Вопреки ожиданиям Далина, Лариску удалось разбудить без проблем, да и проснулась она в хорошем настроении, так что церемония её вознесения на корабль удалась на все сто. Будил лично я, механику хватило ума отступить, он хорошо помнил предыдущие побудки, а вот Арчи присоединиться ко мне помешала внезапно возникшая светская жизнь, но у него тоже хватило ума заняться тем, что от него сейчас требовалось. Это, кстати, одно из лучших преимуществ работы в экипаже, когда на каждый вызов находится свой узкий специалист. Мне, например, общаться с сильными града сего было бы просто не о чем, а вертеться рядом с Ларой, изображая её свиту, тоже не было бы ни удовольствия, ни смысла.
Завязывать знакомства на верхнем уровне, как однажды посоветовала мне эльфийка, это было точно не моё, потому что не верил я в такие знакомства и, что ещё хуже, не запоминал людей при таких обстоятельствах. Это нужно иметь определённый склад ума, нужно уметь по одному взгляду, по одной фразе понять человека, тут же вспомнить, чьих он будет, за кого или против кого с ним можно будет дружить да чего от него можно ждать, соотнести одно с другим и определить его степень полезности, а главное — степень опасности, определить свою линию поведения и занести всё это в мысленный каталог — да пошло оно всё коту под хвост, в самом деле. Если уж Арчи от этого прямо тащится, то ему и карты в руки, а мне не надо.
Я, во-первых, мало того что уже не могу представить себе ситуации, в которой мне бы такие знакомства понадобились, вот на что бы мне уже не хватило Арчи, Лары, Далина или собственной магии, так во-вторых, просто опасаюсь что это меня прочитают по первому взгляду и слову, чем наоборот. Там таких хитрованов хватает, да и душно мне с ними.
Вот был у нас в дружине на одном аэродроме майор, начальник службы охраны, до этого тянувший лямку тридцать лет на режиме в лагерях, вот он умел заглянуть в душу и понять человека при первом знакомстве ещё до того, как тот дверь за собой закроет, но только то, чем он заплатил за такое умение, не было ни радостным, ни хорошим. Сергей Михалыч, кстати, при первом нашем знакомстве поглядел на меня немного насмешливо и с небольшим сожалением, мол, да что ж ты будешь делать, но потом подружился со мной одним из всего нашего батальона.
Странно было видеть со стороны эту нашу дружбу, старый да малый, почти отставной да только-только опогоненный, но ему было на субординацию накласть с прибором, он мог любого полковника в стойло поставить, опыт позволял, мне же польстило поначалу такое внимание, а потом стало по-настоящему интересно. Чувствовалось, что Сергей Михалыч может в случае чего так пойти по головам, что виновники этого хождения будут потом много лет вздрагивать, вспоминая его. Его откровенно побаивались, съесть он мог любого, и никто поэтому ему не перечил, а он поэтому никого уже и не ел. Вообще же он напоминал опытного, всё ещё в силе, волкодава, лениво поглядывающего на игривую возню шакальих деток вокруг себя.
Мы с ним сблизились на почве рыбной ловли, причём если мне нравилось именно ловить рыбку, то ему больше было по душе посидеть на берегу реки, у разожжённого костра, испечь на нём что-нибудь, сварить ушицы да поговорить обо всём на свете. Наливал же он мне во время таких разговоров ровно четверть от того, что пил сам, а потому было это мне не в тягость, разве что язык развязывался.
И воспитывать меня или учить жизни от тоже не пытался, справедливо полагая, что это дело семьи, улицы, школы, но никак не его. Но иногда он начинал говорить такие вещи, вспоминая прошлое, что я только уши вострил, забывая про удочки, потому что рассказывать он умел.
Конечно, пару раз я попытался испросить у него жизненного совета. Не то, чтобы он был мне так уж необходим, просто я возомнил, что ему это будет лестно. Но, против всех ожиданий, оборвали меня тогда довольно насмешливо и резко:
— Мозги мне не канифоль, — Сергей Михалыч не постеснялся сплюнуть в костёр при этих словах. — Это тебе в церковь надо, а не ко мне. Откуда я знаю? Иному, например, в тюрьме посидеть полезно для общего развития, для будущего богатства, и такое бывает. Жизнь, это ведь просто череда случаев, а то, как ты их пройдёшь, только от твоего характера зависит. Общее направление выдерживай, на это у тебя сил и стержня хватит, это я вижу. Тянись к свету, Тёма, вот тебе и весь сказ! Тянись к свету!
