Это были очень, очень длинные и насыщенные восемь дней! Ну, а что я хотел — сессия же сдана, начались каникулы, значит — времени перевести дух не будет. Это сарказм, если что. Облазив, казалось, весь Могилёв и его пригороды я, кажется, нашёл два варианта, где и жильё выглядело приемлемым, и продавцы — адекватными. Нет, я понимаю, возраст мой может спровоцировать на попытку «обдурить пацана», но совсем за идиота держать⁈ А как ещё понимать заходы такого типа: мы дом продаём, ты покупаешь, но оформляем как аренду, потому что… Ну, и тут истории разной степени фантастичности, от душащих фискалов до козней бывшей тёщи. Угу, конечно! У особо ушлых ещё и в договоре были прописаны условия одностороннего разрыва аренды по целой куче весьма расплывчатых поводов, которые давали основания законно, хоть с полицией, выкинуть «покупателя» уже через месяц. По подсказке деда я таким отвечал так:
— А давайте наоборот! Я у вас домик сниму, а документы оформим на покупку, я со всеми проблемами разберусь — и продам его вам обратно?
Почему-то никто не согласился, одна вздорная баба даже верещала что-то неразборчивое, но клинок, который я начал вынимать из ножен, заставил её удержаться от прямых оскорблений меня или рода. Зато какой-то пожилой жучок взглянул вроде как даже с уважением. Остались, как уже упоминал, двое, которых не смутило и не заставило передумать даже упоминание того, что жить здесь будет дочка жандармского полковника, и её папа тоже проверит и дом, и сделку. До упоминания будущего тестя, кстати, вариантов, которые мне казались совершенно «прозрачными» и надёжными было пять, но трое, услыхав про Отдельный корпус, тут же сделку заключать передумали, оставив меня думать, что же там было не так с домом или продавцами.
Один дом был меньше, всего две жилые комнаты — гостиная и спальня, плюс кухня, топочная и прочие подсобные помещения. Зато к нему прилагался довольно большой участок с несколько запущенным садом из дюжины плодовых деревьев, а между воротами и бывшим каретным сараем мог с лёгкостью поместиться фургон. Сам дом был слегка отдалён от улицы и входных ворот с калиткой, до него было идти метров пятнадцать, огибая змейкой два роскошных куста сирени. Требовалось нанять людей для расчистки участка и выноса хлама из сараев, но это всё решалось легко и быстро, от силы за неделю. Зато — тихое уединённое место. И можно как купить (сравнительно недорого), так и арендовать минимум на год.
Второй дом стоял на более оживлённой улице, выходя на неё фасадом. В нём было две спальни (или спальня и детская), столовая-гостиная, кабинет и комната для прислуги около кухни. Чистая половина располагалась справа от входа, кухня и хозяйственные помещения — слева. Из прихожей и из кухни можно было попасть в крошечный дворик между домом и дровяным сараем. Чисто теоретически, фургон здесь мог поместиться, но только если поднять его, повернуть в воздухе и аккуратно опустить во двор сверху. Ну, и сам дом, хоть и явно более «барский», был «уставший», настоятельно просил хотя бы косметического ремонта. Так что заселение могло задержаться минимум на месяц. Также смущало, что владельцы рассматривали только вариант продажи дома, никакой аренды. Ну, и никакого уединения: крыльцо выходило сразу на тротуар, постоянные прохожие под окнами…
Для принятия окончательного решения требовался вердикт Маши, но она вся ушла в свадьбу, как недавно в дипломный проект, а выбор платья и причёски казался более важным. Не понимаю: как выбор того, что будет использовано один раз в течение максимум суток может быть важнее, чем жильё на ближайшие два года?
— Э, брат, это ты зря, — Мурлыкин был настроен философски. — Мария вся в мать пошла в этом вопросе. У нас когда-то чуть до отмены свадьбы не дошло дело, когда я насчёт причёски примерно так же высказался — мол, какая разница, что там полдня на голове будет, тем более — под шляпкой. Главное, мол, чтоб потом легко снималось.
Мы оба вздохнули.
— Обзывала меня всяко. А потом, когда мы это всё разбирали, где-то на моменте поиска двадцать пятой или двадцать шестой шпильки, около часу ночи, Катя и сама то же самое примерно сказала, мол, сбрить готова, лишь бы быстрее избавиться. Но сейчас напоминать об этом я не рискну.
