Рюрикович (СИ)

Глава 11

«Меч и слово — вот что у ведаря не должно тупиться никогда»

Кодекс ведаря

Мы вылезли не через двести метров, но разве скажешь об этом Сафронову? Он был четко уверен, что мы прошли ровно это расстояние и ни метром больше!

Я не стал его разубеждать. А зачем? Всё одно ничем этот спор не закончится. Сафронов будет стоять на своём, а я на своём. В конечном же итоге даже победа в споре ни к чему не приведет, как и поражение.

Вместо этого мы вышли на улицу в районе Китай-города. Сафронов сделал такое лицо, как будто он сюда и планировал вылезти. Мы сделали такие лица, как будто ему поверили.

До вокзала ещё несколько километров, но туда торопиться уже не имело смысла — закрытие Омута потребовало времени и теперь поезд ушел без нас.

— Как будем догонять? — спросил Сафронов у нас. — С царской охраной связываться опасно — внутри кто-то очень не любит Ивана Васильевича.

— Ловим такси, — пожал я плечами в ответ. — Если поторопимся, то можем успеть перехватить поезд в Сергиевом Посаде.

— Да? Может быть, тогда успеем по пути заехать куда-нибудь помыться? — с надеждой в голосе спросил Годунов. — А то мне кажется, что одежда провоняла насквозь канализационным абмре.

— Потерпим, — ответил я и вытащил телефон.

Хоть зарядки оставалось и немного, но хватило, чтобы вызвать такси.

Пожилой таджик покосился на нас, когда мы ввалились к нему в машину. Я вытащил несколько купюр:

— Многоуважаемый, не морщи нос. Это вот за неудобство, а это за химчистку. Ещё получишь сто рублей сверху, если домчишь нас до вокзала Сергиева Посада вовремя! Не смотри так — были обстоятельства…

— Понял, дарагой! — отреагировал таксист и тут же стартовал с места.

Я откинулся на спинку сидения, нимало не заботясь о том, что могу его испачкать или пропитать запахом. Заплаченных денег хватило бы с лихвой, чтобы полностью выскоблить эту механическую карету. Мне же надо было чуточку отдохнуть и перебрать полученные сущности.

— Вы эта… гости столицы, да? — услышал я краем уха голос таксиста.

— Уважаемый, веди машину и меньше спрашивай, — посоветовал я в ответ. — Не прими как грубость, но мы слегка устали и предпочли бы ехать в тишине. Или музыку какую поставь, только не этих своих, заунывных аксакалов…

— Ой зря, хароший музыка у нас. Душевный! — хмыкнул в ответ оскорбившийся таксист, но всё-таки замолчал.

Да знаю я, что водитель такси — это навигатор, психолог и иногда невольный свидетель караоке-выступлений на заднем сиденье. Но сейчас мне нужно было немного тишины.

Молчаливый Тычимба уже успел сформировать в хранилище полученные сущности так, что в моем нагрудном кармане появилось три небольших колбочки. Эти самые колбочки потом можно будет продать людям, ценящим получение жизненной энергии. От волокуш немного прихода, но зато и проблем с получением сущности тоже мало.

Три колбочки тянули на шесть сотен. Немного, но всё-таки какой-никакой заработок.

Тем временем мы выбирались из Москвы. Утренний поток «замкадышей» уже успел превратиться в густую заводь, но таксист умело маневрировал, то ныряя в близлежащие дворы, то протискиваясь в нереально узкие щели. Хоть моргал аварийкой в ответ на возмущенные сигналы и то ладно.

В Москве всегда так — утром наводняют приезжие с Подмосковья, вечером они же дружной толпой стремятся быстрее вырваться из каменных джунглей. Нам «посчастливилось» попасть на утренний забег.

И мы почти выбрались из белокаменной, когда на перекрёсток с диким рёвом выскочила лакированная чёрная «Победа». Нагло, беспринципно, на красный свет!

Наш таксист ударил ногой по тормозам, но машина не смогла среагировать также быстро, как человек. Такси боднуло в край выскочившего наглеца так, что того занесло и развернуло на полосе. «Победа» едва не зацепила стоявшие неподалёку машины.

Из автомобиля тут же выскочил молодой человек в дорогом костюме. Его белые прилизанные волосы даже не растрепались от удара, но на холёном лице была написана такая злоба, как будто таксист обесчестил всех женщин его рода вплоть до пятого колена!