И сейчас я собирался последовать его единственному совету в буквальном смысле, раз уж так всё получилось. Лариска спала, завернувшись в пушистый хвост с головой, но заострённые ушки её уже подрагивали, она уже что-то чувствовала, а потому спешить я не стал. Ну, разве что добавил магии себе, чтобы быть с ней на одной волне, чтобы можно было её погладить, не боясь ожогов.
— Лариса, — чуть слышно и нараспев, неосознанно копируя сейчас свою собственную бабушку, протянул я и легонько погладил ладонью пушистое пламя хвоста. — А мы все по тебе уже соскучились!
Я чуть поглаживал её по хвосту, чуть шевелил его, внимательно следя за её состоянием, готовый тут же прекратить всё при первом же признаке неудовольствия. Я вдруг внезапно вспомнил и понял, как именно моя бабушка будила моих сестер, обычно очень тяжёлых на подъём. По обыкновению, если это делала мама или, что ещё хуже, батя, рёву и капризов с утра было не обобраться, хотя и вставали, конечно, куда денешься. Но испорченное всей семье настроение на всё утро было гарантировано.
И совсем другое дело бабуля, она могла позволить себе потратить на побудку внучек лишних пятнадцать-двадцать минут. Она легонько, на грани чувствительности, гладила их по головам, она тихонько говорила им ласковые слова, тут же замирая и прекращая это делать, если они морщились. Тогда она замирала и выжидала без движения минут пять, чтобы вновь начать побудку, она добивалась их еле видимых улыбок и уже действовала смелее, но не назойливо или надоедливо, а легко и осторожно, хоть и неотступно при этом. И, о чудо, обычно ревущие по утрам на весь дом сёстры выплывали у неё изо сна радостными, улыбающимися и полными сил, они с аппетитом завтракали и с охотой умывались, получив заряд удачи на весь день.
Конечно, вдруг сообразил я, так можно будить только того, кого любишь, тут настоящая искренность нужна и безграничное терпение. Ещё, помнится, Арчи что-то там такое мне объяснял про фазы сна, но это, я думаю, всё то же самое, просто с другой, научной стороны.
— Лариса, — вновь протянул я, заметив её улыбку и практически уже открывшиеся глаза, но спешить не стал, спешить и подталкивать тут было нельзя, — а мы тебе новый дом сделали!
Она чуть насторожилась, но и я замолчал, лишь продолжил осторожно поглаживать её пушистое пламя. Пусть сама решит, пусть поймёт, что её тут ждут интересные дела, ради которых стоит просыпаться.
— И Арчи по тебе соскучился, — я увидел, что она уже почти готова, просто лежит сейчас с закрытыми глазами, внимательно прислушиваясь к моим словам, — и Далин, и Кирюшка, и Антон, и я. Даже Лара приехала, на твой новый дом посмотреть. И ещё, этот твой новый дом целая армия гномов делала, тебе в подарок, и все они сейчас здесь, все тебя ждут, все хотят увидеть как ты ему обрадуешься. У нас праздник, Лариса! И без тебя никак! Ты же у нас главная!
Маленькая саламандра распахнула свои всё ещё сонные глаза, в которых я, к своему облегчению, не увидел ни тени раздражения или неудовольствия, а лишь интерес и радостное предчувствие, потом с улыбкой потянулась, окончательно просыпаясь, а затем неверяще уставилась на меня, на мои не горящие в её огне руки.
— Ну да, — мне пришлось словами объяснить то, что она увидела, — я теперь такой! Ну, иди ко мне!
Лариска одним радостным прыжком заскочила мне на колени, хоть я на такую удачу и не рассчитывал, и замерла, пытаясь рассмотреть и понять то, где она сейчас очутилась. В этом не было никакой настороженности или опаски, саламандре стало просто всё очень интересно, вот она и пыталась это всё рассмотреть. И наш новый корабль, ясно видимый в открытом проёме ворот, обновлённую «Ласточку»-то она узнала сразу же, и радостно притихший народ вокруг ангара, и метнувшегося к нам Кирюшку, и спешащего Арчи, оборвавшего светский разговор на полуслове, и Лару, последовавшую за ним, и Далина, и Антоху.
— Ты как, в переноске поедешь? — спросил я у неё, когда мы наконец переглянулись, — или пешком пройдёшься, порадуешь гномов?
Она сначала задумчиво уставилась на свой тигель на цепях, что стоял рядом, потом перевела взгляд на пытающихся издалека рассмотреть нас подгорных жителей, что вытягивали шеи и карабкались сейчас друг другу на плечи, внимательно их изучила своими мало что выражающими глазами-бусинками, а потом с удовольствием зевнула, потянувшись всем телом.
