Роберт Фрипп — От Алого Короля до Искусного Мастера

Предисловие

Эта книга не является биографией Роберта Фриппа. Я практически ничего не знаю о его личной жизни, и если бы даже знал, то не чувствовал бы большой склонности писать о ней. Это книга о музыке и идеях. Это книга о том, как некое определение музыки и некий подход к созданию музыки в последние годы кристаллизовались вокруг общественной фигуры одного конкретного гитариста.

Иначе говоря, эта книга скорее об искусстве, чем об артисте. Покойный Ананда К. Кумарасвами, куратор индийского искусства в Бостонском Художественном Музее, так критиковал современные понятия:

«Наша концепция искусства по сути дела есть выражение личности, всего нашего взгляда на гения, нашего дерзкого любопытства к частной жизни артиста; все эти вещи есть продукты извращённого индивидуализма и мешают пониманию природы… искусства.»

По поводу «гения» — термина, который, как мы увидим, Фрипп уникальным образом включал в свои собственные систематические заметки об акте музыки — Кумарасвами писал так: «Ни один человек, считающийся Таким — То-И-Таким-То, не может быть гением: но гений есть у всех людей, и ему можно служить или, наоборот, не повиноваться — на свой страх и риск.» (Кумарасвами, 38-9)

В современном эстетическом климате мы одержимы личностью артиста. Артист — не говоря уже о поп-звезде — это не обычный человек или скромный ремесленник, это живой миф. У нас ненасытный аппетит на те гадости, которые рассказывают о наших богах и героях средства массовой информации. Супермаркетные таблоиды — это всего лишь наиболее красочные и очевидные примеры точки зрения, проникающей даже в академическое музыковедение, и учёные-развлекатели публикуют посмертные психоанализы знаменитых композиторов. Что за дельце было у Эндрю Уайета с Хельгой? Какова последняя диета Элизабет Тейлор? Где Мадонна лакирует волосы и какие конкретно части её тела подвергаются лечению? Читатель может не надеяться узнать из этих страниц, лакирует ли волосы Роберт Фрипп (и на каких именно частях тела). Если же подобные нескромности и попадутся, то они взяты из ранее опубликованных интервью с самим Фриппом, который обычно использует их в качестве комической разрядки от своей во всех остальных отношениях серьёзной (если не напыщенной) программы.

Я, наконец, должен задать вопрос — насколько, и каким образом наша оценка музыки управляется теми «фактами жизни», которые окружают процесс её создания, её творцов и секретных участников. Взгляд Кумарасвами строг и величественен, но даже он не считал, что искусство можно понять, находясь в вакууме, то есть игнорируя внешние условия и культуру, окружающие процесс создания произведений искусства; напротив, он считал своей миссией образовывать посетителей музеев до такой степени, когда у них возникнет слабое представление о космических, первичных силах, побудивших средневековых и восточных мастеровых создавать эти артефакты.

В этой книге я пытаюсь сформировать концептуальный и исторический контекст для понимания музыки Роберта Фриппа. Сама книга никоим образом не сможет дать читателю возможность понять саму музыку. Для этого нужно её слышать (желательно живьём), воспринимать её из первых рук; слушать её нужно учиться, и это может занять много времени. Возможно, мои слова смогут привести читателя на грань музыкального понимания, но не дальше: они не смогут заставить вас перемахнуть через кьеркегорову пропасть. Прыгнуть вы должны сами.

Не слишком-то охотно обсуждая свою личную жизнь на публике, Фрипп за все эти годы обнародовал свои взгляды на музыку и другие предметы во множестве печатных изданий; я широко использовал эти источники в своём исследовании. Помимо большого количества интервью, появившихся в рок-прессе, он писал информативные (хоть и не совсем лёгкие для понимания) заметки на некоторых своих альбомах (в частности, The Young Person’s Guide To King Crimson, God Save The Queen/Under Heavy Manners, Frippertronics/Let The Power Fall и The League Of Crafty Guitarists Live!). В начале 80-х Фрипп работал пишущим редактором в журнале Musician Player And Listener, и сочинил большую серию эссе о музыке, музыкальной индустрии и аспектах собственной работы. В более поздние годы он начал публиковать серию «Монографий по Гитарному Мастерству», относящихся к его текущей наставнической практике — отголоски этого материала присутствуют в его теперешней колонке в журнале Guitar Player.

