Руны на клинках

Глава 9

Продолжилась моя неизвестная война. Поставил заряжающий Сергей русские пластинки самых, что ни на есть, военных лет, и я ни одной не узнал. Исполнители, голоса — всё другое.

Не, по трофейным пластинкам я этого не понимал. В своём мире я немецким языком не владел, а «дойчеланд зольдатен унд унтерофицирен» — просто всё, что мне было интересно про творчество врага. Пусть в этом мире я немецкий знаю, но песни же я слушал впервые. А «дойчеланд зольдатен унд унтерофицирен» самый простой и лёгкий массовый образ, его обязаны были использовать супостаты и супостатки.

Серёжа, кстати, не кадет, пополнение от Совета обороны. Пошёл парень в семнадцать лет добровольно служить срочку, два года отслужил, и началась война. Пришёл он в полк старослужащим, встретился с кадетами и э… быстро всё понял. Мне уже не пришлось ему что-то рассказывать за дисциплину.

Имел Сергей характер деятельный, был городским парнем и совсем не боялся техники, в частности электричества. А в то же время слушали мы патефон редко, в шлемофонах всё равно ничего не слышно. Вот раскурочил он проводку танка, когда никто не видел, и подключил патефон в локальную трансляцию. Теперь слушаем патефон на переходах и в засадах, а Серёжа меняет пластинки.

Так нет среди песен «Катюши». И «Танкистов» нет. Ну, представьте себе Россию, в которой не было революций и Гражданской войны. Ёлки, даже до них всё происходило иначе! Не получается представить? Тогда нужно слушать те пластинки.

Общее, конечно же, есть, это трудно объяснить словами. Любая из известных тут песен могла стать хитом в моём мире. Ясно, что придумали песни русские и для русских. И только песни показывают, как отличаются местные русские от того же меня.

Это как с войной. С виду всё то же самое — мы долго едем и много стреляем. А, по сути, я всё время о ней думаю, и всегда неправильно. Не получается угадывать развитие.

Вот как я думал в самом начале? Целый полк одних кадетов — явная дурость и истерика. Четверть состава маги и всех в одну часть! Ну, дурость же! Или истерика!

Однако, где истерика и дурость, там поражения и потери, а этого в упор не наблюдалось. Наш глупый полк с перепугу постоянно жёг европейцев и давил их гусеницами.

У пехоты с артиллерией похожая ситуация. Просто пехота в обороне теряет втрое меньше солдат, а в нашем случае к обороне реально готовились. Противник регулярно лез на минные поля, в огневые засады, неожиданно налетал на кинжальный огонь пулемётов.

Да, у Европы было больше солдат, но у нас столько же или больше пулемётов, противотанковых пушек и ружей, снайперов и сапёров. И все войска прикрыты огнём зениток — большая часть вражеских бомбардировщиков потеряна от огня с земли.

В авиации вообще случились чудеса. Трусливые и тупые животные так вломили просвещённым европейцам, что те после внезапного удара до сих пор не могут собрать выбитые зубы поломанными пальцами.

Немецкие пикировщики все сожгли, теперь особо важные объекты нужно штурмовать истребителями, которые для того не предназначены. Такие попытки приводят к большим потерям при очень сомнительном результате.

А у нас на фронте массово работают устаревшие бипланы, чистая истерика. Вот европеец потешался над «рус-фанер»! Но их очень много для истерики. Самое сложное там пилот и двигатель, остальное дерево и фанера. И с каждого падает по 50 кг полезной нагрузки. За ночь самолёты делают по 10-ть вылетов — просто невозможно спать.

Летают они у земли, огибая рельеф местности. Так истребители монопланы, или сваливаются на таких низких скоростях, или врезаются в элементы рельефа. И нельзя «мессерам» за ними вволю гоняться — сам для русских «охотников» станешь дичью. Прямо не знают уже европейцы, что делать с русской глупостью.

Пусть большинство огневых задач решается артиллерией. Неприятель выставил в три раза больше полевых пушек, но одно дело, когда кроешь по окопам, часто уже пустым, другое по засечённым целям. Например, по позициям артиллерии. А ведь враг первые недели и не думал прятать пушки — тупые и трусливые русские должны разбежаться.