— Ты! — завопил он ещё на половине дороги до такси. — Ты, водила грёбаный! Неужели не видишь, кто едет? Чего вылупился? А ну вылазь, сейчас будем считать ущерб! Ты у меня последние штаны продашь, чтобы всё покрыть, шаромыжник тупоголовый!

— Я… я… Зачем ругаишься? — заблеял побледневший таксист.

— Ты знаешь, кто я? — подскочил ближе белобрысый и дернул за ручку двери. — А ну открой, а не то я тебя через окно вытащу!

— Я знаю вас, Иван Петрович! — проговорил Сафронов, вылезая с заднего сиденья. — Вы сын боярина Петра Ивановича Шуйского, особы, приближённой к царскому трону! И также я видел…

— Что ты видел, пёсий сын? — тут же тявкнул белобрысый. — Видел, как этот урод протаранил мою машину?

Сафронов хотел было что-то сказать, но под суровым взглядом белобрысого прижал руку к груди и поклонился. Не склонившийся перед созданиями Бездны он опустил голову перед боярским сынулей.

Хотя и его можно понять — в Омуте Бездны он отвечал за себя и за нас, а сейчас за ним стояли ещё жена и дети. Если что, то Шуйские могли устроить «райскую жизнь» не только тому, кто их огорчил, но также и их семьям.

— Так что, что ты видел? — снова выкрикнул Шуйский.

— Ничего, ваша милость, — едва слышно проговорил Сафронов.

Остальные участники дорожного движения предпочли не гудеть и не связываться с бушующим на улице молодцом, аккуратно объезжая место происшествия. Если прибудут ребята с ЦАИ (царской автомобильной инспекции), то это уже их головняки. Но вряд ли они прибудут — камеры успели срисовать номера «Победы» и теперь все московские инспекторы предпочтут держаться как можно дальше от этого места.

— Я… Я… Зачем кричишь? Нада цаишников вызывать, камеру сматреть! — продолжал закапывать себя таксист.

Я уже понял, кого выставят виноватым, но потакать такому не собирался. Вместо этого я тоже вылез со своего места и проговорил:

— Я видел, как боярский сын выскочил на красный свет. У нас что — для бояр другие светофоры висят, отличные от обычных людей?

Шуйский нахмурился, пытаясь увидеть во мне знакомца. Без сомнения, он видел раньше и эти скулы, и губы, и нос, но после переделки Марии Никифоровны меня уже труднее узнать. И поэтому Шуйский решил, что ему просто привиделось. Он презрительно скривился:

— А ты кто такой? Смердит от вас всех за версту, как будто вы в говне купались!

— Можно и в дерьме искупаться, но чистыми остаться, а можно под ясным солнышком прогуляться, а испачкаться так, что вовек не отмоешься, — процедил я в ответ.

— Ты чего загадками разговариваешь, холоп? Или не видишь — кто перед тобой? А ну, склонись и проси прощения, а не то заставлю пыль с ботинок слизывать! — гаркнул Шуйский.

— Да у меня что-то спину сегодня прихватило, — улыбнулся я в ответ. — Не могу согнуться так низко!

— Я согну! — с угрозой проговорил Шуйский, создавая на ладони водяной шар.

Ну да, стихия Шуйских — вода, в этом отношении они сильны. Недаром и свои города строят всегда на берегах рек, чтобы черпать силы поблизости.

Боярин уже успел забыть и про машину, и про незадачливого таксиста. Сейчас перед ним стоял человек, который не согнулся в благолепном поклоне, не опустил глаза, даже не моргнул. Для Шуйского я сам был загадкой, и он эту загадку не спешил разгадывать. Всё-таки чуял нутром, что не всё со мной ладно…

Я же улыбаюсь в ответ до тех пор, пока Шуйский не подходит вплотную. Он смотрит надменно, но в глубине глаз я вижу неуверенность и растерянность.

— Боярчук, меня нахрапом не возьмёшь, а вот ответить я могу. И перед человеческим судом, и перед Божьим, — неторопливо говорю я, сверля его взглядом. — За то, что на отцовской машине рассекаете без спроса, это вам отец выволочку сделает. Сразу же видно, что сами за рулём едете, а не водитель отцовский, значит, без разрешения взяли. За то, что правила не соблюдаете — вашему отцу ЦАИ вероятнее всего уже сообщили. А за то, что решили родовой магией воспользоваться и угрожать честным людям вздумали… Да ещё и оскорбили… За это я с вас спрошу! И спрошу не один раз, будь уверен!