В этой книге я даю (как мне кажется) объективное изложение и толкование основных идей Фриппа на основе цитат из вышеназванных источников; критическую и временами аналитическую оценку его записанной музыки (сформированную, естественно, суммой моего музыкального опыта и образования и моим собственным вкусом); представительную подборку опубликованных комментариев других критиков; персональный отчёт о своих впечатлениях в качестве студента «Гитар-Крафта»; и наконец, оценку смысла всего объёма его работы, глядя на историю музыки как историк, а на музыку — как музыкант.

Впервые я услышал музыку Роберта Фриппа в 1969-м. Мне было 14 и я ходил в школу-интернат в Филлипс-Академии в Андовере, Массачусетс. Насколько помню, я купил первую пластинку King Crimson In The Court Of The Crimson King из-за обложки: я посчитал, что пластинка со столь причудливой обложкой должна быть тяжёлой. И, как ни странно, так оно и было: даже на моём крошечном дубовом пластмассово-дерматиновом моно-проигрывателе 21^st Century Schizoid Man леденил душу, а Epitaph звучала как поминальная песнь по всему технологическому стилю жизни. Я бы вполне мог обойтись без некоторых частей Moonchild на второй стороне (я и в самом деле обычно слушал только первую сторону), но чувствовал, что эта музыка стала для меня глубоким откровением — особую пикантность этому придавал тот факт, что ни один из моих друзей не понимал, что же в King Crimson такого особенного. Я выучил «Эпитафию» на слух и помню, как торжественно и мрачно пел её, подыгрывая себе на пианино, в доме родителей в Род-Айленде.

Не знаю, как так получилось (это были беспорядочные времена), но я совершенно пропустил второй альбом Crimson — In The Wake Of Poseidon. Их третий — Lizard — я заказал через один пластиночный клуб, и хотя теперь у меня уже была настоящая стереосистема, музыка показалась мне какой-то странно бессвязной — как некая эксцентричная попытка сплава стилей, которая в моём уме почему-то не становилась гелем. По большей части, она меня раздражала — но в каких-то кратких моментах очаровывала. В 16 лет у меня были довольно широкие музыкальные горизонты — от бибопа до Beatles и от симфоний Бетховена до Switched-On Bach[1], но в Lizard я никак не мог разобраться, хотя с беспокойством подозревал, что вина тут моя собственная (по крайней мере часть её).

Потом я на несколько лет забыл о King Crimson. Это необычное название вновь вошло в мою жизнь примерно в 1978-м, когда оказалось, что мой лучший друг в колледже — Крис Робертс, басист и композитор — страстно увлекается Фриппом и Crimson. К моему удивлению, Крис с лёгкостью играл всевозможные мучительно трудные гитарные и басовые ходы Crimson, и, к моему огорчению, постоянно пытался заставить меня послушать трилогию, выпущенную группой перед распадом в 1974 г.: Larks’ Tongues In Aspic, Starless And Bible Black и Red. Хотя в то время я увлечённо играл джемы и изредка выступал в тесном кругу лос-анджелесских нововолновых музыкантов, мои интересы лежали, по существу, в другой области — в классической традиции XX века, традиции Малера, Дебюсси, Стравинского и Бартока, которых я изучал в колледже, наивно готовясь стать композитором. Мне казалось, что между такими занятиями и Фриппом не может быть особой связи.

В 1985 г. я выдвинулся на соискание степени доктора музыковедения в Калифорнийском университете в Беркли, и мне постепенно стало ясно, что я должен писать эту чудовищную штуку под названием «докторская диссертация» и мне нужно найти предмет, о котором писать. Традиционные темы — такие, как история мотета в XVI в. или анализ записных книжек Бетховена — не привлекали моего внимания. Мне нравилась классическая традиция, но внутри до сих пор жила инстинктивная страсть к рок-н-роллу. В выборе темы я остановился на «прогрессивном роке» 70-х — музыке, у которой голова классической утончённости была, как у чудища Франкенштейна, пришита к эротическому телу рока. Мои боязливые консультанты сказали, что тема в целом слишком обширна, и что нужно выбрать какую-то одну группу. В тот момент мне показалось, что King Crimson — это идеальный выбор: их стиль всегда был интригующе переменчив — грубое, почти непристойное качество, затеняющее очевидный интеллект и музыкальную осведомлённость в процессе создания и исполнения музыки.

И вот я начал исследовать Фриппа и Crimson — доставал альбомы, находил и читал рецензии и интервью, углублялся в их музыку. Мне стало ясно, что хотя было бы не совсем верно сказать, что Фрипп — это King Crimson или наоборот, тем не менее он был единственным общим знаменателем во всех воплощениях группы, и кроме того, участвовал в разнообразных проектах, вообще не имевших с King Crimson ничего общего. Фрипп сам по себе — а не King Crimson — стал основной темой моего исследования.

