«Ведарь всегда должен убивать своего врага. Если врагов нет, то ведарь слишком плохо делает свою работу»
Кодекс ведаря
Я успел приготовиться за секунду до того, как открылась дверь. Тычимба разведал, что за яд был в ампулах и к тому же принёс небольшой подарок. Подарок оказался как нельзя кстати для моих дальнейших действий. Да и пакет с курагой от таксиста пригодился…
Сафронов зашел в комнату, одной рукой вытирая голову полотенцем, а во второй неся поднос с тремя стаканами чая в подстаканниках и тарелочкой печенья. Чай курился лёгким дымком, распространяя по купе запах трав.
Хм, скрыть за запахом трав лёгкий запах миндаля? Ну это вообще меня не уважать. Или Сафронов ничего не знает про произошедшее ночью, когда ко мне в гости заявилась наёмница?
Почему они все хотят меня отравить? Хотят, чтобы я повторил судьбу своей мамы? Чтобы ушел из жизни с пеной на губах и выпученными глазами?
— А вот и я! — весело сказал дядька Кирилл, ставя поднос на столик. — Встретил проводницу в коридоре и забрал подношение. Она сказала, что через двадцать минут обед будет готов, а пока что можно подзаправиться вот этим…
— Неплохо, — улыбнулся я в ответ. — Сейчас дождемся Бориса и попьём.
— Да? А куда его унесло?
— Пошел прогуляться, — пожал я плечами. — Обещал сейчас прийти. Может быть, пошел попудрить носик?
— Ну вот, придется ждать, когда он вернётся, а за это время чай может остыть.
— Чай остынет? Да ну, можем начать и без него, — я поставил стаканы на стол.
Подстаканники звякнули, как будто пожаловались на свою трудную жизнь и на постоянное хождение по рукам. Сам чай тоже заслуживал внимания. Его цвет напоминает мутный болотный отвар, который, кажется, вот-вот начнет бурлить и плюхнуться на ваши чистые брюки.
Но главное, конечно, — это сам стакан. У каждого стакана тут есть своя личность. Он, как правило, наклонён под углом, словно бы в вечном ожидании, что кто-то попросит его «наполнить». Но самое интересное, что он обладает удивительным талантом к оставлению памяти на столе. После каждого выпитого глотка он чудесным образом оставляет липкий след, который напоминает о том, что стакан только что стоял здесь.
А уж чайные ложки… они, словно вечные скитальцы, вечно шарахаются по столику, ища свое предназначение. Порой они даже умудряются запутаться в волосах у пассажиров!
Я расставил стаканы, скребнул ногтём по метке авторучкой на стакане, а на том, что поставил ближе к себе, успел нарисовать такую же. Сафронов смотрел во все глаза, но разве можно уследить за ведарем, когда тот находится в рывке?
Всего лишь миг и замена произведена.
Теперь отравленные стаканы стояли возле меня и Сафронова, а чистый чай встал перед местом Бориса. Если даже напарник придет и выпьет, то ничего с ним не случится.
— А чего это вы? Курагу захотели попробовать? — спросил Сафронов, кивая на пакет.
— Да что-то захотелось сухофруктов. Говорят, что очень богаты калием, который необходим для поддержания сердечно-сосудистой системы, а также медью, которая полезна для кроветворения. Так что подзаправиться и успокоиться не мешает. Тем более, что сердечно-сосудистая система может и расшататься под воздействием внешних нагрузок.
— Вы ещё очень молоды, чтобы про такое думать.
— Никогда не поздно думать о своём здоровье и заботиться об его сохранении, — проговорил я, помешивая в стакане ложечкой.
В этот момент дверь открылась и на пороге возник улыбающийся Борис:
— А вы знали, что через два купе от нас едут две княгини — Карамзина и Бесстужева. Они тоже отправляются в Царское училище. Можно в дороге их навестить и сыграть пару партий в преферанс. Ой, а тут у вас что, чай? Как здорово! Вы что-то о здоровье говорили?
Борис упал на своё место у окна и потянулся за чаем. Я остановил его руку и показал на курагу, мол, попробуй. Тот кивнул в ответ и засунул два коричневатых плода в рот.
— Да, говорил, что у Ивана Васильевича здоровья как у быка. Вон как волокуш раскидали, — хмыкнул Сафронов.
Я наблюдал за его лицом — дрогнет или нет? Но пока что даже моргания лишнего не было. Вот так вот просто взять и отравить тех, с кем недавно сражался бок о бок. Ну вообще никакого чувства признательности нет.
— Так то волокуш… Тут сразу ясно — вот они, враги. А когда враги рядом и скрываются под личиной друзей, то тут поневоле подумаешь, что здоровье лишним не будет.
— Во как? Такие мудрые мысли для столь юного возраста?