— Понятно, — сказал я, — по месту решим.
Кирюха уже вертелся рядом, все остальные тоже были на подходе, мне оставалось только гладить её по спине, отбросив все уговоры в сторону, будь что будет, тут я целиком на стороне Далина.
— Ну что, проснулась? — подскочил первым гном, остановившись приметно в метре от нас, — ну-ка, кто это у нас маленький такой? Ах ты ж, солнышко наше, здравствуй! Как настроение? В переноске поедешь?
Лариска потянулась к нему хоть и радостно, но почувствовался в ней некоторый небольшой подростковый бунт, мол, сам в переноске езди, а я и пешком пройтись могу! Она спрыгнула с моих колен на пол, прямо ко всему остальному подбежавшему экипажу с Ларой вместе, тут же полыхнуло на весь ангар ярко и мощно, а когда я проморгался, в центре нашего круга стояла невысокая девушка-подросток, сотканная из первоначального пламени.
Волосы и платье её просто бурлили огнём и жаром, Антохе и Далину пришлось резко отойти назад, в ангаре заиграли огненные сполохи и резкие тени на стенах, а я порадовался, что бетонный пол здесь был качественно зажелезнён цементом и чист при этом, не было на нём потёков масла или тормозухи, а иначе вместо теперешнего великолепия был бы нам чад и копоть, потому что тот участок, на котором стояла Лариска, разогрелся до белого каления и даже, вроде бы, начал плавиться.
Кирюшка сообразил ещё что-то, кроме этого, он метнулся к Далину с Антохой и яростно зашептал им какие-то слова, из которых мне удалось разобрать лишь: «Асбест! Ну или шифер с песком! Корабль же! Противопожарная безопасность! Мы-то думали она в переноске поедет! А она вон чего!»
Далин охнул и подорвался вместе с Антохой чего-то придумывать, подзывая к себе по пути дежурную бригаду гномов, а Лариска вдруг подошла к Ларе и взяла её за руку. Эльфийке, кстати, весь этот первородный пламень был по барабану, она его не замечала, они сейчас смотрели друг другу в глаза и что-то там видели, а потом Пресветлая Лаириэн свободной рукой поправила платье на Лариске, сделав его чуть длиннее и много изысканнее чем раньше, вкус у неё был. Потом та же участь постигла причёску, на ногах появились изящные туфельки на небольшом каблуке, и можно было являться к народу во всём великолепии.
Саламандра оглядела себя и ей это очень понравилось, а затем они обе повернулись к нам, сделав одними глазами знак следовать за ними, и мы пошли. Пол под ногами Лариски всё так же мгновенно разогревался добела и плавился в небольшие стеклянные лужицы, а мы с Арчи принялись вытягивать жар из этих следов в свой резерв, раз такое дело, потому что остывать они будут долго, не ровен час, вляпается кто-нибудь.
— Вот увидишь, — шепнул мне Арчи, — эти бородатые ещё паломничать к этим следам начнут. Да и вообще этот ангар самым крутым станет! Чиниться здесь, наверное, теперь только по большому блату можно будет!
— Флагманским, — поправил я его, — это у них называется флагманский.
Арчи пожал плечами, мол, как ни называй, один хрен, а потом мы замолчали, потому что Лара с Лариской вышли на всеобщее обозрение и настала полная, всеобщая тишина.
Наша саламандра легко перебила своим мягким светом прячущееся за утренними тучами солнце, и вид на лётном поле был сейчас самый странный, прямо-таки нездешний. Резкие тени от ангаров и цистерн, от нашей «Ласточки» и даже от столбов, ото всех нас взметнулись в небо, отпечатавшись на облаках и видно это было, наверное, до самого горизонта. Да ещё и молода была наша Лариска, я так думаю, и от этого никого не корёжило в лучах её света, а веяло теплом, радостью и любопытством, и это чувствовали все, кто под этот свет попал. Вот станет постарше и тогда, наверное, когда что-нибудь поймёт в этой жизни, начнёт с других спрашивать, а пока не было у неё на это ни опыта, ни права.
Лара наклонилась к ней и сумела одной только магией попросить что-то вроде: делай, как я, и Лариска её поняла. Они вместе, практически синхронно, подняли вверх правые руки и помахали им собравшимся, а потом эльфийка, убедившись, что всё получается, принялась за более сложные вещи. Сначала они в знак благодарности поклонились на все четыре стороны света, в пояс присутствующим, со взмахом и опусканием одной руки почти до земли, гномы тут же принялись кланяться в ответ, да не по одному разу, со всем рвением и усердием.