Чем дальше я продвигался, чем больше информации у меня скапливалось, тем более идеальным казался мне мой выбор. У меня был человек — Роберт Фрипп — который был не только несомненным виртуозом гитары и творцом новых гибридных новаторских музыкальных языков, но мог высказывать острые, блестящие мысли о процессе музыкального творчества, который пробился через всё нелепое очковтирательство музыкальной индустрии и выдвинул свою собственную дерзкую, но последовательную программу внедрения здравого смысла и искусства (в экзистенциальном, а не историческом смысле) в рок-рынок.

Я написал 54-страничный «проспект диссертации» для университетского комитета; мне дали предварительное «добро». Я узнал, что Фрипп в настоящий момент проводит серию гитарных семинаров с проживанием в Западной Вирджинии под что-то напоминающим, и всё-таки таинственным названием Guitar Craft. 20 октября 1985 г. я написал ему формальное письмо, в котором рассказывал о своём проекте диссертации и спрашивал, не могу ли я как-нибудь взять у него интервью. 1 ноября он позвонил мне в 7 утра по калифорнийскому времени и сказал, что у него есть глубокие сомнения по поводу моего проекта: например, он хотел как можно далее дистанцироваться от движения, известного как «прогрессивный рок». Он сказал: «Если хотите знать, чем я занимаюсь, приезжайте на семинар Guitar Craft.»

Я так и сделал, и участвовал в Гитар-Крафт XII в Клеймонт-Корте близ Чарлз-Тауна, Западная Вирджиния с 17 по 22 февраля 1986 г. Мои впечатления от семинара более полно освещены в главе 10 этой книги. Говоря коротко, это была самая возбуждающая неделя во всей моей музыкальной жизни, а Фрипп оказался самым эффективным учителем из всех, у кого мне выпала честь учиться музыке. Фрипп и его команда представили идеи — не просто смутные теоретические концепции, а физические, практические, конкретные принципы и упражнения — которые и спустя четыре года являются для меня как задачами, так и источниками вдохновения в музыкальной практике. Guitar Craft — который до собственного опыта был для меня всего лишь некой интересной концепцией, проглядывающей в нескольких разрозненных выдержках — оказался очевидным и логическим, и одновременно неожиданным и дивным этапом в саге Роберта Фриппа. Несмотря на все богатства, которые он внёс в развитие музыкальной практики и в словарь музыки до 1985 г., его предыдущая работа казалась бледной по сравнению с тем, что он выдвигал сейчас — это был не просто некий характерный стиль рок-гитары или некая абстрактная философия отношений с музыкальной индустрией, а целостный подход к самой сущности музыки — стиль жизни.

Фрипп, однако, так и не стал относиться теплее к моей идее написать книгу о нём или его работе. В нескольких разговорах во время семинара Guitar Craft он мягко, но убеждённо старался отговорить меня от реализации проекта. Читая сегодня проспект, который я ему тогда показывал, я поражён тем, насколько сухо и аналитически бессодержательно звучат разные его части; в конце концов, я пытался сделать всё это более приемлемым для моих консультантов в Беркли — бастионе традиционного музыковедения — и, вероятно, несколько перестарался в стремлении к формальности и соблюдению маловажных деталей. В то время у меня сложилось впечатление, что неприязненное отношение Фриппа к тому, чтобы о нём писал подающий надежды музыковед, основано на нескольких факторах, в частности: общем недоверии к печатному слову (чем-то схожем с его недоверием к музыкальной нотации); сильном чувстве, что то, что он может предложить, лучше представлять непосредственно (а, может быть, только так); том факте, что я не был с ним на протяжении его карьеры; и на том, что журналисты в музыкальной прессе часто писали о нём и его музыке какие-то мелкие, совершенно невразумительные вещи. Казалось, что Фрипп желает иметь полный контроль над тем, что он и Guitar Craft выпускают в мир — контроль, простирающийся до степени действительного засекречивания определённых гитарных упражнений и таких вещей, как его «новая стандартная настройка гитары» (с тех пор он её уже обнародовал). (Дроздовски, 1989, 34) Кроме того, у меня было чувство (возможно, продукт моего воображения), что Фрипп намеренно ставит на моём пути преграду — как если бы учитель Дзэн при помощи скрытого урока попросил ученика исполнить некое непостижимое действие.

