ЕЩЕ ОДНА ЗАСАДА

Вернемся на несколько часов назад, к тому моменту, когда оруженосцы, нахлестывая коней, пустились вскачь по дороге, ведущей к Шато-д’Ору. По молодости лет юноши быстро утомили лошадей, и те вскоре перешли на шаг.

— Еле тащатся! — негодовал Франческо. — Так мы дотемна не успеем…

— Успеем. Осталось полпути, — уверенно сказал Андреас. — А в замке сменим коней…

— Я свою Пери менять не собираюсь, — заметил Франческо. — Арабская, чистокровная… Я ее у сарацин отбил.

— Врешь, — спокойно возразил Андреас, почесывая плеткой спину (комары донимали и их).

— Святой крест! Я тогда был с мессиром Ульрихом в атаке, и один легкоконный налетел на меня. Я его ка-ак р-р-рубану…

— Тихо! — перебил Андреас. — По-моему, что-то хрустнуло…

— Ну и что? — беспечно хмыкнул Франческо. — Неужели они уже и на нас засаду поставили?.. Мы ведь здесь уже проезжали сегодня.

— Засады разные бывают, — возразил Андреас. — Иногда ставят на одних, а попадаются другие… Вон они!

Впереди них на дорогу высыпали несколько человек самой неприятной наружности. Бородатые и немытые, они явно принадлежали к славному племени разбойников, любителей пограбить на большой дороге.

— А-а-а! — весело заорал зверообразный верзила, обмотанный тряпьем, очевидно, главарь шайки. — Приехали, милые, хо-хо-хо! Раз приехали, давайте знакомиться… Я — Петер Конрад, понятно?

— А я — Франсуа де Шато-д’Ор! — гордо отвечал Франческо, переделавший свое имя на французский лад.

— Вот как? — удивился Конрад. — И поболтал бы я с тобой, парень, да некогда вранье слушать! Я всех Шато-д’Оров знаю… А ты не ихний…

— Вот рубану по башке, тогда узнаешь! — заявил Франческо. — С дороги, мужичье! Купцов грабьте, а к нам не лезьте!

Лесные бродяги были плохо вооружены — в основном дубинами, кольями и ножами. Правда, у троих имелись луки, но Франческо издали видел, что из этих луков они, даже стреляя в упор, не пробьют его кольчугу. Если не считать лица и кистей рук — железных перчаток у Франческо не было, — то от оружия врага он был надежно защищен. Правда, его можно было оглушить или стащить с коня, но для этого требовалось подойти достаточно близко. Андреас держал на изготовку свой смертоносный лук, наложив на тетиву отравленную стрелу из колчана убитого разбойника.

— Похоже… Верно, они… — пробормотал Петер Конрад, поковыряв пятерней в своей бородище. — Уж больно задиристые. Может, уйдем от греха подальше?..

С достоинством, чтобы не потерять перед разбойниками репутацию храбреца, главарь сошел с дороги и направился в лес. За ним поплелись все остальные…

— Лихо! — сказал Франческо. — Как мы их, а?

— Дядюшка Конрад не трус! — ехидно заметил Андреас. — Он просто ленивый. Был ленивым мужиком, стал ленивым разбойником. Наш он, из Швайнфурта, первый пьяница и драчун. Пороли его чуть не каждый день, да все без толку. Сбежал в лес, легкий хлеб искать. А, видишь ли, и здесь работать надо, драться, грабить… А ему опять лень! У нас ни одна девка за него замуж не хотела…

— А ты разве из мужиков?

— Я подкидыш, понял? Меня Корнуайе подобрал.

— Понятно. Значит, Корнуайе у тебя за отца?

— Вроде того. Он хороший, только строгий…

— Порет?

— Порет, — смущенно признался Андреас. — Он, между прочим, и твоего мессира Ульриха порол, когда тот молодой был.

— И мессиру Альберту попадало?

— И ему, и Альбертине. Теперь уж, конечно, их не порют.

— Мне тоже вчера мессир Ульрих задницу надрал, — вздохнул Франческо, — до сих пор еще саднит.

— Ничего не поделаешь, даже Христа — и то бичевали. Терпеть надо.

— Это точно… — согласился Франческо, — терпеть надо… Послушай, а у тебя девчонка есть?