Так или иначе, но в идее добиться внятного ответа до свадьбы я разочаровался. По совету опытных людей снял номер «люкс» в ближайшей к месту проведения свадьбы гостинице на трое суток с днём заселения в день свадьбы. Будет друзьям задача — съездить, убедиться заранее, что всё готово, накладки и нестыковки мне тут ну вот совсем не нужны.
Кстати, о друзьях жениха, которых дед упорно обзывает «свидетелями» — ну, хоть не «потерпевшими», и то ладно. И нет, дед, я тут тоже не потерпевший! Сокурсники сразу после сессии разбежались, как тараканы на свету. Я на них и не рассчитывал, честно говоря, но вот Вязовского держал в уме как возможного кандидата, увы — он тоже уехал домой по вызову отца. Позвал Влада Белякова, он приехал за два дня, на пикапе с грузом выпивки, которую «собирали всем заводом», составив максимально широкий ассортимент и с идеей того, что «мальчишник нужен обязательно». Вторым дружком стал один из «дядь» — Гена, выбранный за повышенную гибкость языка и характера, с прицелом на использование его в качестве главной ударной силы при выкупе невесты.
Пескарского пригласил в качестве гостя, дружкой его звать было не по чину. Ещё в качестве гостьи не мог не позвать Большую Свету, просто не мог устоять перед соблазном посмотреть на неё в такой обстановке, не всё ей меня дразнить. Вообще список гостей с моей стороны был очень уж куцый: Егор Фомич с супругой (Архип Сергеевич остался на хозяйстве, ссылаясь на возраст), Пескарский, Света Мефодьевна, Надежда Петровна и профессор Лебединский в качестве посаженного отца, да двое дружек. Остальные или далеко — если Смолевичских знакомых брать и сокурсников, или мне их не по чину звать, или им будет не по чину приглашение принимать. Екатерина Сергеевна, глядя на мой список, только сокрушённо качала головой. Потом меня просветили — от длины моего списка зависит список гостей с его стороны. Можно больше, даже в разы, но не на порядок. Разве что часть гостей провести как «общих».
Вообще эти восемь дней между сессией и свадьбой я очень активно изучал все свадебные обряды и обычаи, готовился, как к экзамену. А знакомые, особенно в лаборатории, пересказывали кучу историй из жизни знакомых, от смешных до пугающих. Зато смог, насколько хватило фантазии, подготовиться к разным козням, которые могли быть при выкупе, но там же Вася… Специально для неё заготовил килограмм монет по копейке, ещё по килограмму трёх- и пятикопеечных, а также разменял пятьдесят рублей «серебром» и сотню — монетами и купюрами от рубля до пяти. Также закупили с Владом и загрузили в фургон кучу мелких вещиц, галантерейных и не только, ведро карамелек, а также предусмотрели место для размещения пары ящиков водки — переданной с регулярным грузовым рейсом из Курганов и привезённой Владом. Большая часть груза пикапа ушла в ресторан, но кое-что осталось. Сомневаюсь я, что в Могилёве, как в деревнях, будут перекрывать дорогу жердями и табуретками, но — пусть будет, не пригодится сейчас — придумаем применение позже.
Мальчишник мы всё-таки устроили, силами всех «дядь» и примкнувшего к ним Влада. Неплохо погуляли, хоть и безо всяких безумств наподобие тех, что показывал во внутреннем кинотеатре дед, и даже без тех приключений, на поиски которых под конец вечера потянуло некоторых собравшихся. Сидели, немного выпивали (ну, не все немного), закусывали, разговаривали. Все травили байки о семейной и холостой жизни, о гулянках, в которых участвовали и о приключениях, после гулянок найденных. Ну, и просто шуточки отпускали, порой довольно сомнительными. Безоговорочным чемпионом тут был дед, хорошо, что его никто не слышал, за исключением меня. Как пример одной из приличных, относительно остальных, дедовых шуточек:
«Вызывая на мальчишник девочек лёгкого поведения главное не получить в гости весь девичник!»
Ближе к концу вечера я порадовался, что по совету деда снял стоик в заведении, которое относительно рано закрывалось: к десяти часам нас попросили рассчитаться и вежливо, но непреклонно выпроводили на улицу. Желание продолжить высказали только двое и, не найдя поддержки, ушли куролесить дальше своей компанией, а мы с Владом двинулись отсыпаться перед завтрашним.
