Русский Север в войнах XVI – XIX веков

БЛОКАДА БЕЛОМОРСКИХ ПОРТОВ

Блокаду беломорских портов объединенными англо-французскими военно-морскими силами в 1854 г. вполне можно назвать «странной» (по аналогии с устоявшимся определением «странная война»[559]). Складывается ощущение, что с экономической точки зрения блокада была совершенно не нужна всем воюющим сторонам. а потому Великобритания и Франция затягивали с ее официальным объявлением Россия же в свою очередь не спешила применять на практике санкции, которые могли бы весьма болезненно ударить по европейским странам и особенно по Великобритании[560].

В секретном письме, отправленном из канцелярии Военного министерства 27 мая (8 июня) 1854 г. архангельскому военному губернатору Р. П. Боилю, сообщалось со ссылкой на частные сведения из Лондона о том, что Архангельск вряд ли будет подвержен блокаде. В Великобритании будто бы слишком заинтересованы в поставках овса через порты Севера России и будто бы для транспортировки его уже было «нанято в Голландии большое число кораблей»[561]. До сведения губернатора тогда же довели, что в Министерстве финансов обсуждалась идея ограничить экспорт хлеба за границу через Архангельск, что «было бы весьма чувствительно для неприятеля» Однако император Николай I, узнав о ней и, «принимая во внимание, что запрещение отпуска из Архангельска овса и вообще хлеба причинило бы в сем городе значительное расстройство торговли, высочайше повелеть соизволил вывоз овса из Архангельского порта оставить незапрещенным»[562].

Смыслом военного присутствия в Белом море английской и французской эскадр могла бы стать блокада беломорских портов. Однако правительства Франции и особенно Великобритании, вероятно, понимали, что настоящая, «строгая» блокада нанесет вред не только и не столько России. Блокада неизбежно вызвала бы недовольство и у многочисленных судовладельцев, и у торговых фирм нейтральных европейских государств, которые вели торговлю через порты Белого моря. Под угрозой неминуемо оказался бы бизнес подданных собственно Великобритании, на протяжении трех столетий занимавшихся экспортом из России леса, пиломатериалов и другого сырья через Архангельск и Онегу[563]. А Северная Норвегия, в середине XIX в все еще зависимая от поставок русского хлеба, которые осуществлялись поморскими судами именно через беломорские порты, вообще могла оказаться на грани голода. Последнее обстоятельство не могло не учитываться правительствами Великобритании и Франции обрекать на голод и лишения своих потенциальных союзников им было совершенно не нужно.

5 (17) и 7 (19) мая 1854 г. архангельский военный губернатор Роман Платонович Боиль получил письма соответственно из Министерства иностранных дел и королевского шведско-норвежского консульства в Архангельске, содержание которых было посвящено русско-норвежской меновой торговле в условиях войны.

В первом письме говорилось:

«Шведское правительство сообщило Министерству иностранных дел, что по случаю нынешних политических обстоятельств сделано было им сношение с английским и французским правительствами об устранении гибельного влияния войны между Россиею и западными державами на меновую торговлю, производимую с давнего времени жителями Архангельской губернии с норвежским Финмаркеном, и что означенные правительства, изъявив согласие на беспрепятственное продолжение сей торговли, имеющей особенную важность для Норвегии, обязались не тревожить наших судов, исключительно в оной участвующих»[564].

Аналогичного содержания было письмо от «заведующего королевским шведско-норвежским консулатом»[565].

В обоих письмах содержалась просьба к военному губернатору сделать соответствующие новым обстоятельствам распоряжения и объявления Р. П. Боилю пришлось вспомнить о своих собственных воинственных призывах двухмесячной давности к северянам, напечатанных в «Архангельских губернских ведомостях»:

«Зная, что жители Архангельской губернии — народ смышленый, бесстрашный и всегда отважный, я надеюсь, что они, с Божьею помощью, не дадут себя в обиду какому-нибудь сорванцу-пришельцу, который бы, желая поживиться чем-либо нажитым трудами, вздумал напасть на них; я вполне уверен, что они, при своем уме и всегдашнем удальстве, постараются даже завладеть неприятелем (здесь и далее курсив мой — Р. Д.), если он осмелится показаться на заветных водах нашего Белого моря, и через это заслужить от Царя-Отца спасибо, а от соседей похвалу»[566].