— Чего? — насторожился Андреас, краснея. — На что она мне сдалась?

— Как на что? Чудак! Ты что же, ни одну не пробовал?

— Как это не пробовал? — переспросил Андреас, хотя явно понял, о чем речь.

— Да брось прикидываться! Ты еще, может, в капусту веришь?

— В какую капусту? — теперь, похоже, Андреас и впрямь ничего не понял.

— Сказка есть такая для маленьких: мол, детей в капусте находят…

— Меня и в самом деле в капусте нашли… — улыбнулся Андреас, — только не в кочане, а между грядками… Так Корнуайе рассказывал.

— Ну, это-то понятно… Значит, ты еще бабу не пробовал… А я думал, ты здесь уже всех девок перепортил…

— Это почему? — с широкой улыбкой спросил Андреас.

— Да так! — Франческо подмигнул ему. — Ты парень смелый, скачешь лихо, стреляешь хорошо, лицом — так вообще…

— Брось ты! — проворчал Андреас. — Не люблю я этого…

— Руки у тебя, правда, слабоваты, — заметил Франческо, — а девки любят, когда их обнимают…

— У меня? Руки слабые? — возмутился Андреас, обрадовавшись случаю уйти от неприятной ему темы. Он съехал с дороги и, обнажив меч, подъехал к молодой, толщиной с кулак осине.

— Гляди! — крикнул он и с поразительной быстротой взмахнул мечом.

Франческо даже показалось, что лезвие меча не задело дерева, потому что несколько секунд осина стояла ровно, как ни в чем не бывало. Однако легонького порыва ветра было достаточно, чтобы деревце упало, оставив сиротливый, наискось срезанный пенек.

— Попробуй! — с гордым видом предложил Андреас. — Сможешь?

Он указал товарищу на соседнюю осину примерно такой же толщины. Франческо взмахнул своей дамасской сталью… и испустил вздох сожаления: сабля не перерубила и половины ствола.

— А ты говоришь, руки слабоваты, — усмехнулся Андреас. — Поехали!

Франческо был уязвлен своей неудачей. Все-то у этого парня выходило лучше: разбойника с дерева он снял, Перрье он уложил… Рубит он тоже лучше…

— Не сердись! — примирительным тоном сказал Андреас. — Вообще-то ты прав, руки у меня слабоваты. Твоей саблей да с твоей силой я бы, наверно, вон ту елку срубил!

Указанная елка была толщиной с талию самого Андреаса.

— Господа оруженосцы, — спросил Ганс Риттер, сидевший до этого в полном молчании и не подававший голоса даже при появлении разбойников, — скажите мне правду, в Шато-д’Ор меня казнят?

— Не думаю, — ответил Андреас. — Мессир Альберт чаще милует, чем казнит. Скорее всего он вернет тебя маркграфу, ведь ты его человек…

— Тогда я погиб… — Ганс совсем поник головой. — Маркграф-то казнит меня наверняка!

— Ну хорошо, — усмехнулся Франческо, — мы попросим мессира Альберта, чтоб он казнил тебя в Шато-д’Оре.

— Не шути так! — строго прервал Андреас. — Парень действительно влип в скверную историю…

— Не польстился бы на поместье, не влип бы! — жестко осадил его Франческо. — Он пошел на подлость, и любая участь ему по заслугам!

— Сударь, — жалобно проговорил пленник, — я пошел на это больше из страха за свою шкуру, чем из желания приобрести земли… Перрье сказал, что тот, кто откажется, потеряет не только право на награду… Это означало, что нас убьют, если мы не согласимся.

— Они бы и так вас убили, — уверенно сказал Андреас. — Всех бы убили, может, и самого Перрье. Хорошо молчат только покойники! Маркграф это знает.

— Вот я и говорю, что пропал! — горько вздохнул Риттер.

— Пожалуй, дела твои плохи… — задумчиво проговорил Андреас. — Впрочем, шанс у тебя есть…

Вскоре за поворотом дороги показались башни Шато-д’Оре. Еще около мили пути — и юноши вместе со своим пленником и добычей въезжали во двор замка. Солнце уже скрылось за холмами, быстро сгущались сумерки.

В замке уже готовились ко сну, однако появление Андреаса и Франческо вызвало огромный интерес.

