«Каждый ведарь достоин своего обеда. Если ведаря не приглашают к обеду — значит ведарь только окончил завтрак»
Кодекс ведаря
Позже меня провели в менее просторные покои. Тут уже не было той пафосности и помпезности, которые я наблюдал немногим ранее. Зато тут была куча защитных заклинаний и обереги по углам комнаты поблёскивали не просто так. А ещё бородатые стрельцы возле двери просканировали меня взглядами так, что я почувствовал кожей лучи рентгена из их глаз. Просветили насквозь, до печёнок достали.
Провожавший служка сразу испарился, стоило мне пересечь черту двери. Я остался один. Время осмотреться у меня было. В эту комнату меня завели неслучайно, явно для какого-то серьёзного разговора. А если разговор будет серьезным, то стоит принять кое-какие меры.
— Тычимба? — проговорил я вполголоса.
— Внимаю, хозяин, — прошелестело еле слышно.
— Прошерсти покои на предмет прослушки.
— Уже сделано.
— Результат?
— Три ушка заткнуты, два глазка спят. Стукачки переведены в режим бездействия, — отчитался мой невидимый слуга.
Сейчас мой слуга невидим, но вот в другое время может принимать вид расплывчатой фигуры с завихрениями дымка внутри. Мы с ним вместе заходим уже не в первую жизнь защитника человечества, поэтому начали понимать друг друга с полуслова.
— Тогда сиди и слушай, по возможности — записывай! — скомандовал я всё так же вполголоса, а потом развернулся к двери, за которой послышались уверенные шаги.
Дверь беззвучно отворилась, и на пороге возник один из бородатых стрельцов. Он кинул внутрь комнаты новый сканирующий взгляд, не нашёл ничего любопытного и поэтому отшагнул в сторону, застыл у двери, взяв на изготовку серебряный бердыш.
Этот топор на длинной рукояти скорее дань традициям, чем необходимое оружие. В условиях помещений им особо не помашешь, но в отличие от старинных бердышей этот может складываться до пределов обычного топора, а также имеет несколько неприятных сюрпризов. Вот на древке этого видны руны молний и льда, значит, может как током шарахнуть, так и в ледовую фигуру превратить. Поэффективнее пистолета, нельзя не признать.
Следом за стрельцом вошёл царь-батюшка. На этот раз он был без свиты, галстук ослаблен, на манжетах рубашки отсутствуют запонки. Неофициальный разговор может позволить некоторую вольность по отношению к этикету в одежде.
— Ну и навёл ты шороху, Ваня, ну и навёл… — произнёс отец, а потом взглянул на стрельца. — Ступай, подожди снаружи. Никого не пускай!
— Есть! — вытянулся во фрунт стрелец и приложил два вытянутых пальца к головному убору, отдавая честь.
С виду шапка была истинно стрелецкой, вроде колпака с небольшими полями, вот только вместо обычной шерсти в ткань были вшиты кевларовые нити. И при необходимости поля шапки опускались, превращаясь в полноценный шлем, защищающий от пулевого ранения не хуже бронежилета.
Сам пару раз такие надевал, когда ходил на ведарские операции. Очень удобно, хотя от когтей некоторых монстров может не спасти. Против таких, как вендиго они не помогут…
За стрельцом закрылась дверь, после чего царь прошёлся по комнате и уселся в удобное кожаное кресло. Взглянул на меня из-под мохнатых бровей:
— Ну что, показал себя во всей красе?
— Показал, — пожал я плечами. — Как вы и просили, царь-батюшка.
— Да, как и просил. Даже чуточку переиграл с косточкой. Я уж было испугался, что Владимир Васильевич не удержится и вспылит…
— Так мне же и надобно было сыграть так, чтобы все подумали о вашей ко мне немилости. После подобного даже самый завзятый интриган будет смотреть на меня, как на отщепенца, — улыбнулся я щербатым ртом. — А что до косточки… почуял я запах алкотелея, редкого яда. Так что должен предупредить вас, батюшка, что хотят отравить Владимира Васильевича и подсыпают понемногу в еду отраву.
Василий Иванович хмыкнул, потом показал на небольшой столик с напитками:
— А тут что? Можешь почуять?
