Рысюхин, давайте – за жизнь!

Глава 14

Четыре. Дня. Каторги.

В первый день я совершил ошибку, сперва поехал на службу, а после обеда — на репетицию. Оказалось, что усталость сильно влияет на голос, но ободранные пальцы, как выяснилось чуть позже, работе моей способности не мешают. Но тогда, в первый заход, я был отруган профессором и репетировал гитарную партию. Три часа. Три часа я раз за разом наигрывал одну и ту же мелодию. Да, только «вальс», даже не думая о второй песне. Возможно, в этом был элемент «воспитания», но отпустил меня Лебединский только после того, как я начал оставлять на грифе кровавые отпечатки, причём пожалел в первую очередь инструмент. Хорошо, что в этой академии, как и в нашей, есть дежурная медсестра, и что ей всё равно, из какой я группы и с какого курса: на территорию пропустили, по возрасту подхожу — значит, студент. Слабенькая одарённая жизни за несколько минут затянула ранки тоненькой кожицей и налепила какую-то густую, быстро засохшую твёрдой коркой мазь. И сказала, наивная, три дня не тревожить, ага, как же! Утром размочил «нашлёпки» и обратился у себя в академии к доктору, который владел силой жизни куда лучше и заживил мои пальцы за минуту. Правда, до столовой я после этого дошёл голодный, как медведь по весне.

На второй день я поменял порядок работ, дело пошло веселее, тем более, что одна из Свет владела силой Природы и могла немного подстегнуть заживление пальцев. Но упахивался к вечеру так, что страшно было садиться за руль: и заснуть могу в пути, и руки трясутся. Узнав о такой проблеме, два Гены завели меня и показали небольшую не то гостиницу, не то общежитие для командированных. А так как я по документам был именно прикомандирован к Могилёвскому управлению, то и вопросов особых не возникло, вписали в амбарную книгу номер удостоверения и выдали ключ.

С третьего дня репетиции частично перешли в комнату звукозаписи. Там было душно, жарко и звучало всё, включая мой собственный голос, непривычно из-за покрывавшего стены толстого войлока, глушившего эхо. В итоге я так и не понял, в какой именно момент обе песни были, наконец, записаны.

А на пятый день утром, что иронично — последний день каникул, я заверил своими подписью и служебной печатью последние протоколы и отчёты, выйдя в одиннадцать часов на улицу свободным человеком. Всё-таки нечисто что-то с этим столь долгим отсутствием вызовов на службу. Ладно, так или иначе — разобрались, и свой контакт я, на всякий случай, оставил сразу троим.

Позвонил Маше, выяснил, что она тоже закончила с записью, и мы решили провести этот день вдвоём. К сожалению, в театр в этот день попасть не получалось, но на улице как на заказ потеплело, не так, чтоб под ногами захлюпала каша, но для самого конца января — тепло, где-то около минус трёх. Гуляли, сидели в нашем кафе, катались на авто. Потом, выехав за город, в укромном месте перебрались в прогревшийся к тому времени салон… А ничуть не хуже театра, знаете ли! Главное — ни у кого случайно не окажется билетов в эту же ложу, хе-хе. И посторонние звуки не отвлекают.

А потом началась учёба, и до шестого числа, когда нужно будет приступить к сборке грузовиков для «старых» семейных предприятий можно было отдохнуть, занимаясь исключительно в академии. Красота! Только детали кованые и крупногабаритные, да заготовки под полуоси заказать заранее, чтоб потом не терять время на ожидание.

«Экономика вообще», как я и опасался, продолжилась, но часов в неделю стало вдвое меньше, и в конце семестра будет по слухам зачёт, а не экзамен. Не слишком верится, обычно бывает наоборот: первый семестр ознакомительный под зачёт, второй — проверяется экзаменом весь курс. И дед согласен. Специальные предметы остались те же, но при том же объёме теории добавилось больше практики — лабораторных, практических работ и семинаров, где мы разбирали конкретные практические задачи.

Оба грузовика мы — на сей раз это я, старый мастер и двое рабочих, а не я и дед — собрали за три дня, и на четвёртый только наводили лоск. Сам не ожидал, что так быстро всё получится — руку набили, задача стала типовой, плюс подрядчики научились делать то, что нам нужно, а не то, что получится (по мотивам чертежа в вольном пересказе). В результате получилась накладка: шоферов для перегона продукции мы вовремя не вызвали. Придётся ждать минимум два-три дня, пока Беляковы найдут работников с не самой распространённой профессией и пришлют их в Могилёв.