— Позовите мессира Альберта! — властно распорядился Андреас, и кто-то из слуг стремглав побежал выполнять приказ оруженосца. Но через несколько секунд Альберт уже сам шел навстречу спешившимся юношам.

— Что случилось? — спросил он, нахмурившись. — Вы бились с Вальдбургом?! Он убит? — Голос его дрогнул.

— Нет, ваша милость, это оружие и плащи — подделка… Человек, которого мы взяли, — воин маркграфа!

— О Господи! — воскликнул Альберт. — Что же теперь делать?

— Мессир, — с волнением заговорил Франческо, — на нас, вернее, на мессира Ульриха, была устроена засада…

— По-моему, — перебил его Андреас, — не стоит орать об этом на весь двор.

— Ты прав, — кивнул Альберт, — нам надо поговорить в более укромном месте. Эй, люди! Коней завести в конюшню, оружие и плащи снести в оружейный зал и приставить караульного! Командуй, Корнуайе!

— Сударь, — сказал Франческо, — я думаю, что мне в вашей беседе участвовать не следует. Мне надо спешить к мессиру Ульриху, он ждет меня на постоялом дворе «Нахтигаль».

— Я тоже поеду с ним, — сказал Андреас. — Разумеется, с вашего разрешения, мессир Альберт…

— Я отправлю с вами сотню конных латников, — заявил Альберт.

— Мессир, это ведь добрая половина всех наших людей… Зачем так много? Хватит двадцати человек. А то еще маркграф подумает, что мы вознамерились взять реванш за Оксенфурт…

— Хорошо. Но пока люди собираются, вы должны мне все рассказать.

— Мессир, с рассказом можно подождать до утра. Посадите пленника под замок, а завтра к полудню мы вернемся. Командиром латников поставь Гильома!

«Это он мессира Альберта на „ты“? — мысленно удивился Франческо. — Да еще указывает, что делать?.. Однако… Мне бы за такие слова уже всыпали бы».

— Мы поедем вперед, — сказал Андреас. — Нам нужны лошади, свежие лошади!

— Да, я и забыл, — спохватился Альберт, обращаясь к слугам. — Выведите им самых свежих лошадей…

«Сонный он, что ли? На пьяного вроде не похож… Так уверенно распоряжается утром — и такой мямля вечером… Глядя на него, не подумаешь, что он едва не пришиб этого злосчастного Вальдбурга», — думал Франческо, не переставая удивляться странным переменам в поведении молодого графа.

Конюхи подвели для Франческо молодого жеребца, а для Андреаса — гнедую кобылу, уже оседланных и взнузданных.

— Догоняй, Гильом! — закричал Андреас и вытянул кобылу плеткой. Франческо сделал то же самое, и лошади понеслись в сгущавшиеся сумерки.

Несколько сот метров они прошли лихим галопом, потом перешли на рысь, а затем поехали шагом. Франческо первым начал придерживать коня.

— Они должны догнать нас, — пояснил он.

— Боишься? — спросил Андреас.

— Боюсь? — Казалось, Франческо не понял вопроса.

— Боишься, говорю, ехать без охраны?

— Я?! — оскорбился Франческо. — Что ты мелешь?!

— А слабо с дороги свернуть? Есть тут одна тропка… Правда, через самую глухомань, где, говорят, черти водятся, зато короче вдвое, прямо к «Нахтигалю» выйдем. Ну что, свернем?

— Свернем! — бодро произнес Франческо, у которого мурашки по спине побежали при мысли о путешествии по ночному лесу.

— Вот здесь, — сказал Андреас, острым взглядом выхватив из полутьмы белый камень, отмечавший начало узкой лесной тропы. Он решительно повернул коня, и Франческо опять позавидовал ему: «Вот ведь какой! Лихой парень! Неужели ему ни чуточки не страшно?!» Тьма быстро сгущалась; небо, уже темно-синее, все больше чернело. Яркие звезды все гуще покрывали небесный свод. Луна висела еще невысоко, и свет ее серебрил край неба и вершины холмов. Однако с другого края неба на лунно-звездное великолепие наползали зловещие, мохнатые тучи.

Узкая извилистая тропка потянулась через холм, взбегая вверх по склону. Андреас ехал впереди, время от времени предупреждая:

— Смотри, ветка! Осторожней, камень!