— Я не пёс полицейский, чтобы рылом по вину водить и всякую отраву вынюхивать, — посерьёзнел я вмиг. — Василий Иванович, что на уме у вас? Зачем подобное представление?
На этот раз отец не стал хмыкать. Он так тяжело вздохнул, как будто только что закончил окучивать картофельное поле. Конечно, я понимал его — не раз приходилось общаться в прошлых жизнях с царями, королями, президентами, императорами да и просто вождями.
Груз ответственности велик, не каждому он по плечу. Поэтому и учат правителей с пелёнок повелевать людьми так, чтобы те слушались и повиновались.
— Зачем, говоришь? А затем, Ваня, что кругом одни предатели. Мало нам отродий Бездны, так ещё и дворяне да бояре смуту затеять норовят. Слухи, интриги, сплетни, подкупы, отравления, нож в спину — ничем не гнушаются твари. Каждый таракан норовит на царскую корону позариться. А что до отравы… Уже двое проверяльщиков еды отравились алкотелеем. И следов нет. Казнили поваров, прислужников, да что толку?
Царь снова вздохнул. Взглянул на меня и усмехнулся:
— Вот и принимает Владимир по чуть-чуть этого яда, чтобы иммунитет к подобной пакости выработался, и в случае чего успели откачать престолонаследника. До определённого момента принимает, а потом спускает накопившееся. Всё по уму делаем, так что не волнуйся.
— И это во дворце? Под охраной и камерами слежения? — покачал я головой.
— Да, прямо во дворце, прямо под охраной и камерами. В глаза улыбаются, а вот в темном переулке лучше не встречаться с этими иродами. Нет, я не боюсь — пока ещё силёнок хватит справиться, да и живица по венам гуляет, почти как у молодого, но… Самые опасные враги — это вовсе не те, кто приходит из Бездны, а те, кто стоит за спиной и улыбается. Правда, для таких у меня припасена пара сюрпризов…
Василий Иванович щёлкнул пальцами, отчего справа сверкнула яркая вспышка. Я ожидал этого и успел прикрыть глаза. В следующий миг в комнате раздалось грозное рычание. Возле кресла царя возвышался здоровенный медведь с пылающими глазами и приоткрытой пастью, из которой вырывались язычки пламени. Тотемный зверь рода Рюриковичей приготовился к прыжку…
— Ваша правда, царь-батюшка, — кивнул я в ответ. — Колодцы из Бездны пусть и открываются в последнее время всё чаще, но там всё ясно: есть твари, которые тебя хотят прирастить или сожрать. Им больше ничего и не нужно — ни статуса, ни почёта, ни славы. А вот тут, как я посмотрю… Твари похлеще гуляют.
Царь выбрался из кресла, подошёл к столику с напитками, посмотрел на него и выбрал пузатую бутылку с прозрачной жидкостью внутри. Открытие пробки прозвучало неожиданно громко, словно щёлкнули хлопушку. После этого прозрачная жидкость полилась в одну рюмку, затем в другую.
В это время медведь таял в воздухе, словно распадался на частички пыли. Последними исчезли горящие злобой глаза.
По ноздрям ударил запах алкоголя. Резковатый, но на составляющие раскладывался без труда: спирт, сахар и смесь трав, в которой доминировал анис, бадьян, фенхель и корень солодки.
— Из Франции прислали, — царь кивнул на бутылку. — Пастис называется. Помогает порой вставить мозги на место. Давай, выпьем, сынок, за нашу встречу, а то очень давно не виделись и неизвестно, когда теперь уже увидимся впредь. Да и увидимся ли вообще…
— Благодарю, царь-батюшка, но я алкоголь не приемлю… Ведарям алкоголь противопоказан — притупляет нюх и снижает реакцию. А мне нюх и реакция не раз жизнь спасали, — усмехнулся я, глядя на протянутую рюмку.
— Тебе царь Всея Руси выпить предлагает, а ты морду воротишь? — нахмурился Василий Иванович. — Ну ты и тип, Ваня… Вот и в самом деле порой смотрю на тебя и думаю — а не другак ли ты? Может, и не сын мне вовсе, а посланец из других миров? Из самой Бездны?
— Это потому что выпить не соглашаюсь? Забавные выводы, Ваше Величество, — хмыкнул я в ответ. — На основании этих выводов не один честный человек головы лишится.
