в отсветах неоновой рекламы, бежит вверх по лестнице. Возможно, она сама напишет либретто нового мюзикла. Она уже почти видит действо, а главное, знает, о чем. Этот парень разжег в ней творческий интерес. Давно с ней не было подобного.
- Надо будет обязательно включить этот эпизод из жизни в постановку будущего мюзикла. На сцене это будет смотреться феерически, – размышляла Лиз. О том, что Иваницкий может отказаться продать ей свою музыку, мисс Блейк и в голову не приходило. Она была уверена, что все дело в цене и бедному музыканту из России ничего не останется, как продать свое творение.
Эти мысли были прерваны звонком от Ленни.
- Доброй ночи, душа моя! – начал он бодро и одновременно вкрадчиво. За два года их романа Когансон хорошо изучил Лиз. О нюансах ее настроения он догадывается едва она снимает трубку.
- Доброй… - едва отозвалась Лиз.
- Я соскучился и очень хочу встретиться с тобой.
Лиз поморщилась. Хорошо, что этого не видел Когансон.
- Только не сегодня. Я устала.
- Я звонил, тебя не было.
- Я же говорила, что буду в театре…
Когансон позволил себе прервать Лиз:
- Да, я помню. Я позвонил Джонсонам. Они сказали, что ты ушла, не досидев до конца спектакля.
- С каких это пор ты следишь за мной? Уж, не собираешься ли устроить мне сцену? – в голосе Лиз появились нотки раздражения.
В планы Ленни Когансона вовсе не входило портить отношения с мисс Блейк. Они уже почти помолвлены и собираются вскоре сообщить об этом родственникам и друзьям, поэтому он примирительно сказал:
- Ну, что ж, отдыхай! И пусть тебе приснятся самые прекрасные сны. А мне остается только ждать и мечтать о тебе. – с этими словами Когансон положил трубку и поехал в ночной клуб расслабиться и найти утешение там.
- Лиз прекрасно образована, богата, красива и потрясающе высокомерна, что составляет единое целое ее натуры. А мне, если я не хочу потерять ее, остается подстраиваться под ее нрав. И, хоть, я сам не беден и мало в чем уступаю ей, но надо честно признать, что у меня, – эмигранта в первом поколении, по сравнению с ней и ее папашей связей в высших кругах негусто. А без них никуда. Есть случаи, когда даже деньги не все решают.