Рожи у подгорных жителей были при этом самые растроганные, у того же Рагнара Далиновича слёзы умиления катились из обоих глаз и капали по усам, остальные не отставали, а я подумал, что моё отношение к чувствам верующих надо бы чутка поменять, на немного более уважительное, что ли. Вон как их пробирает, а моё панибратство тут ни к селу, ни к городу. Тем более что, посмотрев налево я увидел, как Арчи состроил себе самую почтительную и понимающую рожу, и не было в ней на первый взгляд и тени притворства или ехидства, а было лишь то самое понимание и уважение. Это нужно было его знать много лет, и знать как облупленного, чтобы распознать в ней, в самой её глубине, что-то другое. Но ничего такого, неуважительного или снисходительного там, кстати, всё равно не было. Ещё его просто распирало веселиться, но это уже потом.
Так что я тоже сделал вид что проникся до глубины души ситуацией, тем более что Лариска, по примеру Лары, принялась за воздушные поцелуи, но только у саламандры они, в отличие от эльфийских, получались зримыми и увесистыми, во все стороны летели всполохи ласкового, не обжигающего огня, зрелищно получилось, да и весело к тому же. Кто-то радостно завизжал, и народ загомонил, как прорвало его.
А потом Лариска устала, устала пребывать в человеческом обличье, да ещё и застеснялась этого, и мы с Арчи тут же проводили её на корабль. Далин, который без дела не стоял и мимо которого прошло всё это благолепие, успел сгородить противопожарную лестницу к огромному открытому иллюминатору в машинном отсеке, что был врезан в обшивку корабля напротив места саламандры и через который она теперь могла любоваться всем, что у нас было за бортом. Лариска сразу поняла, куда ей, перекинулась обратно из девочки в саламандру и в несколько скачков, не оставляя следов, Кирюха зря кипиш поднимал, забралась на корабль.
— Дуйте к Ларе на помощь, — посоветовал нам Далин, когда мы с Арчи поднялись вслед за Лариской на борт. — Мы тут сами. Через час, по плану, первый испытательный полёт, нам надо Стирлинга нового с генератором запустить и всё проверить, мешаться будете. Остальное-то всё проверено на десять раз — что вам тут делать? За пятнадцать минут до вылета подойдёте, нормально выйдет, всё равно как экипаж на гражданских рейсах.
— Как скажешь, — пожал плечами я. Далин был всё же ужасно суеверным, как старая базарная баба, и не терпел лишних, пусть даже и дружеских глаз, в ответственные моменты. Как и я сам, если говорить честно, а потому я его сейчас понимал. Тем более что Лариска, повертевшись в свой новой обители, вновь затеялась спать, под бдительным присмотром Кирюхи, и мы здесь были уже не нужны, по большому счёту. — Идём, что ли?
Арчи кивнул, и мы вышли на лётное поле, где я сразу же попал в объятия Рагнару Далиновичу, а вот маг умудрился уклониться и рвануть на помощь Ларе, ей это сейчас и впрямь было нужно.
— Хорошо-то как вышло! — утирая слёзы, громко и нараспев поделился со мной эмоциями директор, а я кивнул в ответ, — благостно! Плачу и рыдаю! От умиления! Старый стал!
— Да какой же вы старый, — попытался утешить его дежурными словами я, но Рагнар тем временем повернулся к народу задом, ко мне передом, вытер мгновенно ставшие сухими глаза и посмотрел на меня насмешливо-язвительно.
— Ты бы не умничал, Артём, — посоветовал он мне, перейдя на простонародный стиль общения. — Это у нас традиция такая, и ты к ней никаким боком. И смех и грех было поглядеть, какую ты рожу корчил. Тем более были бы тут сейчас её старшие сёстры, вот они дали бы нам, гм, просраться. Но я вот чего подошёл-то. Разговор есть.
— С этим во-он туда, — взглядом показал я ему на направление к Ларе и Арчи, — вас там внимательно выслушают и по возможности откажут. Ну или помогут, тут как фишка ляжет. А сам я вам ничего обещать не могу и не буду. У нас ведь экипаж, всё-таки.
— А что мне они? — подслеповато уставился на меня Рагнар, — мне ты нужен.
— Всё равно, — поморщился я, — давайте через них, да через Далина. Я ведь и в политике ноль, текущего момента не знаю, и расчёты все эти ваши за «Ласточку» мимо меня прошли. Могу дров наломать, влезть куда не надо, сболтнуть лишнее — зачем оно мне?