Царь поджал губы, хмыкнул. Он что было силы швырнул рюмку о стену, в результате чего прозрачная жидкость красивой дугой выплеснулась из тары. Хрустальную рюмку я поймал уже почти у самой стены, рванувшись за ней в тот же миг. Жидкость ловить не стал — и так слишком много показал. Не стоит открывать все карты до конца, стоит припрятать парочку козырей в рукаве.
— Ну, что я говорил? Какой человек такое сделает? — произнёс царь, глядя на меня.
— Ведарь сделает, Ваше Величество. Вам это в Ведарской Общине подтвердят, — пожал я плечами, а потом поставил рюмку на место. — Скорость и реакцию там нарабатывать умеют…
— Это и хорошо. Думаю, что и скорость, и реакция тебе пригодятся. В училище немало чванливых дворянских сынков будет. Им твоё царское происхождение по барабану. Эти шуты думают, что при благоприятном стечении обстоятельств сами могут свои задницы на трон водрузить, — покачал головой Василий Иванович. — И ведь какой рассадник змей — каждый боярин так и суёт свой норов куда нужно и куда не нужно. Родословными хвастаются, как будто не понимают, что я в состоянии весь их род за один день истребить… Ух, слишком много воли получили бояре. Слишком много… Вот ты про сказку говорил, а ведь не сказка это вовсе никакая, а преобразованное пророчество Василия Блаженного. И говорил он как раз про третьего царского сына, который вступит на стезю народного защитника и…
В это время в дверь постучали. Царь насупился и громко крикнул:
— Я же сказал — никого не пускать!
— Царь-батюшка, не велите казнить, велите миловать! — раздался за дверью дребезжащий женский голос. — Это Мария Никифоровна, по поводу Ивана Васильевича…
— Вот и косметичка твоя подоспела, сейчас тебе хареографию поправят… — криво усмехнулся отец, а потом крикнул в сторону двери: — Пропустить Марию Никифоровну!
В открытую дверь вплыла та самая бородавчатая «красавица». Возле неё вертелся смазливый «вьюноша», который нёс пузатый кожаный портфель и всячески старался угодить своей спутнице: то ручку поддержать, то уменьшить занос на повороте, а то и вовсе помочь справиться с объёмным платьем, которое запросто могло послужить покрывалом для автомобиля.
— Василий Иванович, уж я так торопилась, — начала говорить Мария Никифоровна. — Так торопилась. Собрала всё, что может пригодиться. Уж мы из вашего гадкого утёнка сделаем сейчас прекрасного лебедя. Все девушки его будут…
Я криво усмехнулся. Вот тебе и раз — в дополнение к моим умениям ещё и симпатичную мордашку сделают? Хм, неплохо.
Конечно же, я слышал про Оболенскую Марию Никифоровну — лучшего лекаря Русского Царства. И также знаю, что она очень благоволит к молоденьким красивым мальчикам. И тот паж, что таскает за ней саквояж, и в самом деле может быть её малолетним фаворитом…
— А если вы моего Бореньку возьмёте в напарники по учёбе, то и вовсе сделаете меня самой счастливой на свете, Ваше Величество, — с елейной улыбкой проговорила Оболенская.
Так мне вдобавок и наседку добавляют? Забавно…
— Бореньку? — совсем ненатурально поднял бровь отец.
— Борис Фёдорович Годунов, — воскликнул мальчишка тонким голоском.
Он раскладывал на столе пузырёчки, флакончики, различные скальпели, примочки, травы. Делал это так уверенно, как будто не первый раз. Чтобы прокричать своё имя, он отвлёкся и отвесил поклон так низко, что коснулся пола рукой.
— Мда… Годунов… Ну что же, пускай едет. Вань, ты же не против компании? — проговорил отец. — С другом всегда путь короче.
— Нет, я завсегда рад хорошему товарищу, — ответил я и ощерился своей неуклюжей улыбкой.
Что же, Годунов… Устрою я тебе райскую жизнь. Замучаешься доклады писать своей благодетельнице.
— Тогда приступим, — сказала Мария Никифоровна и протянула ко мне руки.
Её ладони запылали еле видимым голубоватым пламенем. Моё лицо тут же запылало, словно его сунули в жерло печи. Я должен был заорать от боли, но… Я сдержался, чем вызвал ещё один подозрительный взгляд царя.