Теперь же Р. П. Боилю приходилось срочно отдавать новые, совершенно противоречащие предыдущим, распоряжения:

«Предлагаю Губернскому правлению, — писал он 6 (18) мая, — через припечатание ныне же в губернских ведомостях, предупредить поморцев, чтобы они, занимаясь меновою торговлею с норвежским Финмаркеном, отнюдь не смели делать какого-либо нападения или предпринимать каких-либо неприятельских действий против судов англо-французского флота, если во время плавания с оными встретится, чтобы ружей, которые поморцам розданы для защиты здешнего края, они не брали с собою и вообще, чтобы суда, которые будут плавать для торговли с норвежским Финмаркеном, отнюдь не имели вооруженного вида, дабы тем не подать повода английскому и французскому правительствам сомневаться в мирном плавании наших торговых судов и затем нарушить изъявленное ими согласие на беспрепятственную торговлю с Финмаркеном»[567].

Через день, 8 (20) мая, «Архангельские губернские ведомости» опубликовали объявление «О беспрепятственном продолжении меновой торговли приморских жителей в Финмаркене», в которое было включено и вышеприведенное «предупреждение» военного губернатора[568].

Пару недель спустя губернатор Р. П. Боиль узнал, что шведско-норвежское консульство в Архангельске развернуло массовую выдачу неких свидетельств для русских судовладельцев, занятых торговлей с Норвегией.

26 мая (7 июня) Р. П. Боиль написал в Архангельскую портовую таможню:

«До сведения моего дошло, что на некоторых из русских купеческих судов, отправляющихся из Архангельского порта в Норвегию, росписи товаров свидетельствуются исправляющим должность шведско-норвежского в Архангельске консула. В случае, если подобное свидетельство делается не на всех судах, отправляющихся с товаром в Норвегию, то те из них, которые не имеют этого свидетельства, легко могут быть захвачены неприятелем под тем предлогом, что они, не имея означенного консульского удостоверения, не принадлежат к числу судов, которым предоставлено право свободного плавания по торговле в Норвегию, а потому предлагаю портовой таможне доставить мне сведение — на всех ли без исключения русских купеческих судах, отправляющихся в Норвегию, свидетельствуется товар консулом»[569].

В таможне об этом «освидетельствовании» ничего не знали и потому обратились к консулу за разъяснениями. Он ответил, что действительно выдавал особые удостоверения за своей подписью тем поморам, у кого уже были на руках паспорта на отход в Норвегию. В каждом таком документе консул указывал название судна, фамилию и имя шкипера, численность команды, порт назначения, сведение о товаре (т. е. то же самое, что было указанно в таможенном паспорте)[570]. Поморы сами настаивали на выдаче их, полагая, что документы за подписью консула станут главной «охранной грамотой» в случае встречи с военными судами неприятеля.

Разобравшись в ситуации, военный губернатор Р. П. Боиль не только не стал возражать этой новой, стихийно возникшей процедуре, но и одобрил ее, написав шведско-норвежскому консулу 4 (16) июня:

«Покорнейше прошу Вас продолжать это засвидетельствование, если только сами судохозяева будут просить Вас об этом, не обязывая однако ж их к этому, так как такое требование было бы несогласно с существующими правилами о торговле России с Норвегиею»[571].

Забегая вперед, скажем, что после этого русские судовладельцы не только Архангельска, но и других прибрежных поселений стали требовать у норвежского консула соответствующих «свидетельств». Когда же консул отказывал просителям (если суда их находились не в Архангельске, а у их владельцев не было при себе никаких документов, подтверждающих их намерение идти в Норвегию с конкретным грузом), те шли жаловаться военному губернатору!

Например, 17 (29) августа губернатор Р. П. Боиль направил шведско-норвежскому консулу следующее письмо:

«Мещане Сумского посада Григорий Демидов и Павел Ростовцев принесли мне жалобу на то, что Вы отказали им в выдаче свидетельств на отплытие их со своими судами в Норвегию не из Архангельска, а из Сумского посада, так как суда их находятся в Суме. Покорнейше прошу Вас уведомить меня, почему Вы отказали в выдаче свидетельств мещанам Демидову и Ростовцеву»[572].