Утром мы с Владом, что с разрешения коменданта жил в моей комнате, поднялись, позавтракали, переоделись в парадное, а на подходе к фургону меня вдруг накрыло! Такое ощущение, что все переживания, которые терзали Мурку мою последний месяц свалились на меня разом. Какой-то иррациональный страх, даже трудно точно сказать — перед предстоящим или из-за того, что всё может сорваться. В голову чего только не лезло: попадём в аварию, Маша заболеет и прочее, всё менее разумное и вероятное.
— Э, брат, да ты весь белый! Это тебя проняло-то! Ну, давай, успокаивайся!
Попытки глубоко дышать или, там, сделать зарядку не помогали, тем временем подошла Надежда Петровна, которую мы взялись подвезти. Нужно было ехать, однако я только с третьей или четвёртой попытки смог попасть рукой по дверной ручке.
— Не, братка Юрась, так ты нас всех до ближайшего столба только довезёшь. Лезь-ка ты на пассажирское место, я тебя сегодня повожу! — Влад подумал немного, потом метнулся к задней части фургона. Вернулся он с бутылкой «Пшеничной» и стаканом, сорвав пробку налил почти полный:
— Давай, хлебни для храбрости!
Я трясущимися руками взял стакан и, не чувствуя ни вкуса, ни крепости, думая только о том, чтобы не облиться, выпил всё налитое. Влад только крякнул, глядя на такое дело. Чтобы не оставлять меня одного — загрузили в салон вместе с комендантом, которая всю дорогу пыталась меня растормошить, что-то рассказывала, задавала какие-то вопросы, но у меня словно горло перехватило, мог только хрипеть. Увидевший такое дело Гена «Зубы», которого мы подобрали по дороге в условленном месте, не задумываясь повторил «терапию» от Влада: увидев стоящие на столике стакан и бутылку, а мы их никуда не прятали, просто в голову не пришло, вновь налил мне по рубчик водки и заставил выпить. Когда стакан опустел, скомандовал:
— А теперь глубокий вдох, и на выдохе: «Аааа!»
— «Бэ», блин! Меня же развезёт сейчас — второй стакан за полчаса, залпом и без закуси!
— О, пробило! Отлично, работаем!
Дорогу нам всё же перегородили — перед самым въездом во двор, сооружение состояли из двух разномастных стульев и боком лежащей на них садовой лестницы. Малолетних строителей баррикады, сверкавших глазёнками (приключение же!) полностью удовлетворила щедро брошенная в воздух горсть конфет, а исподволь руководившего ими дворника — бутылка «Ржаной» и полукольцо копчёной колбасы. После этого стулья и лестница отправились в дворницкую, а мы — в мурлыкинский двор.
Там, при выходе на свежий воздух, меня на самом деле и «пробило», и «отпустило», так, что я начал воспринимать всё отрешённо, как сквозь стекло. Даже немного жаль, что процедуру выкупа толком не воспринял, было явно весело. Гена сверкал зубами и остроумием, сыпал прибаутками, аргументами и мелочью, Влад подносил ему заказанные «боеприпасы», а я, как положено по канону, стоял за спинами, «бросая томные взгляды на окна возлюбленной». Не знаю, на сколько они были «томные», а вот сам я оказался в какой-то момент «амаль непрытомны[1]», благо, Надежда Петровна заметила и что-то объяснила тёще, которая тихонько подошла ко мне и, взяв за руку, слегка даже не протрезвила, а просто привела в чувство. Тем временем процесс выкупа подошёл к концу, и финальной точкой послужил как раз мешок с копейками. Гена буквально осыпал ими руководившую обороной Василису, отпустив при этом какой-то комментарий, которого я не расслышал, а Вася покраснела (Василиса! Покраснела! Да ладно — я не так и много выпил!) и, махнув рукой под смех зрителей отошла в сторону. Правда, в конце взмаха она каким-то на редкость плавным и логичным жестом выхватила у Гены мешочек с серебром. И сделала это столь естественно и непринуждённо, что мой дружка даже не сразу сообразил, что, собственно, только что произошло. Ай да Вася! Усыпила бдительность и урвала свой трофей, как кошка мышку!