А мы и бежали! Никто не цеплялся за рубежи «до последнего», не гнали бойцов на пулемёты, ради «безымянных высоток». Главным выразителем этого подхода стало оставление Кай-ёва.

Может, случайно собралось в выступе много войск, Гардарика только распорядилась ситуацией. Совет бросил кадетов против танковой лавины с севера. Чистая истерика!

Но ведь в Совете не сомневались, что мы спалим множество врагов, полк с начала войны только это и делал. Южная группировка наших могла спокойно отражать натиск, не отвлекаясь на возможный удар сзади.

И ведь враг поверил в истерику! Верил, пока зубы не посыпались от «истерических» операций русских. Теперь даже до европейцев дошло, что никакой истерики в действиях Гардарики с самого начала и близко не лежало.

Европа просто очень хотела в истерику верить, и Гардарика ей грамотно помогала. Армия и народ Гардарики искренне верили, что руководство у них… э… реагирует на обстоятельства. Да я сам всю дорогу убивал европейцев и честно думал, что это истерика такая была.

Кстати, народ думает по-прежнему, но я же умный. Понял, что руководство у нас тоже умное, и спрашиваю себя, что же теперь. Европа в глупость русских больше не верит, нужно придумывать что-то другое.

И не выигрываются войны одной обороной. Отдали же врагу кучу территории, и он, кроме прочего, перерезал сообщение север-юг. Громадные земли на северо-западе снабжаются по одной железнодорожной ветке, и противник даже не рвётся её совсем обрезать.

Сейчас он должен наращивать давление на Новгород, ему это намного выгоднее из-за логистики. Пусть к берегу Балтийского моря лучше не подходить из-за действий нашего флота, европеец может взять восточнее.

А на других театрах, где у него нет преимущества в доставке средств, нужно только изображать активность. Гардарика просто обязана перейти к большим операциям! Нужно возвращать территории!

И тут уже в Московском княжестве такие мы. Выжили в неравном бою, заставили неприятеля отступить. Сформировали отдельную роту, самая насыщенная магами часть. Ставь нас на острие ударов!

Ага, три раза. Лично я не заметил никакой подготовки прорывов, всё то же планомерное наращивание сил. Наша рота бессчетное количество раз участвует в отражении вражеских атак и поддерживает свои атаки. Так же кочуем, только не полком по всему фронту, а ротой в пределах армии.

Магов ещё не теряли, но не-магами и новыми машинами пополняемся регулярно. Как на работу, раз в неделю заходим в маленькие русские городки.

Я общаюсь с журналистами, потом иду в школы за новыми задачами. И, конечно, получаю письма из дома. Катя передаёт от всех приветы, пишет, как за меня переживают, и прикладывает Светин пальчик. А Миланья потом добавляет бытовых подробностей.

Сам понимаю, что это глупость, но я ведь на самом деле стал ротным командиром! Вообще-то, быть ротным меня в Корпусе не учили — ещё не проходили, или оно не входит в избранное мной техническое направление. Потому просто масштабирую.

Командиру танка очень нужна уверенность в технике и, особенно, в своём экипаже. У меня просто прибавилось танков и экипажей. Пусть у танков есть свои командиры, и они хотят жить, двойной контроль лучше простого, и должен же ротный командир чем-то заниматься.

Постоянно лазить по экипажам и стоять у парней над душой мне некогда, и это точно глупость — жить я тоже хочу и уделяю своему экипажу самое большее внимание. Раньше меня не волновало, с кем я в роте, мой интерес ограничивался солдатами своего взвода. Теперь же я стал ротным, и к своим ребятам отношусь иначе, используя все официальные поводы сунуть нос.

Запомнил всех и продолжаю изучение. Перед боем собираю командиров и доношу лично приказ. Смотрю в глаза, стараюсь их понять, прямо пытаюсь влезть в их шкуры. После боя сам обхожу взводы…

Ну, чтоб взводных не обижать, без крайней нужды к каждой машине не лезу. Но если танк потеряли и кого-то убили — беседую с каждым выжившим бойцом, и они пишут мне лично длинные объяснения, как такое получилось.