Ждать так долго не пришлось — отправив для размещения в газетах и на биржах объявление о найме, оба Белякова сами приехали в Могилёв для перегонки техники, решив заодно и по дороге проинспектировать положение дел в Викентьевке. Не сказал бы, что это на самом деле по дороге, расстояние от Буйнич до Смолевич и до Викентьевки было примерно одинаковым, и, что самое удивительное, между Викентьевкой и Дубовым Логом было примерно столько же! Получается, моему главному управляющему и бухгалтеру придётся проехать как бы не вдвое больше, чем если бы поехали сразу домой — хорошенькое такое «по дороге» получается, ага! Тут, скорее, «раз уж всё равно выбрались». Забегая чуть вперёд: в Викентьевке они провели три дня, а оба грузовика здорово пригодились там для ускорения перевозок между селом и Талькой, пусть даже Владу и Климу (который бывший Кнут) пришлось лично сесть за руль. Оказывается, шофёр — профессия дефицитная!

Жизнь пошла спокойная и рутинная, учёба, раз в неделю — работа в лаборатории и время от времени — свидания с Машей. Та была полностью погружена в работу над своим дипломным проектом, как я понял — совместным с Ульяной и ещё несколькими сокурсницами и сокурсниками, сильно переживала и нервничала. Дошло до того, что Екатерина Сергеевна сама выгоняла старшую дочку ко мне на свидание, чтобы та хоть немного отвлеклась и успокоилась! Ну, и «не замечала» определённой припухлости губ и, порою, лёгкого беспорядка в одежде Мурки после возвращения домой. То есть, всё шло настолько гладко и плавно, даже срочных экспертиз «прямо сейчас» никто не требовал, что немного тревожило. Хотя, о чём это я! Каникулы же кончились — а с ними ушёл и аврал.

В своё время съездил, поприсутствовал при установке защитных куполов на нулевом и первом уровне изнанки. Даже здесь обошлось без особых сложностей: затея выпала на день, когда не было ни лабораторных, ни практикумов, а лекции иногда можно и прогулять без особых последствий. Разве что выезжать пришлось очень рано, как никогда до этого, в пять утра, в Дубовый Лог приехал в одиннадцатом часу, примерно за сорок минут до назначенного срока. Близко, конечно, рискованно. Надо было или выезжать раньше, или ехать быстрее, но, в принципе, и так неплохо получилось. К часу всё было закончено, а к семи вечера я вернулся в общежитие, и даже конспекты успел переписать до сна.

А в конце февраля у меня случился настоящий прорыв! Дед, и не только он, не раз упоминал о кристаллической структуре металлов, в том числе — стали, но при этом магия кристаллов их «не видела». Да, я научился определять, какую из граней своего дара использую, какую из вторичных стихий. Это не было чем-то необычным, те же универсалы могут произвольно обращаться к любой из освоенных стихий, но для таких, как я — требует практики и понимания кое-каких теоретических основ.

Так вот, обратиться к металлической детали при помощи стихии кристаллов не получалось никак, хоть я и твёрдо был уверен, знал, что кристаллы там есть. А стихия металла уже достигла такого развития, что я мог ощущать эти самые микрокристаллы, структуру металла. Кстати, был лёгкий приступ паники, когда я вдруг осознал, что солидные металлические конструкции, которыми я привык пользоваться, опираясь на их надёжность, далеко не столь монолитны, как кажутся. Что та же несущая рама фургона состоит из огромного количества кубиков, ромбиков, пластинок, иголочек и тому подобного, непонятно как держащегося вместе! А ну как они развалятся прямо в пути⁈ Пару дней понадобилось потратить на медитации и волевые усилия, чтобы успокоиться и перебороть это чувство, при этом господин Весёлкин, руководитель практики, был очень рад такому прорыву в освоении стихии, хоть и отнёсся сочувственно, даже подсказал пару действенных медитативных техник.