Консул ответил, что свидетельства выдает только по предъявлению ему паспортов, получаемых поморскими жителями от таможни. А поскольку Демидов и Ростовцев никаких документов ему не предъявили, то он не счел себя вправе выдать им свидетельства до тех пор, пока не увидит удостоверения русского начальства, что к отплытию заявителей в Норвегию препятствий не имеется.

Дабы пресечь повторение подобных случаев в будущем, Р. П. Боиль написал начальнику Архангельского таможенного округа: «Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство предписать всем таможенным заставам для объявления поморским жителям, отправляющимся в Норвегию, что для получения свидетельства от консула должно предъявлять ему таможенный паспорт, в коем означается и груз и количество оного, тогда консул будет знать, в чем он дает свидетельство»[573].

С открытием навигации русские судовладельцы, как и в прежние годы, направили свои шхуны и лодьи с грузами к берегам Северной Норвегии. Они не были вооружены, их команды рассчитывали на то, что выданные норвежским консулом свидетельства послужат им надежной гарантией безопасности плавания, а офицеры английских и французских эскадр не нарушат обещания, данного правительствами их стран не препятствовать старинной торговле с Норвегией. Но очень скоро поморам пришлось на своем горьком опыте убедиться, что британские и французские военные моряки отнюдь не всегда действуют в соответствии с официальными обещаниями правительств своих стран.

Во второй половине июля 1854 г. норвежская королевская шхуна «Слейпнер»[574] побывала у острова Сосновец в горле Белого моря, где почти постоянно находились суда английской и французской эскадр. Офицеры норвежской шхуны встретились с командующим английской эскадрой Э. Омманнеем. Суть состоявшихся переговоров видна из письма за подписью Х. Крога (H. Krogh) — капитана королевского норвежского флота и командира норвежской эскадры в Финмаркене, датированного (14) 26 июля 1854 г., составленного на английском языке и адресованного шведско-норвежскому консулу в Архангельске. Оно было передано с идущим в Архангельск ганноверским судном «Веста».

17 (29) июля командир русского шестнадцатипушечного брандвахтенного брига «Новая Земля» изъял это письмо под расписку у капитана «Весты» и отправил подозрительный документ архангельскому военному губернатору, от которого он 19 (31) июля после снятия копии и перевода на русский язык был направлен адресату. В письме говорилось следующее:

«Торговля, которая производилась между Россиею и норвежским Финмаркеном и которую английское и французское правительства дозволили продолжать беспрепятственно, ныне как бы совершенно прекратилась, что должно приписать неосновательному страху быть захваченными, господствующему между русскими береговыми плавателями. Я счел за обязанность переговорить с капитаном Аммани, командиром английской эскадры в здешних морях, и он дал мне слово, что лодьям, раншинам и каботажным судам, не превышающим 100 тоннов, будет беспрепятственно дозволено продолжать торговлю хлебными припасами с норвежским Финмаркеном, если только эти суда будут снабжены нужными для того бумагами, засвидетельствованными шведско-норвежским в Архангельске консулом. Поэтому таким судам не должно стараться избегать встречи с английскими крейсерами, но скорее искать их, чтобы предъявить к осмотру свои бумаги.

Я обязанностью счел сообщить Вам вышепрописанное объявление капитана Аммани не сомневаясь, что Вы сделаете все, что от Вас зависит к извещению русских купцов и береговых плавателей, производящих сказанную торговлю, столь необходимую для обеих земель, для того, чтобы, если возможно, торговля эта продолжалась беспрепятственно»[575].

По распоряжению архангельского губернатора Р. П. Боиля содержание письма довели до сведения судовладельцев Поморья. Сам же Р. П. Боиль не скрывал своего скептического отношения к английским обещаниям. В письме военному министру от 21 июля (2 августа) он заметил:

«Несмотря на уверение командира английской эскадры, что суда с хлебом, идущие в Норвегию, не будут задерживаемы, архангельские поморцы не решаются отправлять в Норвегию хлеба без обеспечения судов их ручательством грузохозяев; хозяева же судов, в числе коих есть английские подданные, не соглашаются по сие время на это условие, вероятно не доверяя честному слову своих соотечественников»[576].

