Русский Север в войнах XVI – XIX веков

КЛИПЕРА АРХАНГЕЛЬСКОГО АДМИРАЛТЕЙСТВА

В 1856 г. в Архангельском адмиралтействе за несколько лет до упразднения[941] этого старейшего и крупнейшего судостроительного предприятия России были спущены на воду шесть клиперов — «Разбойник». «Стрелок». «Пластун». «Джигит». «Опричник» и «Наездник». Обстоятельства их постройки, их плаваний, известны историкам и любителям истории, чьи интересы связаны с отечественным судостроением и мореплаванием, Крымская войной и Русским Севером. Наиболее содержательное, основанное на архивных документах исследование об «архангельских» клиперах, было проведено В. Т. Щербацким, результаты были опубликованы в журнале «Судостроение» в 1984 г.[942] и сборнике «Бриз» в 1996 г.[943] Тексты этих публикаций вместе с иллюстрациями можно без труда найти в Интернете.

Материалы статьи В. Т. Щербацкого широко использованы в вышедших в 2000-х гг. книгах А. Б. Широкорада[944]. А. Б. Широкорад называет клипера «оружием возмездия», акцентируя внимание читателя на том, что быстроходные клипера были предназначены для ведения крейсерской войны на морских коммуникациях противника. И делает категоричные заявления о том, что российские клипера (первые шесть из которых были построены в Архангельске в 1856 г.), бороздившие все океаны «на многие десятилетия стали головной болью британских министров и адмиралов» и более того — «наводили ужас на просвещенных мореплавателей»[945].

Видимо, Александр Борисович Широкорад, хорошо известный среди специалистов и любителей военной истории своими книгами, в которых он популяризирует историю отечественной армии и флота, несколько «увлекся» при изложении материала[946]. Вряд ли несколько клиперов России могли «наводить ужас» на потенциальных противников России и вызывать у них «головные боли» в условиях мирного времени. Но, согласимся, плавания клиперов действительно были тем фактором, который потенциальные противники России не могли не учитывать. И перспективы от применения русских клиперов, решение о начале строительства которых в Архангельске принималось в драматическое для России время в конце лета — начале осени 1855 г., были многообещающими.

28 — 29 августа (9 — 10 сентября) 1855 г. русские войска после 11 месяцев героической обороны оставили южную часть Севастополя, к тому времени ставшую грудой развалин. На рейде были затоплены последние стоявшие в Севастополе корабли Черноморского флота. Несмотря на вызванную этим событием радость, охватившую армии противника, этот успех вовсе не означал для них победы в войне.

12 (24) сентября канонерские лодки союзников «разорили» Тамань и Фанагорию. 17 (29) сентября близ Евпатории русские кавалеристы генерала Корфа были атакованы, провели несколько контратак, но вынуждены были отступить перед турецкими и французскими частями. В этот же день русские колонны штурмовали Карс, но не смогли его взять. Скорого окончания войны тогда ничего не предвещало…

Незадолго до упомянутых выше событий, великий князь Константин Николаевич, руководивший Морским ведомством, приказал начальнику Адмиралтейских Ижорских заводов инженер-генералу А. Я. Вильсону представить соображения об изготовлении к марту будущего года шести винтовых паровых механизмов «высокого давления в 120 сил каждый». Механизмы следовало отправить в Архангельск в разобранном виде «зимним путем» для последующей сборки. Предложения Вильсона утвердили 31 августа (12 сентября). 2 (14) сентября они были направлены для исполнения управляющему Кораблестроительным департаментом Морского министерства с припиской «назначение вышеупомянутых механизмов не должно ни под каким видом быть оглашено, а оставаться известным только Вашему Превосходительству»[947].

Ниже мы даем выдержки из двух документов дела «О постройке в Архангельске клиперов» Российского государственного архива Военно-морского флота, с которым нам довелось поработать в 2003 г.[948] Из них совершенно ясно, что клипера готовились отнюдь не для обороны беломорских побережий, а для крейсерских операций в условиях войны. Готовились с поразительной тщательностью и соблюдением секретности. Мы ограничимся цитатами всего лишь из двух документов этого дела.