Но как оказалось, настоящий прорыв был впереди. Я сидел в аудитории и пытался ощутить «нащупанный» даром обособленный комочек металла в его толще как кристалл, но всё было тщетно, пока что-то не совпало, щёлкнуло и соединилось воедино: название этой фракции металла, картинка структуры ячейки кристаллической решётки, ощущаемая мной форма микрокристалла, знание о его сути… Кстати, здесь была очередная «засада от деда», названия из его мира далеко не все совпадали с нашими. Мартенсит, аустенит и некоторые другие происходили от фамилий учёных, у нас те же работы проводили люди, которых звали совсем иначе. Так вот, всё это «щёлкнуло» и сложилось вместе, а я почувствовал сразу и косок металла в руках как друзу кристаллов, с их осями, плоскостями и прилеганиями, и то, как что-то течёт по лицу.

В себя пришёл уже в лазарете. Кровотечение из носа, глаз и ушей разом, как и последовавшая за этим потеря сознания напугали других студентов и встревожили преподавателя, но мне показалось, что воодушевление и любопытство у Петра Игнатьевича превалировали. Так, собственно, и было, а я, оказывается, достиг синергии своих стихий! Ну, и на волне этого пробил второй барьер, а наложившиеся друг на друга три встряски организма, каждая сама по себе не слабые, меня и вырубили. Третья «встряска» — это информационный удар по мозгам от разового осознания всей структуры изучаемого образца. Как же я обрадовался, что в момент синергии у меня в руках была гирька от лабораторных весов массой пятьдесят миллиграмм (которые нам, строго говоря, запрещали брать голыми руками, но студентам в целом и мне в частности, было лень каждый раз пользоваться пинцетом), а не, к примеру, железная кружка. Мог словить обширный инсульт и не факт, что меня после этого откачали бы.

Про взятие второго барьера я узнал — точнее, мы с Весёлкиным убедились, когда он притащил меня к академическому оракулу. И тот показал мои параметры — три и один на три семьдесят девять. Не понял⁈ Осенью же перед учёбой потенциал был три пятьдесят два⁈ Прирост больше чем четверть балла⁈

— А чему вы удивляетесь, молодой человек? Синергия — это как раз и есть тот случай, когда целое больше, чем сумма составных частей! Я не исключаю, что по мере усвоения ставшего единым дара потенциал ещё подрастёт, а «четвёрку» к тридцати годам вы будете иметь почти с гарантией — если не забросите саморазвитие! Ну, и кроме того, будут другие приятные эффекты. Сейчас, на третьем уровне силы, становятся доступны техники и методики по изменению химического состава и физических свойств металлов и сплавов. Так вот, вам они будут даваться намного легче. Не в плане изучения — тут, наоборот, могут потребоваться дополнительные время и усилие на осознание сути процесса, но воспроизводиться они будут проще, быстрее и с намного меньшими затратами энергии. Может быть, даже кратно меньшими! Но это — потом, пока что три дня полного энергетического покоя, это и целители сказали, и я со своей стороны повторю! Никаких использований дара, вообще никаких, даже медитативного восстановления резерва или его слива в накопители! Потом пройдём дополнительное обследование и решим с допуском до практических занятий, пока же освобождение от них я сам проведу через деканат.

Меня даже хотели было поместить на эти три дня в лазарет, но я отбился, заявив, что в своей отдельной комнате мне будет легче. Кстати, мне даже мобилетом пользоваться запретили — он, оказывается, подпитывается от владельца, тянет энергию, пусть этот поток и мизерный, но он есть. Значит, и за руль фургона мне доже не стоит, там при просадке уровня заряда накопителя ниже определённого уровня запитывание систем от макра и шофёра включается само. Пришлось просить Надежду Петровну связаться с будущим тестем, чтобы тот передал информацию в лабораторию и Маше.

Кстати, насчёт техник и методик. То, как я пользовался своими силами после их пробуждения, когда проводил первичный осмотр и латание оборудования в тогда ещё не Викентьевке, или при изготовлении первого автомобиля — это был мрак и ужас. Точнее, не так, это было абсолютно невместно, так лучше сказать. В принципе, прямое волевое воздействие на стихию или на мир через неё — это вполне рабочая методика. Более того, она, по сути, основная и излюбленная — но для одарённых высокого уровня, вот просто совсем высокого, желательно не ниже семи! Для тех, кто имеет возможность и право выдавать распоряжения миру, пусть и в мелочи. Одарённым девятого-десятого уровней вообще нет смысла разучивать техники и заклинания, разве что для некоторой экономии сил в случае длительного интенсивного сражения, к примеру.