«Августа 22-го (1854 г. — Р. Д.) прибыла к бару из Варде норвежская военная шхуна "Слипнер", а 23-го числа на буксире парохода "Смирный" пришла она к Архангельскому порту с назначенным сюда шведско-норвежским консулом, норвежской службы капитан-лейтенантом Флейшером, служившим несколько лет на русском военном флоте, как в Балтийском, так и в Черном морях и имеющим орден Св. Станислава 3-и степени. Шхуной этой командует старший лейтенант барон де-Ведель-Ярлсберг[577], который также служил у нас в Балтийском и Черноморском флоте и имеет орден Св. Станислава 3-й степени.

Команду шхуны составляют кроме командира два лейтенанта, медик и 75 человек нижних чинов. Вооружена шхуна двумя бомбическими пушками 60-ти фунт. калибра и четырьмя пушко-каронадами 18-ти фун. калибра. В воде сидит ахтер-штевнем более 18 фут, а фор-штевнем 9 фут.[578]

Шхуна останавливалась у англо-французской эскадры, находящейся у Сосновца, где консул имел свидание с командиром английского отряда г. Омманеем, который объявил ему, что норвежские суда не более как в сто тонн будут беспрепятственно пропускаемы в Архангельск и обратно в Норвегию с мукою[579].

Прибыв в Архангельск, консул, командир и офицеры шхуны, 23-го числа, представлялись г. главному командиру; на другой день, т. е. 24-го августа, его превосходительство посещал шхуну, и, когда он отвалил от ее борта, то шхуна салютовала 12-ю пушечными выстрелами, на что адмиралтейская батарея отвечала тем же числом выстрелов. Августа 24-го шхуна отправилась обратно и, по случаю противного ветра, ей дан был для буксирования пароход «Смирный» и сверх того сделано распоряжение доставить ей за бар на водоналивном боте пресную воду»[580].

К этому лаконичному известию, опубликованному в «Морском сборнике», можно добавить, что как доставленный на шхуне в Архангельск новый шведско-норвежский консул, так и командир ее, действительно, довольно продолжительное время служили в военно-морском флоте России и, вероятно, неплохо знали русский язык, условия службы и быта русских военных моряков.

Барон де-Ведель-Ярлсберг, имя и отчество которого по документам проходило в русифицированном виде — Герман Фердинандович, был принят из норвежской службы на Балтийский флот чином мичмана 11 (23) июня 1835 г. На люгере «Ораниенбаум» ходил из Петергофа в Данциг, оттуда на фрегате «Паллада» возвратился в Кронштадт. В 1836 г. на том же фрегате крейсировал в Балтийском море 25 ноября (7 декабря) 1837 г. был уволен от службы[581].

Флейшер Балтазар Павлович был принят из шведской службы в лейтенанты Балтийского флота 5 (17) мая 1836 г. Сначала служил на Балтике на корабле «Кацбах», после перевода на Черноморский флот на корабле «Силистрия» и фрегате «Агатополь» крейсировал у берегов Абхазии. В 1838–1840 гг. на том же корабле и бриге «Меркурий» снова находился у берегов Абхазии. Орден он получил за участие в высадке десанта и военной операции против горцев 12 (24) марта 1841 г. Б. П. Флейшер был уволен от службы[582].

По всей видимости, Б. Флейшер бывший лейтенант Балтийского и Черноморского флотов, кавалер ордена Св. Станислава, ставший шведско-норвежским консулом в Архангельске, сразу по прибытии приложил известные усилия к тому, чтобы стимулировать русских судовладельцев продолжать совершать рейсы с продовольствием в Северную Норвегию.

Блокада беломорских портов была официально объявлена англичанами и французами лишь 1 (13) августа[583], хотя английская эскадра впервые появилась на баре Северной Двины еще 14 (26) июня.