В каждую голову вбивается идея, что потери даже на войне — это нерядовое явление, все случаи требуют разбора. Такой подход оправдывают наши низкие потери, горят по танку через бой. Правда, и задачи у нас без лишнего героизма — поддерживаем пехоту.

И всё равно есть потери! Экипажи пополняются, и командиры машин понимают, что всё только начинается. Они мне лично представляют новичков, рассказывают всё, что о них знают да почему их выбрали.

И новые танки надолго попадают мне на заметку — эти парни открывают для себя, каким я могу быть дотошным и въедливым. Они только и думают, когда это уже кончится, и стремятся стать лучшими. Чтоб на заметку попали другие, и чтоб это больше никогда не повторялось! Они второго раза не переживут!

И никакого кумовства, рыси близнецы даже позволяют себе прилюдно со мной спорить. Рыжие уверены, что солдаты на войне все гибнут. Их командирский долг в том только и состоит, чтобы гибель солдат не была напрасной. А чего там солдаты себе думают, никого не волнует — командиры любого сломают об колено.

Правильно в писании сказано, что все получают по вере. Считают ребята себя крутыми — получите крутость. Каждый подобный спор заканчивается чисто учебными спаррингами, и ребята с прижатыми ушами признают мою абсолютную правоту во всём. Я ведь тоже рысь и могу сломать. Даже близнецы понимают, что я ротный и боярин, мне виднее.

Внутри себя я знаю, что Петя и Стёпа правы. Мы все просто солдаты на войне. И только поэтому я, просто Артём, стараюсь всех запомнить, понять до того… э… пока все мы живые. Когда они перестанут меня интересовать, тогда можно считать себя мёртвым, даже если солдат Артёмка будет шевелиться.

Хотя это всё философия, есть и практика. Легко держу в голове всех солдат роты, а магов особенно. Редко они гибнут, за неполный месяц ни одного не потеряли. И маги же все командиры…

Ну, покалечило Васю Денисова во втором бою, танк подбили, а его всего в крови увезли в госпиталь. Вернётся нескоро, если вообще вернётся в строй. Так назначил я командиром взвода мага и командира машины младшего лейтенанта Саню Дроздова, а новый танк возглавил маг Костя Гаев.

Пусть он ещё сержант, и сам тому совсем не обрадовался — попал мальчик в зону моего пристального внимания. Но где ж ему ещё учиться стрелять? В Корпусе опытные командиры танков со старших курсов так и учили наводчиков, просто на войне всё наоборот. И не век же быть магу и боярину сержантом.

Так всем магам, особенно Косте, постоянно доставалось моего внимания. Мне как магу легче чувствовать магов. Просто раньше я отгораживался от этих ощущений, а нынче на них фокусируюсь. Каждую секунду знаю, в каком настроении парни и что поделывают. Даже в своих городках уже не могу отключиться… гхм.

А без лирики чувствую я роту в бою. И маги чувствуют моё внимание, стараются понять. Вот раз придумал враг заманить нас в огневой мешок на своих позициях. Смотрю, драпает европеец, но чувствуется у врага нетипичный настрой. Ждал нас противник и готовился.

Я, конечно, приказал сразу:

— Отходим.

Но чувство я передал ещё раньше, и парни им прониклись. Только мы успели организованно убежать, гаубицы врага обрушились на свои окопы. Хороши против танков гаубицы тем, что их снаряды прилетают в плохо прикрытые крыши. Правда, бьют неточно, но если их много, или долго лупят по стоящему на месте, это трындец.

Кстати, врагов я тоже стараюсь прочувствовать. Ничего с рысьей настороженностью не поделать, таким уж уродился. Маги в роте меня понимают и поддерживают, тоже делятся ощущениями.

Блин, телепатия невозможна, а я просто физически не могу быть везде. Однако если все думают над задачей роты и о своём маневре, обмениваться мыслями не очень нужно. У нас военная демократия — мы посовещались, и я решил.

Такое ощущение, что парни не только разделяют мои эмоции, но и усиливают. Картинка играет красками, чувства яркие, отчётливые. Вот рысей в роте всего трое, мы в трансе можем давить психику врага. Но оно ощущается на близкой дистанции, а сказывается лишь при полном контакте.