— Разумно, — медленно произнёс Рагнар Далинович, вновь превращаясь из растроганного старого гнома в делового директора аэропорта, — разумно поступаете, молодой человек! Хотя я думал, что вы в экипаже, — и он потряс сцеплёнными кистями рук, — выступаете как единое целое! Коллектив ведь ваш небольшой, да и задачи, перед вами стоящие, не так уж и обширны. Вы легко могли бы быть в курсе всего!
— Неинтересно, — пожал плечами я, — плюс вопрос доверия. Без него мы, как самостоятельный экипаж, просто погибнем. Свой своему поневоле брат, как говорится.
— Хм, — вновь задумался директор, — этого я не учёл. Просто отвык, знаете ли, от подобной вольницы. У нас ведь всё устроено по-другому, в больших коллективах ваша модель неприменима в принципе. Она не масштабируема и придерживаетесь вы её, скорее всего, из каких-то личных соображений.
— Вот именно, — подтвердил я, — из личных. А масштабом я и в дружине наелся, больше не хочу. Так что…
— Понятно, — развернул меня Рагнар Далинович лицом к народу и развернулся сам, — тогда, может быть, вернёмся к почтенной публике? Не хотелось бы привлекать излишнее внимание нашим с вами разговором, хотя личная просьба у меня к вам всё же есть. Нет, нет! — замахал он руками, — я всё отлично понял! Просто вы видите эти столы? Не вообще все, а вот эти, главные, за которыми сидят ударники производства?
— Вижу, — кивнул я, всё ещё досадливо не понимая, к чему он клонит. Вот вроде бы только что поговорили с, гм, человеком, вот вроде бы всё он понял, и снова-здорово. — Ровно двадцать штук.
— Именно! — потряс он в воздухе указательным пальцем, — именно что двадцать! И чуть ближе к вечеру мне, вместе со всеми моими замами и всем остальным начальством, нужно будет подойти к каждому из них, торжественно поздравить всех за ним сидящих, поблагодарить за работу и выпить с ними ровно столько, на сколько я их уважаю.
Я невольно хихикнул и даже сбился с ноги, до того меня развеселил этот предстоящий директору алкогольный подвиг.
— Вы вот смеётесь, — укоризненно сказал он мне, — а мне между тем сегодня нужно будет пройти их все. Традиция-с! И минимально допустимое количество столов при этом — пятнадцать штук. Это со скидкой на возраст и прочее. А мне, в преддверии нашего с вами разговора, хотелось бы сохранить ясность ума, да и пройти все двадцать столов тоже хотелось бы. Поможете? Но только так, чтобы никто этого не заметил, магов сегодня вечером тут будет хватать.
— Конечно, — успокаивающе улыбнулся ему я, — без проблем. Комар носа не подточит. Но только к чему это всё, я понимаю, традиция и всё такое, но какой же в ней смысл?
— А смысл большой, — уверил он меня, — хоть вы его и не видите. Смысл в том что вечером, когда закончится вся официальщина и прочее, начальство ударно напивается за предельно краткое время и отбывает по домам, отчего праздник разгорается с новой силой. Тем же манером исключаются все конфликтные ситуации, которые неизбежны при излишнем раскрепощении. В прошлом году, например, одному задержавшемуся снабженцу, которому не хватило, цеховые работяги по лысине настучали — как вам такое? Завершили таким образом, как потом выяснилось, некоторые спорные рабочие моменты! И слава богам, что у него хватило ума не жаловаться мне, а то бы пришлось дать делу ход!
— В церкви сказали бы, — оценив замысел традиции, протянул я в задумчивости, — посрамление сана!
— Очень точный термин, — остановившись, серьёзно сказал мне Рагнар Далинович, — очень точный и ёмкий! Ну так что, я на вас рассчитываю?
— Конечно, — подтвердил я, — договорились! Я ведь и подумать не мог, что всё настолько серьёзно!
— Хотел бы я, — вздохнул директор, — чтобы хоть что-нибудь в моей должности было не очень серьёзно. А то ведь некоторые умудряются по тому, с какой ноги я выйду из кабинета, делать свои далеко идущие выводы. И хорошо, что вы улыбаетесь, Артём, но не пора ли нам пройти к трибуне, не хотелось бы заставлять никого ждать.
— Да, — согласился я, потому что праздник уже и вправду готов был начаться, — пройдёмте. Там и в самом деле только отмашки ждут.