И тут я, со своим на тот момент не взятым даже первым барьером, да… Грустно и печально, и совсем не удивительно, что тратил неимоверное количество сил на простейшую работу. А в целом за такое «нахальство» мог и поплатиться потерей части потенциала — хвала Рысюхе, такого не случилось! Это, собственно, одна из причин, по которым молодым одарённым запрещают самим «что-нибудь намагичить» без присмотра и руководства старших.

Три дня без использования дара, с одними только теоретическими занятиями, тянулись долго. Несколько развлекало, хоть и весьма специфичным образом, изучение тех слухов, что сокурсницы и сокурсники сочиняли по поводу моего освобождения. Чего там только не было! Пожалуй, воздержусь от пересказа, но «выгорание ауры из-за нарушенной божественной клятвы» и «проклятие изнаночного (!) шамана» были не самыми бредовыми и заковыристыми.

На четвёртый день целитель провёл обследование и ещё какую-то процедуру. Когда я неосторожно предположил вслух, что это было «укрепление каналов», то узнал о себе много нового и отчасти неожиданного. В частности, что любая попытка «укрепить» каналы приведёт к прекращению их роста и развития, сделав «укреплённого» индивида инвалидом. В общем, зарёкся я высказывать какие-либо догадки и соображения при этом целителе. По окончании обследования он выдал мне ещё сутки освобождения (значит, лабораторную надо будет делать в ближайшую субботу в компании с залётчиками), но мобилетом, поколебавшись, пользоваться разрешил.

Я, разумеется, сразу захотел поболтать с Мурочкой, но успел включить голову раньше, чем вызов: во-первых, она сейчас, скорее всего, занята, а во-вторых, мы с ней проболтаем часа полтора-два минимум. Так что сначала — новости.

Новости радовали своей по большей части предсказуемостью и отсутствием сенсаций. Ну, почти отсутствием, но об этом позже. На изнанке зарегистрировали самый короткий день, продолжительность его начала расти, так что там, в пересчёте на календарь лица мира, на самом деле конец декабря и разница во временах года почти ровно два месяца, точнее высчитаем позже, определив перед тем продолжительность года там. Самая холодная ночь отметилась температурой минус девять, наибольший дневной мороз — минус пять. Или климат там мягче, или зима выдалась тёплая, может быть и так, и эдак, более-менее точно можно будет сказать лет через… много.

За месяц охотники добыли ещё пять черепах, но только одна оказалась крупнее первой, а самая мелкая весила «всего» шестьсот сорок килограммов. Минские рестораны создали у себя запасы черепашьего мяса, так что образовались «излишки», которые пошли в Вильню и другие губернские города, но там вряд ли купят много, так что надо или снижать темпы добычи или продавать в Москву, Варшаву и, возможно, в столичный Питер.

С макром из первой черепахи в минском представительстве гильдии разобраться не смогли, хотели уж было сгоряча сделать из него очень большой накопитель для водников, но всё же передумали и отправили в столицу. После чего на восьмой день приехали три офицера в военно-морской форме и один офицер СИБ, привезли немыслимые для макра нулевого уровня семьсот рублей и задали два вопроса: откуда и есть ли ещё. Выкупив оставшиеся, за самый маленький дали пятьсот, заставили подписать обязательство не разглашать назначение кристалла (которого гильдейцы и так не знали) и уехали в Дубовый Лог, где довели до скупщика критерии оценки и до всех заинтересованных лиц — что все такие макры должны идти только и исключительно по отдельно указанному адресу. Предупредив, мол, «если что» — то будет больно. Очень. Всем причастным и тем, кто могли быть причастны. На чём и откланялись, даже чаю не попили, зато остановили в Смолевичах скорый поезд «Брест — Москва», что сроду у нас не останавливался. Причём к поезду был прицеплен отдельный классный вагон, куда и загрузились все четыре офицера, а с ними — десяток вооружённых матросов охраны.

По итогам обсуждения случившегося все, кто был в Дубовом Логе, решили, что больше всего в жизни, на данный момент, хотят НЕ знать о том, какую особенность нашли в черепашьем макре. И я к этому решению присоединился.