— Приходится так думать, иначе возраст может оборваться в любой момент, — пожал я плечами. — Ведь быть царским сыном — это большая ответственность и невероятная опасность. Словно по минному полю гулять — в любой момент земля под ногами может взорваться и убить…
— Ой, да что вы такое наговариваете, — отмахнулся Годунов, снова попытавшись схватить чай. — Тут вон Омуты прорываются, а уж про землю и вовсе говорить нечего.
— Борис, кстати про Омуты, — я отобрал у него стакан и поставил последний возле тарелочки с печеньем. — Ты почему не атаковал главаря волокуш? Ты же вот здесь стоял?
Ещё два стакана поставил в тех позициях, в каких мы нападали на главаря, а курагу я рассыпал так, чтобы она имитировала мелких волокуш. Я видел, как напрягся Сафронов. Он явно следил за меткой на стакане.
Я решил дать ему ещё один шанс — если одумается, тогда сделаю вид, что ничего не знаю, но если позволит выпить, тогда…
Убивающие меня всегда достойны смерти гораздо больше!
— Ну… я растерялся. Он как прыгнет на меня, как выстрелит своим копьём, а я… — пролепетал Борис.
— А ты потом прыг сюда! — я передвинул стакан ближе к блюдцу, перелетая через курагу. — А нам пришлось следом, чтобы тебя всем кагалом не насадили на каменные шомпуры не насадили. И тогда все вместе как навалились, как дали ему звездюлей…
Я начал двигать стаканы в небольшой карусели вокруг тарелки, показывая бой с главарём. Правда, не показал медведя, но он незримо был с нами. После этого я расставил стаканы слегка не так, как они стояли первоначально.
Если с чем-то сравнивать мои действия, то больше подойдёт игра в напёрстки. Только если там напёрсточники разводят на деньги, гоняя шарик, чтобы он оказался в одном из трёх напёрстков, то тут я разводил на жизнь, оставляя один неотравленный чай. Причём я честно оставил неотравленный чай Сафронову, а отраву поставил перед Борисом…
Помню, как-то на вокзале банда напёрсточников пыталась развести меня на деньги, но… Скорость их рук не может сравняться со скоростью рук ведаря.
Каждый раз шарик оказывался под тем наперстком, на который я показывал. Даже когда «катала» спрятал шарик в руке (чтобы наверняка), и то он оказался ровно под тем напёрстком, на который я указал. Тычимба умел тырить предметы и незаметно переносить их в другое место.
Раскрывать свой обман банда не стала, но мне посоветовали убраться подобру-поздорову. Впрочем, я уже достаточно набрал, чтобы не лезть в бочку, поэтому воспользовался советом, а их громиле, который позже в подворотне попытался у меня отобрать выигрыш, прописал билет в больничку на пару месяцев.
— Но в следующий раз, если всё пройдет примерно также, то надо сделать вот так, — подключился к действию Сафронов и тоже взялся за подстаканники. — Вам нужно будет напасть отсюда, чтобы переключить на себя внимание. Мы же можем зайти с этой стороны. И важно всегда перемещаться, если вдруг монстр начнет атаковать других… Вот как-то так!
Всё-таки он не воспользовался подаренным ему шансом и поставил перед собой отравленный чай, а стакан с чистым чаем отдал Борису. И опять ни одна мышца не дрогнула на его лице. Сафронов верил, что он окажется жив после распития напитков. Что же, пусть будет так…
Я грустно усмехнулся и поднял подстаканник, словно произнося тост за пиршественным столом:
— Но всё равно мы молодцы и отличная команда! Давайте же выпьем за то, чтобы и дальше мы прикрывали друг друга и никогда не предавали товарищей!
Всё-таки я добрый и дал ещё один шанс. Даже намекнул Сафронову, что он делает неправильно, но…
— Отличный тост! — улыбнулся Сафронов и аккуратно коснулся своим подстаканником до моего. — Все бы аристократы так думали — тогда бы и междоусобицы стало бы гораздо меньше!
— Да, мне тоже понравилось идти с вами рядом! — подхватил Годунов. — Давайте же выпьем чай, быстро поедим, приведём себя в порядок и завалимся к княгиням. Мы можем весьма недурственно провести остаток времени в пути…
— А Мария Никифоровна не будет против? — спросил я со смешком.
— А что Мария Никифоровна? Княгиня Оболенская очень уважаемая и представительная женщина. Я ей очень многим обязан и никогда об этом не забуду, — тут же стушевался Годунов.
Я не стал развивать эту тему, чтобы ещё больше не смущать Бориса. Вместо этого сделал пару глотков отравленного чая. Почему я это сделал? Потому что заранее принял противоядие, которое Тычимба спёр у Сафронова. Тот самый подарок…
Всё-таки наличие невидимого слуги — это огромное преимущество перед всякого рода злопыхателями. Пусть этот слуга порой и пропадает, но всегда же возвращается ко мне. Этим противоядием я смазал три кураги, которые успешно подсунул Годунову. Должно было хватить, если вдруг неправильный стакан окажется у него или же глотнет чай раньше времени.