Сцена на улице Севастополя. Солдаты-союзники. The illustrated London news. 1855. October, 20.

Английская карикатура из британского еженедельного сатирического журнала, изображающая российского двуглавого орла в виде побитой вороны.

Первый документ — короткий. При прочтении его сразу же вспоминаются повторяющиеся из книги в книгу сетования на морально устаревшие русские гладкоствольные ружья:

Весьма секретно.

Артиллерийскому департаменту Морского министерства. В С. Петербурге. 13 декабря 1855 г. № 1031.

Предлагаю Артиллерийскому департаменту сделать зависящее распоряжение об отпуске для строящихся в Архангельске шести клиперов, в число абордажного оружия, по десяти драгунских штуцеров и сто двадцать нарезных ружей в 32й флотский экипаж.

Подписал: управляющий Морским министерством барон Врангель.

Скрепил: директор граф Толстой.

Верно: коллежский регистратор В. Иванов[949].

А вот фрагменты из другого документа — об обмундировании и продовольствии команд:

«Министерства Морского. Департамент комиссариатский. Отделение 1. Стол 3. 22 февраля 1856 г. Господину управляющему Морским министерством.

Ваше Превосходительство, предписанием от 21 минувшего января № 11981, уведомив Комиссариатский департамент, что Государю Великому Князю Генерал-Адмиралу угодно, чтобы снабжение вновь строящихся при Архангельском порте винтовых лодок, равно как обмундирование команд, которые будут на оные назначены, было производимо на одинаковом положении с судами, назначаемыми в кругосветное плавание, изволили предложить Департаменту представить сведения: 1, о количестве расхода потребного для снабжения по его ведомству означенных лодок на изъясненном выше основании; и 2, из какого источника расход этот может быть удовлетворен.

Для исполнения приказания Вашего Превосходительства, Комиссарский департамент вошел в сношение по сему предмету с флигель-адъютантом Поповым [950] и Инспекторским департаментом Морского министерства.

Вследствие сего флигель-адъютант Попов, поданною в Департамент запискою, от 27 того же января, просит:

1. Сделать распоряжение о доставке в Архангельский порт всех предметов, соответственно комплектации фрегата «Паллада» [951] , по обмундированию команд к 1 июня, а по продовольствию к 15 июля.

2. Что, находя в обмундировании команды фрегата «Паллада» излишним большое пальто, он желал бы заменить его другим малым.

3. Не имея в виду посетить какой-нибудь порт, по оставлении Архангельска, снабдить отряд всеми предметами продовольствия в натуре, за исключением только тех, которые могут быть заготовлены в самом Архангельске.

4. По той же причине, он считает необходимым в числе предметов сверх штатных увеличить отпуск, особенно тех из них, кои в малом количестве и объеме содержат наиболее питательности, так: запас бульену (так в документе. — Р. Д.), бульенных сухарей и сушеных овощей отпустить в пропорции: первых двух на 4 месяца каждого, а последних на один год, а как предметы эти подвержены скорой порче на сыром воздухе, то полагает необходимым отпустить их герметически закрытыми.

5. Прочей провизии соответственно вместительности лодок, на 3 месяца и

6. Что же касается предметов гигиенических, то представил оным ведомость с мнением своим, о каждом из них, основанное на употреблении их в прежних плаваниях наших судов <…> [952]

Плавание будет продолжаться один год»[953].

5 (17) января 1856 г. все шесть судов были заложены в Архангельском адмиралтействе. Однопалубные, низкобортные они имели длину между перпендикулярами 152 фута, ширину с обшивкой — 27 футов 10 дюймов, водоизмещение по чертежу составляло 615 тонн. Подводная часть обшивалась листовой медью, положенной на просмоленную бумагу. Клипер имел паровую машину «в 150 нарицательных сил», что могло составлять примерно 300 лошадиных сил. Гребной винт — двухлопастный, подъемный. Артиллерийское вооружение каждого клипера должно было состоять из шестидеятифунтовой гладкоствольной пушки на поворотной платформе (что позволяло орудию вести огонь с обоих бортов) и двух двадцатичетырехфунтовых пушко-карронад на колесных станках (зарядов полагалось соответственно 200 и 150). Экипаж не превышал 100 человек[954].