А я не только рысь, но ещё и сильный маг. Другие маги, не рыси, испытывают к европейцам близкие эмоции, поддерживают меня и усиливают в эфире. В атаке чувствуется общая растерянность врага, и она перерастает в панику.

Но это просто маги что-то чувствуют, к делу не пришьёшь. Да приглашают меня пехотные командиры послушать пленных. С их слов перед тем, как они заметили русские танки, почувствовали обречённость. А с танками будто пришёл сам ужас. Эти ощущения путали мысли и мешали двигаться.

Объективно подтверждено, что могут маги усиливать мне свойства, о которых сами не имеют понятия. Я парням про клановые бонусы рысей не говорил, даже не все знают, что я тотемный воин. Однако психическое воздействие по площади фиксируется незаинтересованными наблюдателями.

Кстати, европейцы в курсе, что стоят они против армии колдуна Большова. Никто меня у них не любит, даже за мою голову командование посулило миллион марок. Но радости это им не приносит и на грош, все вместе матерят судьбу, а некоторые офицеры из штабов пытаются куда-нибудь перевестись.

Да, вот больше стало у пехоты пленных, так как участились наши атаки. На войне ведь, если не атакуешь ты, атакуют тебя. А если на атаки не хватает сил, стоим в обороне и силы накапливаем.

Однако наши тоже регулярно получают с востока боеприпасы и пополнение. Не, все любят покой, и сидели бы себе ровно, но ведь война. И за неактивность командиров часто снимают с понижением должности для перевоспитания.

За дурость тоже снимают с понижением, только уже навсегда, потому планы операций нужно предъявить сначала вышестоящему штабу. А то ж за самоуправство возможен трибунал, который запросто может закончиться расстрелом. У нас не судят только победителей.

Вот «наверху» планы посмотрят и скажут по телефону:

— Пока погоди, — или. — Ну, попробуй.

Ответственность всё равно вся на исполнителях. Мне-то хорошо пока воплощать чужие решения, и на уровне рот, даже отдельных и танковых, оно не сказывается. А уже пехотные комбаты с «хозяйством» и «землёй» жалуются на военную несправедливость. Впрочем, война всегда несправедлива.

Но это всё философия, в реальности же исполнители всегда всем недовольны — войск дали мало, соседи валяют Ваньку, погода паршивая, позиция могла быть намного лучше, враг не так расположен и вообще его слишком много. А поскольку командиры люди военные, мыслят практически, вот и возникают планы, как европейца на данном участке конкретно прищемить.

Придумывают командиры планы, шлют их «наверх» и точно знают, что в случае успеха устное одобрение станет приказом, и вся слава уйдёт «выше». Просто в армии на любом этаже есть те, кто сверху.

И они тоже у себя не ерундой заняты. Им нужно своевременно реагировать на изменения обстановки, а если она сука не меняется? Если враг норовит встать в оборону? Прикажете слететь с должности за неактивность?

Тут без инициативы снизу никуда! Ведь им тоже всё не нравится, есть какие-то планы, и всегда проще развить маленький успех в большой, чем планировать с нуля.

Вот наша отдельная танковая рота и участвует в бесконечных атаках, поддерживает пехоту. А если помогаем что-то оборонять, то это точно недавно захватили и не успели ещё закрепиться.

Вы, наверное, будете смеяться, но вся эта суета тоже называется обороной. Только активной. Ну, если приказа на большое наступления нет, значит, что всё это такое? Однозначно оборона.

Кстати, по своим действиям да по разговорам с командирами пехоты я понял, что противник на нашем фронте утратил инициативу. А инициатива на войне не баран чихнул и на дороге не валяется, за неё нужно бороться. Теперь сидит европеец в окопе и на ромашке гадает, куда ему прилетит. Мяч всегда у нас.

И что мы с инициативой делаем? Даже я, лейтенантик несчастный, понимаю, что нет приказа на большое наступление, и в ближайшее время не ожидается. Может это понять враг? Запросто.

Я лично совсем от происходящего не в восторге. Я бы собрал силы в кулак и так вдарил, что европеец летел бы до самого Берлина. Но я офицер и выполняю приказы. К тому же у всего есть свои плюсы, у европейца полно трудностей.