Франческо сердито сопел; ему казалось, что он попал под влияние этого лихого парня, хотя Франческо уже побывал в Палестине и к тому же — чуть ли не граф Шато-д’Ор. «Видит, свинья, что мне не по себе, вот и спрашивает: боишься, боишься?» — думал Франческо. Он решил, что вызовет Андреаса на кулачный бой, как только выберется из этого леса живым и невредимым. Впрочем, кое-какой ущерб Франческо уже претерпел — два раза его крепко хлестнуло по физиономии веткой, нависавшей над тропой, да вдобавок сильно покусали комары.

— Послушай, — неожиданно спросил Андреас, — ты давеча спрашивал, есть ли у меня девчонка, помнишь?

— Помню, — буркнул Франческо.

— А у тебя есть? Расскажи, что ли!

— У меня сейчас никого нет, — сказал Франческо, — раньше были…

— Ну все равно, расскажи… — Просьба Андреаса прозвучала настойчиво, и говорил он каким-то странным, ласковым голосом.

— Ну хорошо, — как бы нехотя согласился Франческо, втайне, однако, весьма довольный тем, что хоть чем-то может похвастать перед своим более смелым и умелым товарищем. — Ладно, я тебе про все расскажу… Значит, так: запомни сразу, я узнал женщину в четырнадцать лет.

— Врешь! — прошептал Андреас с какой-то обидой в голосе.

— Нет, не вру. Это как раз три года назад было.

— Стало быть, тебе уже семнадцать?

— Скоро восемнадцать.

— А мне уже восемнадцать, — вздохнул Андреас и с сожалением добавил: — Значит, ты моложе меня…

— Вот я и удивился, что я уже пробовал, а ты еще нет. Рассказывать?

— Ну, расскажи, расскажи…

— Значит, так. Мессир Ульрих после одной битвы захватил целый гарем баб. У них, у мусульман, жен можно иметь сколько хочешь, только покупай…

— За деньги?

— Можно за овец, можно за коней… хоть за верблюдов…

— А что такое верблюды?

— Это горбатая и мохнатая лошадь. Ничего не пьет и жрет одни колючки… Да еще плюется.

— А как же на ней ездят? На горбу ведь неудобно?

— Седло делают специальное. А бывают такие, что и с двумя горбами, я видел, даже ездил на них… Ну вот, спутал ты меня!

— Ты говорил, что Ульрих гарем захватил!

— Вот про гарем-то ты не спрашиваешь, значит, знаешь…

— Я от Перрье узнал, что это значит…

— A-а, то-то ты у речки говорил, что у него гарем из мальчишек! Он что, приглашал тебя туда?

— Приглашал, — усмехнулся Андреас, — сегодня утром.

— А ты?

— Я согласился.

— А чего ж не пошел?

— Так не к кому идти! Перрье-то уж помер! — ухмыльнулся Андреас.

— Ох и хитер ты! — воскликнул Франческо. — Бьюсь об заклад, что это ты провернул, чтобы узнать, что у мерзавца на уме.