Зимняя доставка тяжелых и крупногабаритных механизмов, вооружения в Архангельск сопровождалась множеством трудностей. Тем не менее, 30 мая (11 июня) сошел на воду первый из клиперов — «Разбойник», служивший образцом для постройки и вооружения пяти остальных. 20 июня (2 июля) спустили клипер «Стрелок», а 23 июня (5 июля) — «Джигит» и «Пластун». 5 (17) июля вышел в море на испытания «Разбойник»[955].

ПРОДОЛЬНЫЙ РАЗРЕЗ И ПЛАН ПО ВЕРХНЕЙ ПАЛУБЕ КЛИПЕРА

1. Шкиперская; 2. Служительные штульцы (матросский гальюн); 3. Крамбол; 4. Машинка для отдачи якоря; 5. Камбуз; 6. Фор-люк; 7. Канатные битинги; 8. Порт для укладки якоря. 9. Кнехты для фок-мачты; 10. Кофель-планка; 11. Служительные залавки (рундуки); 12. Крюйт-камера; 13. Вход крюйт-камеры; 14. Порт 60-фунтового орудия; 15. Погон 60-фунтового орудия; 16. Грот-люк; 17. Аптека (с правого борта — канцелярия); 18. Водяной трюм; 19. Палубный канатный клюз; 20. Палубный иллюминатор; 21. Буксирный клюз и кнехт; 22. Паровой котел; 23. Угольная яма; 24. Горловина углепогрузочного люка; 25. Шпиль; 26. Входной трап; 27. Железный шпор грот-мачты; 28. Горловина угольной ямы; 29. Кнехт грот-мачты; 30. Паровая машина; 31. Каюта механиков; 32. Шлюпбалки вельбота; 33. Машинный люк; 34. Кочегарная каюта; 35. Ахтер-люк (по сторонам коридора гребного вала); 36. Гребной вал; 37. Бомбовый погреб (по сторонам коридора гребного вала); 38. Ядерный ящик (по сторонам коридора гребного вала); 39. Кают-компания (по бортам офицерские каюты); 40. Световой люк кают-компании; 41. Порт 24-фунтовых пушек-карронад; 42. Штурвал; 43. Нактоуз компаса; 44. Рубка; 45. Сходный люк офицерского помещения; 46. Боковые каюты рубки; 47. Кабинет и спальня командира; 48. Швартовые кнехты; 49. Брот-камера; 50. Люк брот-камеры; 51. Офицерские штульцы; 52. Гребной винт с рамой; 53. Колодец гребного винта; 54. Румпель.

Илл. из ж. Судостроение. 1984. № 6. С. 50–53.

Команды для клиперов формировались из обладавших боевым опытом моряков 32-го экипажа Черноморского флота. 26 мая (7 июня) они прибыли в Архангельск.

26 мая (7 июня) 1855 г. значительный объем «Архангельских губернских ведомостей» заняли стихи. Посвященные «Воинам 32-го экипажа Черноморского флота», скромно подписанные инициалами М. И.[956], стихи потеснили на страницах провинциальной газеты публикацию статского советника И. Никольского с длинным и унылым названием: «Весьма простой и доходный способ предохранять водопроводные канавы от застоя, засорения или затеков в местах болотистых или тундристых»[957].

Стихи пафосные, но, кажется, написанные с искренним обожанием тех, кому они посвящались:

Через несколько дней Архангельские губернские ведомости» сообщили своим читателям подробности, касающиеся прибытия в город моряков-черноморцев.