Но даже после объявления блокады судам нейтральных стран разрешался беспрепятственный выход из Архангельска еще в течение 15 дней, то есть до 15 (27) августа. К этой дате в Управлении Архангельского порта решили подвести итоги навигации. Оказалось, что пришедших к Архангельску только иностранных торговых судов было 599, отошедших — 600. Последним иностранным судном, покинувшим Архангельск 12 (24) августа, был назван американский барк «Lamp lighter». О закрытии навигации Архангельского порта сообщили в Санкт-Петербург, соответствующая информация появилась в «Морском сборнике»[584]. Но с подведением итогов чиновники поторопились. После того, как английская и французская эскадры покинули Белое море, судоходство возобновилось, и фактически навигация закрылась лишь 8 (20) ноября[585].

Показательно, что из 619 иностранных торговых судов, покинувших Архангельский порт в навигацию 1854 г., в Англию ушли — 211, в Шотландию — 65[586]. И это в условиях войны с Великобританией! Можно с известной осторожностью предположить, что еще какая-то часть иностранных кораблей, объявивших в Архангельской таможне о том, что они идут в Голландию (а таких было 231), также разгрузилась в портах Великобритании.

Наконец, десятки русских судов все же совершили благополучные плавания в Норвегию, хотя некоторые из них, как мы видели выше, были ограблены, уничтожены и захвачены неприятелем. Всего за навигацию 1854 г. поморскими жителями Архангельской губернии привезено только к Архангельскому порту из Норвегии и с российского Мурманского берега рыбы сушеной 7590 пудов, соленой — 43 947 пудов. Объявлено ими для вывоза в Норвегию разных товаров на 161 835 рублей 60 копеек[587].

Говоря о взаимной невыгодности блокады для воюющих сторон, мы ничуть не преувеличиваем. Вот какое по-своему забавное письмо на английском языке было направлено шведско-норвежскому консулу за подписями командующих английской и французской эскадр от 1 (13) сентября 1854 г. (содержание его стало известно архангельскому военному губернатору раньше, чем консулу).

«Милостивый государь (в оригинале — гораздо короче: Sir. — Р. Д.),

Мы просим Вас обратить внимание на следующие обстоятельства, относящиеся до русской шхуны "Иоанн", которая, следуя в Архангельск, прибыла сюда ныне утром. Оказывается, что шхуна эта была употребляема в течение лета для торговли между русскими гаванями морского берега и норвежскими портами, без перевозки, однако ж чего-либо, могущего служить продовольствием для бедных финмаркенских крестьян; ныне же положен в нее груз, и шкипер объясняет, что груз этот принадлежит финмаркенской торговле, и под этом предлогом он надеется на свободный его пропуск в Архангельск. Мы не намерены употребить наших прав в этом случае, чтобы забрать судно это как приз, но желаем открыть злоупотребление в этом деле, и просом содействия Вашего в преграждении подобных обстоятельств. Английский консульский агент в Вадсе, кажется, участвует в спекуляциях по этому делу, и он приложил свою подпись и документу этого судна; но по званию своему, он не имел никакого права нанимать неприятельское судно (NB! — Р. Д.) из Белого моря, которое производило торговлю между русскими портами»[588].

В другом случае, моряки английского военного парохода «Бриск» при досмотре лодьи «Зосима и Савватий», направлявшейся с грузом в Норвегию, обнаружили документы, заверенные шведско-норвежским консулом и подтверждавшими, что судно занято в разрешенной торговле с Норвегией. Однако груз судна состоял не из продовольственных товаров, а из досок и других пиломатериалов. Командир английского парохода выразил свое недовольство: «Шведско-норвежский консул в Архангельске не вправе выдавать паспорты русским судам, если они идут в норвежский Финмаркен не с мукою и другими хлебными припасами». Тем не менее, он отпустил лодью, доведя до сведения российских властей в Архангельске, что в следующий раз в похожей ситуации лодья и груз будут захвачены[589].

Из альбома «Чертежи и рисунки судов, составленные П. Богословским. К книге о купеческом судостроении в России». СПб., 1859 г.

Извещение о результатах досмотра лодьи «Зосима и Савватий». Фото подлинного документа на английском языке. Из фондов ГААО.