Видимо, у Фриппа было сильное интуитивное ощущение моей дилеммы, потому что однажды в разговоре он предложил мне альтернативный способ действий: чтобы вместо него я исследовал и описал Брайана Ино. На семинаре Guitar Craft я заколебался и сказал Фриппу, что напишу ему письмо. Вернувшись в Беркли, я неделю или две размышлял и в конце концов отказался от идеи писать о Фриппе, написал ему об этом решении и занялся Ино. (Результаты этого исследования можно видеть в моей книге Брайан Ино: Его музыка и вертикальный цвет звука). Видя, в каком я нахожусь состоянии после отказа Фриппа от «сотрудничества», мой главный консультант по диссертации профессор Филип Бретт сказал: «Ну что ж, Эрик, вот одно из преимуществ исторического музыковедения — гораздо легче подождать, пока они умрут».

Но я всё-таки не забыл про Фриппа. Спустя месяц или два он любезно позвонил мне, чтобы спросить, как подвигается моя работа по Ино; как раз в тот момент, когда зазвонил телефон, я занимался анализом одной из их совместных работ с Ино — No Pussyfooting. Мы написали друг другу несколько писем. В мае 1987 г. я получил докторскую степень и стал преподавать музыку в университетах Бэй-Эриа. Сделанное наполовину исследование по Фриппу лежало без дела дома, аккуратно сложенное в ящиках шкафа и в коробках для карточек 3х5. Идея написать книгу о его работе точила меня изнутри. Несмотря на его сомнения, я чувствовал, что то, что олицетворяет собой Фрипп — определённый подход к музыке, подход пренебрегаемый, а то и вообще неизвестный (я знал это благодаря опыту учёбы и преподавания на музыкальных факультетах знаменитых университетов) — достаточно важно и насущно для того, чтобы быть изложенным в форме книги. В январе 1989 г., во время посещения выступления Лиги Искусных Гитаристов в Сан-Франциско, моя нерешительность превратилась в уверенность: эта музыка просто сносила крышу (мягко выражаясь). Её просто необходимо было занести в анналы. Внутренний голос шептал мне: «Да напиши ты эту книжку! Если это не сделаешь ты, то рано или поздно сделает кто-то другой, и очень может быть, не такой восприимчивый к данному предмету, не такой сведущий в рассматриваемых критических вопросах.»

И вот эта книга, которую вы держите в руках. Поскольку, так или иначе, я писал её как книгу, а не как диссертацию, я смог придать ей более личный характер, не сдерживаемый требованиями академического музыковедческого стиля. Более того, я в конце концов пришёл к выводу, что если бы Фрипп предварительно её одобрил, её не стоило бы писать. В «авторизованной» биографии (хоть это и не биография) всегда есть что-то подозрительное. Собственные слова и мысли Фриппа доступны всем, кто захочет их найти — в интервью, заметках на пластинках, статьях и монографиях Гитар-Крафта. Может быть, ему кажется, что ему не подобает активно сотрудничать с посторонним автором книги о его деятельности.

Как станет ясно из последующего изложения, в музыке есть области, на которые я и Фрипп имеем разные взгляды — например, истинное значение западной традиции классической нотной записи. Как два любых музыканта-современника, мы имеем разные сферы музыкального опыта, а когда встречаются два любых музыканта, у них бывают области понимания, подтверждения и соглашения, так же как и области ксенофобии, негативных суждений и расхождения во взглядах.

Я прекрасно понимаю элемент субъективности, и, наверное, это может служить предупреждением: в конечном счёте (как будто это надо подчёркивать) я говорю не за Роберта Фриппа, а за себя.

Примечание:

При рассмотрении музыки альбомов Фриппа (King Crimson и не-King Crimson) я применял несколько разных форматов. Некоторые альбомы я обозреваю по порядку песен. Другие обсуждаются в более широкой форме, с особым вниманием к пьесам, которые мне кажутся особенно показательными. В то же время некоторые (как, например, трилогия 80-х — Discipline, Beat и Three Of A Perfect Pair) прямо-таки требуют особого подхода, учитывающего их фундаментальное стилистическое единство. Я надеюсь, что читатель не будет приведён в смятение таким плюрализмом критических методов, а сможет принять предлагаемое в качестве результата длительных усилий автора, предпринятых для того, чтобы справиться с множественностью музыкальных стилей — а также как признак обдуманного нежелания искусственным образом систематизировать личные отношения с объёмом работы, столь замечательным именно своим разнообразием.