Саму колбочку с небольшим подарком вместо жидкости противоядия Тычимба положил на место. Когда Сафронов её откроет, а он обязательно её откроет, то будет весьма и весьма раздосадован.
После того, как мы сделали по несколько глотков и закусили печеньем, я приложил руку к груди и с усилием втянул воздух. Само действие яда должно начаться через минуту, но я решил вывести Сафронова на чистый разговор с глазу на глаз…
— Никак ошпарились, ваше царское величие? — в голосе Сафронова просквозила насмешка.
— Да что-то грудь сдавило. Вот как будто тисками стянуло. Мне бы… Я наверное… Я пойду выйду, воздухом подышу, — сказал я с небольшой задержкой.
— Давайте я вас провожу? — предложил Сафронов.
— Кирилл Игнатьевич, не стоит утруждаться… Я, наверное, сам дойду, — сказал я, встал и пошатнулся.
— Может, это после боя с волокушами? — обеспокоенно спросил Годунов.
— Всё может быть… — сказал Сафронов и встал. — Всё-таки давайте я вам помогу…
— Вы очень любезны, — проговорил я, пока мы брели по направлению к тамбуру. — Хотел бы я, чтобы у меня оказался такой верный друг! Эх, чего у царей не хватает, так это верных друзей…
— Идите-идите, ваше царское величие, — проговорил Сафронов за спиной. — Я всегда рад услужить царскому роду.
Мы вышли в тамбур. Тут кто-то недавно курил и в воздухе ещё витали запахи табака.
Через десять секунд у Сафронова должны начаться первые признаки отравления, поэтому я повернулся и умирающим голосом произнес:
— Что-то худо мне, дядька Кирилл. Никак в канализации какую гадость подхватил… Мне бы лекаря сейчас.
— Хрен тебе, а не лекарь, другак, — неожиданно жестко ответил Сафронов. — Ты сдохнешь, как помойная крыса. Ни пощады тебе, ни жалости…
— Что ты такое говоришь, дядька Кирилл? Кирилл Игнатьевич, ой, что-то темнеет в глазах, — проговорил я, сгибаясь пополам. — Никак… Ты отравил меня?
— Ай, догада, — усмехнулся Сафронов. — А всё говорят, что ведари тупые…
В этот момент действие яда вступило в силу. Я почувствовал жжение в груди, но оно было безопасно — противоядие боролось с отравой, а вот глаза Сафронова неожиданно полезли наружу.
— Ведари не тупые, у нас просто лица такие, — хмыкнул я, распрямляясь и смотря ему в глаза. — Скажешь, кто тебя послал за моей жизнью?
— Ты… Ты… — Сафронов судорожно искал на груди колбочку с противоядием.
Он нашел ей, открыл и запрокинул голову, вываливая содержимое внутрь горла. Только вместо жидкости внутрь упала половинка кураги — целая никак не хотела залезать.
— Угощайся, дядька Кирилл, — сказал я. — У меня ещё целый пакет есть.
Жжение в груди начало понемногу стихать, а вот у Сафронова, наоборот, начал разгораться огонь в груди. Он с яростью вытащил перочинный нож из кармана, заставил его загореться синим пламенем:
— Я всё равно тебя заберу с собой…
— Ну вот, а ведь мог живицу использовать на продление жизни, — вздохнул я и отвернулся к окну.
За спиной послышался удар, это Сафронова согнуло в три погибели так, что он упал на колени. После этого он попытался вызвать рвоту, но ничего не получилось. Так просто яд не хотел покидать отравленное тело.
— Будь ты проклят, — раздалось шипение за спиной.
— Я сегодня ночью уже это слышал, — ответил я и с сожалением вздохнул. — Эх, дядька-дядька, а ведь мог назвать имя того, кто тебя послал.
— Имя? Это…
Когда же я обернулся и присел на колени перед зеленеющим Сафроновым, то на его губах выступила белесая пена. Она ошметками легла на линолеумный пол тамбура. Дядька Кирилл затрясся в судорогах, силясь произнести что-то. Увы, горло отказалось выдавать звуки, выпустив только предсмертный сип.
Помочь ему уже было нельзя. Яд сделал своё дело. Мне оставалось только отжать двери, а после подтащить обмякшее тело к образовавшемуся выходу.
Мы как раз проезжали через лес, поэтому вряд ли кто увидел, как из царского вагона вылетело тело и бухнулось в кусты сирени. Я проводил взглядом полет человека, который сражался бок о бок со мной.
М-да, очередное подтверждение кодекса ведаря, что верить никому нельзя.
Я вздохнул и произнес:
— Покойся с миром, дядька Кирилл. Звери найдут применение твоему телу гораздо лучше, чем это сделал ты.
После этого закрыл дверь и направился к своему купе.
Жалел ли я Сафронова?
Нет. Он всего лишь очередная пешка, которую скинули с шахматной доски, не более того…