Как оно на северо-западе, мне не докладывают, а на нашем фронте Гардарика открыто наращивает силы, никого лично не имея в виду. Уже большая экономия на мерах маскировки.

И любое количество неминуемо переходит в новое качество. У каждой пехотной дивизии есть хоть один биплан для быстрой связи и разведки, но часто их немного больше одного. Нашим артиллеристам проще искать цели, а европеец вынужден увеличивать число зениток буквально везде.

Когда враг шёл вперёд, пренебрегал ПВО, но за всё ж приходится платить. Вот в обороне и настигла его расплата. Зенитки требуют много боеприпасов и живых расчётов, которых надо кормить. Всё это занимает место в вагонах, которые надо протащить через оккупированную территорию. А потом обратно везти поломанные установки, ведь зенитки — самая массовая и очевидная цель бипланов.

Отчего, спросите, войска не прикроют истребители? А им сильно некогда, и они под контролем. Постоянно вижу в наших тылах радары. Похоже, теперь вражеские самолёты, или летают бестолку большими кучами, или принимают бой в меньшинстве.

Вообще, как оно работает, я не знаю, да меня и не касается. Просто обратил внимание, ведь в каждом радаре точно что-то сделали и мои заводы. Пусть и не светит мне от них ни гроша до победы.

А лично моя рота по первому требованию получает танки «Рысь-2», а пополнение берём только лучшее из дружины. К нам, если что, очередь. Но Бирюков терпит, сам регулярно получает людей из учебок.

И, судя по всему, так происходит во всех частях. Всё больше утверждается планов «снизу», и постоянно увеличивается количество атак. Каждая придумана не для галочки, должна реально улучшить положение конкретных частей, а позиции врага соответственно ухудшить.

Может противник на такое забить и просто отойти? Нет, тогда придётся драпать в Берлин, а это поражение в войне. Европеец вынужден атаки отражать. Ну, мне ещё такое увидеть не довелось, но должен же он что-то отражать?

Атаки несерьёзные, силами до полка, каждую можно отразить. Но их ведь очень много! И каждая может стать началом серьёзных проблем. Европейцы просто вынуждены тащить силы через захваченную территорию Гардарики и тупо отражать выпады. Иначе ведь фронт посыплется! Но сил явно не хватает, инициатива утеряна, и фронт медленно сползает на запад…

Откуда такие мысли у лейтенанта? Ну, я на секундочку попаданец, хотя оно неглавное. Война ведь кругом, только и думаем, когда она закончится. Всем очень хочется, чтобы закончилась она быстрее и непременно нашей победой! И никто не хочет думать, что закончится твоя война с гибелью…

У других магов не спрашиваю, сам просто вижу, что данный солдатик не переживёт атаку. Хуже всего, когда солдатик твой, из твоей роты. И что делать? Отправить его пока в тыл?

Рота ведь танковая, заменить человека некем. Оставить отдыхать целиком машину? Один раз попробовал, так без выстрелов того танка рота потеряла втрое. И судьба забрала мага, кто должен ещё воевать и воевать.

Сделал я тогда своего наводчика мага Андрея новым командиром, хватит командирской машине и меня одного, и зарёкся играть с судьбой. Если я что-то вижу, оно не значит, что могу вмешиваться. Погиб тот солдатик в следующем бою.

Жизнь очень грустная штука, особенно для мага на войне. Стараюсь таким голову не забивать, думать лишь о конкретных задачах. На длинных переходах это задачи по математике, а после получения приказа задача боевая.

Как обычно временно передали нас пехотному полку. Ночью пришли и скрытно сосредоточились. Рано утром по позициям врага ударила артиллерия, отработали реактивные миномёты. В атаку встала пехота.

Противник ставит заградительный огонь, на звук его артиллерии начинают работать наши пушки, а солдатики залегли. Европеец уже вылез в траншеи, стреляет.

А вот и наши зелёные ракеты. Стартуем и набираем скорость. Нас ещё не видно за разрывами. По окопам врага стреляем фугасными снарядами, не останавливаясь.

При должной сноровке и без придуманных в будущем стабилизаторов мои парни накрывают площади. Меня наполняет боевой задор ребят, они пришли убивать европейцев. Даю неприятелю почувствовать нашу любовь.