Но тут вышла моя милая, моя невеста — и всё остальное не исчезло, но перестало представлять хоть какой-то интерес. Платье, причёска — всё это, конечно, было. Не могло не быть, люди бы не поняли, хотя я бы предпочёл обойтись без них — и без свидетелей в том числе. Что ещё могу сказать про платье? Оно было, скорее всего, белое. Или, во всяком случае, светлое. И, пожалуй, пышное. По крайней мере, какие-то складки я помню наощупь, когда позже, уже после заключения брака, подхватил Машу на руки. Единственное, что я видел — это она, моя Машенька, такая родная и, одновременно, кажущаяся незнакомой, более… Не могу подобрать слова даже. Как куколка, но живая, очень живая, и словно светящаяся. Стоял, любовался, и был вполне счастлив, пока меня не ткнул в бок Гена.
— Юра, отомри! Опоздаем!
Взял невесту за руку и повёл к выходу со двора, где у ворот уже ждала наёмная карета. Да, мой фургон удобнее, комфортнее, быстрее и безопаснее, но — традиции, и всё тут! Невеста благородного происхождения должна передвигаться только и исключительно в карете. Причём из дома к месту заключения брака — с подружками, отдельно от жениха, у которого вторая карета же, обратно — муж с женой, а дружки — с подружками. В подружках, кстати, Ульяна и какая-то незнакомая мне девица. Увидел их и узнал Ненасыть только когда они оттёрли меня возле входа в экипаж.
Потом были полтора часа бессмысленных для меня перемещений по городу. Нет, символизм и прочее я знал — вроде как невеста прощается с какими-то знаковыми для неё местами, но смысл в этих символах, если она никуда из города не уезжает? Один раз кормили птиц — в специально отведённом месте, специально заготовленным и подготовленным зерном. Периодически на нас налетали стайки детей с поздравлениями — их Гена или Влад осыпали горстями конфет, или с теми же целями подходили подростки либо взрослые. Им шли другие сувениры и подарки, а Гена при этом ругал себя и Васю, утащившую серебро, как раз для раздач на этом этапе предназначенное. Пришлось ему импровизировать, а при первой возможности — разменивать мелкие купюры, на что лавочники поутру шли неохотно — им ещё весь день сдачу давать, вот вечером они мелочь сгружают в обмен на более крупные деньги весьма охотно.
Последняя остановка по пути к месту регистрации — у памятника Императору. Вроде как предстать перед ним и попросить благословления. Интересно, какая паника поднялась бы, если б памятник на самом деле кого-то благословил? Надо же, какая чушь в голову лезет, что с мелочью, что с памятником-големом…
В ратуше — хотя на самом деле это, разумеется, никакое не здание самоуправления, а присутствие городского головы и губернатора, но все называют, как проще — нас встретил сам мэр. Видимо, из уважения к статусу тестя, или моего посажённого отца — Лебединского. Толкнул дежурную речугу о том, какая мы красивая и многообещающая пара, как он рад и счастлив и так далее, главное — что был достаточно краток, уложившись в семь минут. Я его даже зауважал за это. Приближалось главное действо, которое, в принципе, можно провести хоть вдвоём посреди леса.
Правда, предстояло ещё одно действие, которое, наверное, было главным с точки зрения чиновников — запись в учётную книгу. Опять же — в традиционной стилистике, которая, наверное, больше нигде, кроме как при регистрации брака не используется. «Девица рода Мурлыкиных, Марией рекомая, дщерь Василия, исходит из рода отца своего для вхождения в род мужа своего, Рысюхина Юрия Викентьевича, аки жена законная». И — две заверяющие печати, моя и самой Маши. И это — последний документ, который она заверит своим перстнем. Потому что самому перстню существовать осталось недолго.
Клятва перед лицом богов. Не такая, как под присягой, не требующая следить за каждым оттенком слова, формализованная за века, но при этом одна из тех, что достоверно привлекает внимание богов. И вот, финальным штрихом — фактический переход невесты в род жениха. Этот ритуал сильно зависит от богов, их взаимоотношений, да ещё неведомо от чего. В нашем случае — я просто коснулся своим перстнем перстня Маши. Оба они подёрнулись рябью, и вот на пальчике моей Мурки вместо серебряной печатки члена рода — адамантовый с золотым гербовым щитом перстень жены главы рода. Всё, с этой секунды перед лицом богов и империи Маша — моя жена.
[1] Почти бессознательный (бел).