«Без сомнения, 26-е мая надолго сохранится в летописях Архангельска. В этот день мы, жители Севера, были осчастливлены прибытием доблестных защитников Отечества, 32-го экипажа Черноморского Флота, явившихся к нам с далеких от нас пределов Юга. Долго Архангельск горел нетерпением встретить желанных гостей, долго готовился воздать им должный привет радушным приемом. Так, еще до прибытия черноморцев, у нас с восторгом были приняты все меры к их встрече и радушному приему.

В 10-ть часов вечера разнеслась по городу радостная молва о прибытии экипажа на судах московского купца, коммерции советника В. А. Кокорева[958], взявшегося доставить его на свои счет из Вологды в Архангельск <…> При первой вести о прибытии экипажа толпы народа стеклись к Буяновской пристани со всех сторон города. День был теплый; на безоблачной лазури северного неба сияло солнце, как бы приветствуя прибывших героев из полуденных стран на дальний Север. Нард, движимый порывами восторга, спешил, теснился, горя нетерпением встретить желанных гостей, посмотреть на них, полюбоваться богатырями родной земли русской. Вся площадь от пристани до набережной дороги вскоре закипела несколькими тысячами зрителей всех звании и возрастов, запестрела как луг, усеянный цветами от парадных военных и гражданских мундиров и нарядных дамских костюмов. По вступлении на берег, экипаж был построен на Буяновском проспекте в ротные колонны; во главе одной из них развевался бело-голубой экипажный флаг»[959].

С этого дня Архангельск преобразился. В течение недели в городе продолжались обеды и балы в честь защитников Севастополя. Наиболее торжественными были обед, данный 27 мая (8 июня) Благородным собранием города для штаб-офицеров и обер-офицеров, и бал 30 мая (11 июня).

«Театральная зала Благородного Собрания была убрана согласно духа и цели празднества. Убранство ее представляло смесь величественного и блестящего воинственного украшения. В противоположном от входа конце залы был поставлен портрет государя императора, под сенью разноцветных военных флагов и штандартов. Над верхом его было изображение черного парящего орла. У подножия портрета был представлен военный триумф, составленный из медных пушек, ружей, сабель и касок. По сторонам портрета горели две пирамиды свеч, поставленных в ружейных стволах. На одной из устроенных колонн была изображена модель правой стороны медали, которой белое поле украшали два Царственные из цветов вензеля Императоров Николая I-го и Александра II-го. На противоположной колонне была эмблема левой стороны медали, на белом поле которой была надпись: "За Севастополь, с 13-го сентября 1854 года по 28-е августа 1855 года"[960]. Сверху этих колонн был немного опущен голубой занавес. В средине залы горела огромная люстра, составленная из штыков, соединенных ружейными шомполами, освещенная множеством свеч, по круге которой блистали гербы с киверов и касок. По обеим сторонам залы, вокруг колонн, длинною вереницею блистали отдельные пирамиды огней, горящих в ружейных стволах. Стены залы были украшены щитами, составленными из ружейных курков, штыков и полусабель и освещены золочеными люстрами и канделябрами из штыков. Тоже блистательное освещение было в среднем ярусе лож; а ложи верхнего яруса были убраны разноцветными военными флагами. На другом конце залы против портрета, в ложе г. военного губернатора, была выставлена модель вооруженного трехмачтового военного корабля под парусами, украшенного флагами. Над ним был представлен в золотом поле составленный из курков и тесаков государственный герб, под сенью нисходящих на него лучей, изображенных посредством ружейных штыков. По сторонам корабля группировались красно-голубые военные флаги. Блеск огня и металла производил великолепный свет, еще более придававший торжества картине зального убранства, изображавшего славу русского оружия»[961].

Нижние чины также не были забыты в ходе торжеств. В честь них было дано несколько обедов, в основном в Соломбале[962]. Первый обед из-за ненастной погоды проходил в каменном здании казармы, а другие — на плац-парадном месте, где на зеленом лугу были расставлены столы под навесами из парусины. Морякам были предложены щи, мясо, солонина, хлеб, булки, пироги, пиво и водка. Играла музыка.