Прорываемся с правого фланга через разрывы. Огонь из уцелевших навесных гранатомётов, пулемёты танков стегают окопы длинными очередями. Чувствую злобу расчётов противотанковых пушек, по ним прилетают фугасные снаряды. Они успевают выстрелить по два раза, но трудно попасть в подвижный танк.

За нами поднимаются наши солдаты, у них своя работа. Впереди десяток траншей, из каждой может прилететь граната. Необходимо их быстренько преодолеть и поворачивать к вражеским тылам…

— Молодцы, Тёма, — говорит в рацию капитан Холоденко. — Забирай своих и в тыл.

— Каких своих? — не понял я.

— Ребята сказали, что ты их точно услышишь, — сказал комполка.

Я немного завис. И мне показалось приветственное рысье рычание. Близнецы? По ощущениям судя, рыжим самим очень интересно.

— Вань, остановка, — сказал я водителю и всмотрелся в командирскую оптику.

Недалеко от танка из травы встал десяток фигур, и снова показалось знакомое рысье рычание. Ну, конечно! Я открыл люк, высунулся и проорал:

— Авдей, Мухаммед! Стоите там как неродные! Давайте все на броню!

Парни деловито пошли к танку…

Не, я им очень обрадовался! Но ведь кроме их возвращения других задач у полка не было. Капитан Холоденко сказал, что получил он приказ обеспечить возвращение, и дали нашу отдельную танковую роту для усиления.

К рысям, особенно к Авдею и Мухаммеду, у меня вопросов нет. С самого начала понимал, что клан на войне не цветочки собирает. И, если всеми силами не обеспечить им возвращение, они снова не пойдут за ленточку. Просто не вернутся.

Но кому-то нужно дать тотемным воинам новый приказ, и целый полк встаёт в атаку. А есть ведь ещё волки, росомахи и горностаи. Да без тотемных хватает групп фронтов и армий. Как эти кто-то дальше-то живут?

Кстати, снова ушли рыси за ленточку так же, только мы весь день просидели в укрытии, атаковали под вечер. Успели прорвать фронт на закате. Они прощальных речей не говорили, просто растворились в ночи. Я, да близнецы почувствовали их присутствие, и показалось нам прощальное рысье ворчание.

В принципе меньше знаешь, лучше спишь. Передо мной ведь никто не отчитывался о целях наших операций. Рыси это отдельная тема, кто-то знает, что сам я рысь. А сколько мы проводили и встретили других разведгрупп, ничего не понимая?

Да оно мне по большому счёту и не нужно, рота просто выполняет приказы. Хотя гораздо приятней немного понимать, что твоя работа принесёт людям какую-то пользу.

Вот медленно ползёт фронт на запад, и на участке пехотного полка упёрся он в возвышенность. Слева и справа вражеские окопы, только справа траншеи упираются в крутые берега маленькой речки или крупного ручья — местность точно не для танков. А слева сразу за траншеями небольшой лес. В середине холмик. Немецкие части быстро учатся и вполне освоили оборону на обратном склоне — расстреляют всех, пока полк до них добежит.

По-хорошему соседи просто должны обойти препятствие правее или левее, но у них свои трудности. Их командиры лучше подождут, когда проблемного командира снимут за неактивность или за дурость, а их солдаты ещё поживут. Для оправдания своего бездействия можно найти тысячи причин, главная из которых — приказа наступать им никто не отдавал.

Да и вопрос вообще ерундовый — просто сбить немцев с позиций правее и левее холмика, тогда он из препятствия станет опорой. Только пристреляно всё артиллерией, и бежать далеко по довольно узкому участку — атаковать без танков дохлый номер. Да и с танками можно ударить лишь слева, а справа уже сами как-нибудь.

Послал капитан Сидоров в штаб дивизии план, а те обратились в штаб армии. Получил я приказ с утра пораньше прорвать оборону левее горушки, проехаться немного и с тылу поддержать атаку пехоты справа.

Как всегда с первыми лучами солнца ударила наша артиллерия. На этот раз сразу в небе зелёные ракеты. Стартуем и набираем скорость. Противник открыл заградительный огонь, мы едем среди разрывов и кроем окопы.