— Да кто ты такой? — Шуйский отвел взгляд и посмотрел на Сафронова.

Однако, ответил не Сафронов. Вместо него слово взял Годунов. Он вылез со своего места и тонко крикнул:

— Это царский сын Иван Фёдорович! Неужели не узнали, ваша милость?

Шуйский не убрал с ладони водяной шар, но зато его глаза распахнулись. Вот теперь он узнал меня. Узнал и понял, что дальше быковать не стоит. Он оглянулся на машину.

Оттуда вылезла девушка неземной красоты. Она словно сошла с подиума, где ей только что надели корону «Сударыня Россия» — самого престижного конкурса планеты. Лёгкий топик подчеркивал высокую грудь, шелковая юбка шаловливо оглаживала крутые бедра. На плоском животе ни грамма жира. Конская грива волос невероятной волной падала на плечи. А губы…

Вот сколько миров я посетил, в скольких постелях одержал любовные битвы, но чтобы такое сокровище просыпалось на руке, разметав шикарные кудри по подушке… Я невольно сглотнул.

Такое чудо я видел впервые! Эта девушка собрала в себе лучший генофонд этой планеты!

— Господин, может вы перестанете так отчаянно протирать глаза о спутницу господина Шуйского? — шепнул мне на ухо незримый Тычимба. — Иначе могут подумать что-то не то…

Во как, появился, когда не просят. В канализации от него ни весточки, ни слуха, а теперь, на улице взял и проявился. Слуга, называется…

От голоса Тычимбы я вздрогнул и перевёл взгляд на Шуйского, который покраснел, но не опустил руку с водяным шаром. Что же, его можно было понять — сейчас он выпендривался перед своей спутницей и не знал, как выпутаться из сложившейся ситуации. Склониться предо мной — означало признать себя виноватым, а вызвать на дуэль ведаря… Ну, это такое себе удовольствие. Даже если ты с детства обучался владению родовой магией, то вряд ли стоит выходить против того, кто сотни раз смотрел смерти в пустые глазницы и способен на всё, лишь бы выжить.

Против ведарей не выпускают людей даже на Арене Смерти. Только монстров…

— Мы перенесём наш разговор на более удобное время? — проговорил я лениво. — Или вы желаете продолжить беседу?

Ну, скажи же, что ты хочешь удовлетворения! Скажи и тогда я протащу твою холёную морду по асфальту прямо до ножек этой богини! Скажи же, чувырло!

— Как вам будет угодно, ваше величество, — чуть поклонился Шуйский, сразу же сбросив с руки водяной шар.

Шар разлетелся на сотни мелких брызг, намочив мои штаны.

— За это я тоже отдельно с вас спрошу, боярчик, — проговорил я с улыбкой. — И не стоит злиться, ведь Бездна рядом.

Да уж, теперь Бездна приблизилась донельзя близко. Даже в столице появились Омуты…

— Я всегда к вашим услугам, ваше величество, — чуть поклонился Шуйский, а потом направился к своей машине, даже не удостоив взглядом остальных.

Мне это не понравилось, поэтому я бросил ему вслед:

— Господин Шуйский, вы забыли заплатить за ущерб таксиста!

— Ой, вай-вай, нэ нада, тут чо? Тут царапына! — засуетился водитель.

Он как раз вылез и оглядывал повреждения своей «ласточки». Даже попытался приделать номер на повреждённый бампер.

Красавица в упор смотрела на меня, не сводя глаз. Она вроде бы была мне знакома, но… Когда я её мог видеть? Как давно? Не помню. Может быть, маленькими мы даже были знакомы, но потом… Потом ведарская выучка выбила из памяти все остальные ненужные воспоминания.

Шуйский оглянулся на меня, чуть дернул крыльями носа. Потом достал кошелёк, вытащил две пятисотенных купюры, скомкал их и швырнул к ногам водителя.

— Сдачи не надо! — цыкнул он и направился дальше.

— Сдачу получите позже, ваша милость, — едва слышно проговорил Сафронов.

Специально сказал негромко, чтобы уходящий не расслышал. Зато расслышал я и это заставило улыбнуться.

Шуйский сел в машину и унёсся прочь, увозя с собой обиду и самое прекрасное существо на свете…