На обеде 29 мая (10 июня) флигель-адъютант Его Императорского Величества, командир 32-го флотского экипажа капитан 2 ранга Андрей Александрович Попов вручил Георгиевские кресты некоторым из моряков за их подвиги при обороне Севастополя. Поцеловав каждого из награжденных, он предложил тост за здоровье кавалеров ордена Св. Георгия[963].

Клипер «Стрелок». Рис. А. В. Карелова. (Морской сборник. 1983. № 10).

29 июля (10 августа) клипера «Разбойник», «Стрелок», «Джигит» и «Пластун» ушли из Архангельска в Кронштадт. Клипера «Опричник» и «Наездник», спущенные на воду последними 14 (26) июля, покинули Архангельск 13 (25) сентября. С ними моряки-черноморцы покинули гостеприимный Архангельск[964].

Подписание 18 (30) марта 1856 г. Парижского мирного договора положило конец войне — войне, которую (не будем забывать об этом!) Турция, Великобритания, Франция первыми объявили России[965].

Известие о согласии России выйти из войны, правительства и общественность Европы восприняли с облегчением и неподдельной радостью. Антирусская истерия и ожидание легких побед к тому времени повсеместно сменились унынием, разочарованием и страхом перед будущим. В войну с Россией готовились вступить и Австро-Венгрия, и Швеция с Норвегией. Закулисная деятельность монархов и правительств этих стран была направлена на вовлечение народов Европы в войну действительно мирового масштаба. Примечательно, что для популяризации готовящихся выступлений против России в Европе была уже запущена соответствующая пропагандистская кампания, основанная на циничной лжи и старых фобиях[966]. На Западе всерьез опасались, что после падения Севастополя русские захотят взять реванш на Кавказе и в Европе и что у них это получится.

В одном бельгийском издании еще в 1855 г. было написано:

«Волны англо-французских солдат разбились о гранитное подножье твердынь Севастополя, стяжавших теперь бессмертную славу. Гордость трех великих народов[967] находится теперь на очной ставке, и никто не может, не обесчестив себя, отодвинуться назад, или вложить шпагу в ножны. Одна Россия могла бы это сделать, потому что показала своим геройским сопротивлением, до какой степени она сильна. Но Англия, столь хвастливая, самоуверенная и гордая, собиравшаяся завтракать в Кронштадте через 24 часа и в Севастополе через 3 дня[968]; Франция, смотревшая на всю эту экспедицию, как на дело одного удара; эти две нации, униженные в своем военном тщеславии, потерявшие свою воинственную славу, не могут желать мира»[969].

Памятник клиперу «Опричник» в Летнем саду Кронштадта. Фото Н. Манвелова.

Благодаря российскому императору Александру II и его окружению мир был избавлен от продолжения кровавой бойни, вступление в которую других стран было лишь вопросом времени.

«Архангельским» паровым клиперам, заложенным на стапелях в условиях войны, построенным в условиях секретности в кратчайшие сроки, продемонстрировавшим в ходе испытаний великолепные ходовые качества под парусами, хорошо вооруженным и управляемым опытными военными моряками, не довелось стать «оружием возмездия».

Показательно, что об этом так и не осуществленном опыте вспомнили четыре десятилетия спустя, в 1890-х гг. В 1894 г. министр финансов С. Ю. Витте[970] совершил поездку на Север России. По Северной Двине он прибыл в Архангельск, затем на пароходе совершил плавание вдоль Мурманского берега и через Норвегию и Стокгольм вернулся в Петербург. По результатам поездки С. Ю. Витте представил Александру III доклад, где впервые подробно и на высоком уровне была обоснована мысль о военно-стратегическом значении Мурмана[971]. С. Ю. Витте подверг критике исторически сложившуюся систему базирования Российского флота. Он указывал на то, что «морские силы России, имея главные опорные пункты в замкнутых и замерзающих морях, лишены необходимой свободы действий»; и приводил пример, относящийся ко времени Крымской войны, когда «выхода в океан пришлось искать через Белое море» и когда «наскоро, во время войны, в Архангельске были построены пять[972] паровых крейсеров, и только заключение мира приостановило выступление их в море»[973].