В 1855 г. «строгая» блокада беломорских портов была объявлена существенно раньше — 30 мая (11 июня). Исключения для свободного прохода в Норвегию и обратно частным судам жителей Архангельской губернии сделано не было. В условиях затягивающейся войны в Крыму такого рода самоограничения для правительств Великобритании и Франции, озабоченных отсутствием очевидных военных успехов, вероятно, стали казаться неприемлемыми. Угроза вступления в войну Швеции (а соответственно и Норвегии), становилась все реальнее.

За навигацию 1855 г. поморскими жителями Архангельской губернии было привезено к Архангельскому порту из Норвегии и с российского Мурманского берега рыбы сушеной 4620 пудов и соленой 8565 пудов. Объявлено ими для вывоза в Норвегию разных товаров на 28 982 рубля 50 копеек. В Архангельскую таможню за привезенные и вывезенные товары поступило пошлин вместе с карантинными, ластовыми и другими сборами — 45 497 рублей 96¼ копейки — существенно меньше, чем в предыдущем году[590].

«Ни нейтральные корабли, ни российские суда не могли ни привозить, ни вывозить товаров без явной опасности попасться в руки неприятелю», — говорилось в отчете Архангельской таможни[591].

Приведенные ниже таблицы составлены на основе отчетов Архангельской таможни за навигации 1854 и 1855 гг. Эти отчеты находятся на хранении в Государственном архиве Архангельской области в фонде 786 — Управление Архангельского таможенного округа (ГААО. Ф. 786. Оп. 1. Д. 415. Л. 12–21 об.; Д. 423. Л. 11–18) и содержат подробные сведения о деятельности Архангельского порта.

Сведения о приходящих к Архангельскому порту и покидающих его иностранных кораблях в навигации 1854 и 1855 гг. (ГААО. Ф. 786. Оп. 1. Д. 415. Л. 12 об.; Д. 423. Л. 12), представлены в таблицах 1 и 2. В отчетах Архангельской таможни иностранные торговые суда, как правило, назывались кораблями, независимо от их водоизмещения и парусного вооружения. Так, например, в 1854 г. самый крупный иностранный корабль, пришедший к Архангельскому порту, имел вместимость 478 ластов, а самый меньший по размерам — всего 5 ластов.

В таблице 3 и 4 указаны только те российские суда, которые приходили к Архангельскому порту из-за границы (согласно поданным в таможню декларациям) или уходили за границу в навигации 1854 и 1855 гг.

Сведения «о судах, пришедших из российских портов и отошедших в оные» за 1853, 1854 и 1855 гг., то есть о каботажном плавании российских судов содержатся в таблицах 5 и 6 (ГААО. Ф. 786. Оп. 1. Д. 415. Л. 13.; Д. 423. Л. 12 об.).

Информация о фирмах, продолжавших вести торговлю в условиях военного времени, в адрес представителей которых приходили в Архангельский порт иностранные корабли представлена в таблице 7 (ГААО. Ф. 786. Оп. 1. Д. 415. Л. 19 об.; Д. 423. Л. 17).

Данные о том, куда именно направлялись иностранные корабли, покидавшие Архангельск (согласно информации, официально представляемой в Архангельскую таможню), и российские суда, направлявшиеся за границу (ГААО. Ф. 786. Оп. 1. Д. 415. Л. 19 об, Д. 423. Л. 17), представлены в таблице 8.

Таблица 1

Сведения об иностранных кораблях, бывших в Архангельском порту в навигацию 1854 г.

Таблица 2

Сведения об иностранных кораблях, бывших в Архангельском порту в навигацию 1855 г.

Таблица 3

Сведения о российских судах, приходящих из-за границы в Архангельский порт и уходящих из него за границу в 1854 г.

Таблица 4

Сведения о российских судах, приходящих из-за границы в Архангельский порт и уходящих из него за границу в 1855 г.

Таблица 5

Сведения о пришедших к Архангельскому порту российских каботажных судах в 1853, 1854 и 1855 гг.

Таблица 6

Сведения об отошедших от Архангельского порта российских каботажных судах в 1853, 1854 и 1855 гг.

Таблица 7

«Из пришедших кораблей было адресовано»

Таблица 8

Количество кораблей, вышедших из Архангельска в 1854 и 1855 гг.