Подъехали, стреляем из наружных гранатомётов, пулемёты бьют без умолку. По нам стреляют противотанковые пушки, но недолго. Ощущения обычные, мы пришли за немцами, и они должны всё прочувствовать…

Так, сколько у меня магов? И кому я давал команду чего-то ждать? Блин! Да они ждут меня! Щёлкаю тумблером рации и ору в эфир:

— Это засада! Все за мной!

Рацию пока выключаю и командую:

— Ваня, давай в гору! Петя, башню влево, крой танки на гребне. Серёга, бронебойный!

Нового наводчика у меня Петей зовут, но пока оно неглавное. Мои парни, не задавая лишних вопросов, послали танки за командиром. Пока не всё поняли, просто так обучены…

Присутствие враждебных магов точно ощутили все. Столько ворвалось в эфир досады, злобы и мрачной решимости. Я почти пересёк горушку, танк сотряс первый выстрел. Всего через три минуты враги добрались до вершины. Я снова ненадолго включил рацию:

— Новый маневр, делай как я! — выключил и сказал водителю. — Ваня, разворачивайся и к своим позициям задним ходом, лучше зигзагом.

— Так не видно же ничего! Застрянем! — воскликнул Иван.

— Не застрянем, я всё вижу, — сказал я, разворачивая командирскую оптику. — Давай на максимуме! Дорожка! Левее тридцать градусов! Дорожка! Прямо…

Подмывало развернуть оптику и посмотреть на врага, но я сдерживался. Танк равномерно стреляет, да нам разок прилетело в лоб башни. Чувствуется деловой настрой ребят, никто не паникует…

И самое приятное — чья-то бессильная злоба. Вернулось почти забытое ощущение — я снова дерусь с магами. Пусть это война, драка всё равно только насмерть.

Враги подошли ближе, я могу их сосчитать, всего пятнадцать чужих голосов. Это ж сколько получится, если миллион разделить на пятнадцать? Хотя они думают, что их останется меньше.

А ведь у нас в каждой машине по магу, попробуй угадать! И моя рота отползает к своим прямо у них на глазах, немца одолевает жаба… ещё одолевает… ещё немного… одолела в край!

Включаю рацию:

— Все вперёд, охватываем! Общая атака! — и Ване ласково. — Вперёд, дружок.

Мы могли просто уползти, но я бы так и не узнал, сколько танков собрали по мою душу. И за каждую машину парням полагается по тридцатке, когда их столько ещё встретится. Разворачиваю оптику.

Ну, как я и рассчитывал. На самом гребне и немного ниже горят полтора десятка четвёртых «панцирей», между ними малым ходом стараются проехать их товарищи. Какие они маги, я не знаю, но танкистов видел и получше.

Противник явно не ждал от нас такого маневра. Разочарование сменяется удивлением. Чувствуется азарт…

Моим парням для стрельбы с такой дистанции дорожка не нужна, подожгли всех врагов на гребне. Выходим с флангов, а перед вершиной ожидаемый мной затор. Ё моё! Пятьдесят пока живых танков! Да наверху горят два десятка!

Азарт врага гаснет, появляются панические нотки. А мои «Рыси» в упор расстреливают крайних. Противник заперт в мешке, пытается врезаться в горящие танки, хоть немного сдвинуть многотонные машины, сам буксует. И ловит бронебойные снаряды в упор.

Выпрыгивают из люков фигуры в комбинезонах, падают и ползут к гусеницам горящих «панцирей», а вокруг лупят по броне очередями наши пулемёты. Гаснут голоса магов. Кто-то ещё жалобно скулит и жалуется.

Красным загорелась лампочка на рации. Включаю аппарат.

— Ну, сколько вы ещё будете там возиться! — раздался голос капитана Сидорова.

— Извини, старик, давай завтра? — отвечаю ему, любуясь в оптику расстрелом врагов.

— Какое завтра⁈ — возмутился капитан. — Мои парни вас просто порвут, так заждались!

— Ладно, начинай атаку через десять минут, — благодушно сказал я и переключил рацию. Говорю своим танкистам. — Молодцы, парни. Тут пока заканчиваем, нас ждёт работа. Ещё не забыли? Спускаемся с горы и всех по пути убиваем…