— Положим, ты прав. Но ты еще не рассказал, как узнал женщину…

— Хорошо, слушай. Когда мессир отбил гарем и убил шейха, которому он принадлежал, мы стали думать, что делать с бабами. Их было шесть штук. Старшей под сорок, младшей около пятнадцати. Все они ни чуточки не жалели своего старого мужа и обожали мессира Ульриха, которого сразу же стали называть господином и считать мужем. Но дело в том, что мессир уже дал обет не касаться женщин до того, как станет владельцем Шато-д’Ор. Он тогда говорил: «Сам дьявол прислал мне этот гарем, чтобы погубить мою душу!» А бабенки были как на подбор, причем все из разных мест: одна — из Египта, другая — из Багдада, третья — гречанка-ромейка, четвертая — еврейка, пятая — не то монголка, не то китаянка, а шестая — черная, настоящая нумидийка или эфиопка. Сперва мессир сгоряча хотел их порубать, чтобы они его не смущали. Но тут ему вышло какое-то небесное видение или спьяну что-то померещилось, только рубить их он не стал. Как раз в это время в войне случился перерыв, ни мы на них не нападали, ни они на нас. Стояли мы лагерем в городе Тире, у моря, делать было нечего, еды хватало, и все было бы хорошо, да только мессир все еще не решил, что делать с бабами. Они ни ко мне, ни к Марко не подходили, никаких мужчин не желали, только к мессиру и липли, а ему они, сам понимаешь, были только в тягость. Он и так и эдак пытался их от себя отвадить, и на волю их отпускал, и порол, и заставлял делать самую тяжкую работу, но ни одна и не подумала сбежать, даже ромейка, которая вроде бы не была мусульманкой. Потом мы узнали, что они думали, будто мессир их испытывает, крепко ли они его любят. Мы решили их продать, но город этот мы уже так здорово очистили, что хороших денег ни у кого не было. Мессир Ульрих долго ждал, когда придет караван. Люди говорили, что должен приехать один богатей, у которого водились деньги, однако караван так и не пришел, потому что его ограбили не то наши крестоносцы, не то сарацины. Наконец мессир Ульрих объявил бабам, что видеть их больше не желает и ежели они не уберутся восвояси, то он их всех зарежет. Бабы, однако же, не ушли и сказали, что он уже может начинать их резать, поскольку они все равно умрут от горя. Тогда мессир дошел до отчаяния и сказал, что если они сию же минуту не уберутся, то он зарежется сам. Бабы взвыли и потребовали, чтобы он лучше перебил их всех, но сам не резался. Они вцепились в него и повалили на землю…

В этот момент узкая тропка кончилась, и юноши выехали на залитую лунным светом обширную прогалину на вершине холма. Отсюда открывался вид на окрестные леса и холмы. Днем здесь, конечно, было бы очень красиво, но ночью все выглядело таинственно и загадочно, жутковато… Франческо осекся, увидев эту безмолвную картину. Андреас тоже взволновался и невольно перешел на шепот:

— Смотри, вон видишь огоньки! Это — Шато-д’Ор.

— Далеко… А вот там что?

— Это как раз «Нахтигаль», видишь, совсем близко, только с горы спуститься.

— А вот там? Без огней, темное, прямо под луной?

— Это замок Вальдбурга, до него миль десять, но дорога все пятьдесят напетляет.

— А то?

— Это?! Это на Тойфельсберге кто-то костер жжет, либо разбойники, либо… того хуже…

— Чего? — Франческо похолодел.

— Нечистая сила… — суеверно озираясь по сторонам и осеняя себя крестом, ответил Андреас.

— Поехали скорее! — пытаясь приободриться, поторопил приятеля Франческо, трогая повод. Меринок его всхрапнул и пошел быстрее. Андреас, пользуясь тем, что можно было ехать рядом, поехал с ним стремя в стремя.

— Ну ладно! Бог с ним, с Тойфельсбергом… Давай лучше рассказывай дальше. Пока ты рассказывал, я ничего не боялся!

— Нечего меня заводить было, а то заладил: «А слабо, а слабо?» Меня на гору затащил, да сам же и трусишь… Ну ладно…

Но тут над поляной, сотрясая обступивший ее лес и даже, как почудилось юношам, все окрестные холмы, да и всю землю, послышался громовой, нечеловеческой силы голос:

— Кто нарушил мой поко-о-ой?!

— А-а-а! — заорал Франческо во всю глотку и что было силы вытянул плеткой несчастного меринка. Юноши галопом помчались через поляну, влетели в узкую просеку и, не разбирая дороги и не замечая хлещущих их веток, поскакали туда, куда несли их обезумевшие кони…

А вслед им плыл издевательский хохот, разносившийся по холмам раскатистым эхом…

— Вот так ребята! — бросая наземь жестяной рупор, усмехнулся Петер Конрад, обращаясь к своим молодцам. — Людей не боятся, а чертей опасаются! Не разбились бы только, перепугавшись-то… Ну да Бог милостив, не убьются, зато будут помнить, что с Петером повежливее надо, повежливее…

— Ты прямо как знал, что они тут проедут, — сказал кто-то из разбойников.

— Случайно вышло. Я думал, кто-нибудь нас ловить приехал, вот и решил пугнуть…

— Нас-то напугал больше ихнего, третий месяц с этой железиной бродишь, орешь ночами…

— Ну ладно, пошли спать… — зевнул Конрад и направился к краю поляны, где находилась разбойничья землянка.

Загрузка...