Самый Лучший Ветер 4

Глава 6 В которой герои просто посещают баню

Нет смысла, наверное, рассказывать, как мы мылись да парились, ведь каждый из нас хоть раз в жизни побывал в хорошей бане. Ну, Оин с Арчи затеяли выяснять, кто же из них более жароустойчив, а я из мыльной комнаты должен был следить, чтобы без магии. Причём гнома-победителя мне пришлось потом подлечить немного, ведь от таких побед и до кондрашки всего один шаг, и он его чуть было не сделал. Ну, Арчи плеснул хлебного кваса на каменку, чтобы приятственный запах пошёл, где-то он услышал на нашу голову о таком способе, и нужно было опять же магией выгонять из парилки тяжёлый смрад горелого хлеба. Ну, я дал в сердцах гному по морде веником, потому что он всё повышал и повышал градус, искренне не понимая моих просьб не усугублять, перед тем как пришлось мне под обидный смех спастись из этого филиала ада постыдным бегством.

Хорошо было, мы сделали несколько подходов в парную, где отходили друг друга вениками, но аккуратно, без фанатизма, и окатились холодной водой, и вымылись до скрипа. И вот теперь я сидел у шкафчика со своей сменной чистой одеждой, откинувшись на спинку удобного стула и вытянув перед собой ноги, одетый лишь в обёрнутое вокруг пояса широкое полотенце, да ловил ртом и вообще всем телом прохладный свежий воздух, что сквозил по предбаннику через открытые настежь окна и дверь.

Шевелиться не хотелось вообще, а хотелось лишь продлить вот это ощущение невероятной лёгкости и при этом полнейшей расслабленности. Даже и мыслей не было никаких.

Но Арчи отошёл первым, за ним Оин, они принялись греметь посудой, втащили и поставили на середину стола раскочегаренный самовар, начали что-то раскладывать и нарезать, и вкусные запахи вывели меня из полудрёмы лучше любых слов. Живот заучал, проснулся зверский аппетит, и я вскочил на ноги, чуть покачнувшись от излишней лёгкости в теле. Накинул на себя, по примеру эльфа и гнома, лишь свежее бельё, телу нужно было и вправду дать подышать, да и присоединился к этой вечеринке без галстуков и всего остального.

Арчи не заморачивался особо с приготовлением, он взял то, что щедро насовали нам готового гномы в дорогу, да и переделал на эльфийский манер. Вроде то же самое жареное мясо, но нарезал тонкими полосками, добавил столько же ещё более тонких полосок из огурца, замариновал, насыпал сверху зелени от души, добавил секретной островатой заправки, и вот уже это блюдо снисходительно одобрила бы даже Лара. Во всяком случае, Оин с разбегу запихнул в себя ложек пять этого салата, и я хорошо его понимал.

И вот такого здесь было вдоволь, но я придвинул к себе блюдо с запечённой картошкой и маслёнку со сливочным маслом, хлеб, да блюдечко с тонко нарезанным салом, вот на это я сегодня и налягу. Дед как-то говорил, что когда-то, ещё до Лютой Зимы, вышли наши предки из тех земель, где в основном картошкой люди и питались, уважали её и любили, даже прозвище какое-то от соседей за это получили, вот и я был таким же. Её я мог есть три раза в день все семь дней в неделю и не только не терять от неё удовольствия, но даже ещё и больше любить. Рис — нет, лапша — тем более, а вот картошка только в путь. Арчи знал об этих моих незамысловатых пристрастиях в еде, так что блюдо это для меня на столе и стояло.

— Так, медовуху вижу, — друг придирчиво перебирал баклажки и кувшины на подоконнике, пытаясь по запаху найти что-нибудь интересное, — вот чистая, вот с брусникой, вот ещё какая-то самодельная радость. Не фонтан, но пойдёт, тем более холодное. А где же обещанные ставлёные меды?

— Не припомню, чтобы обещал, — уставился на него Оин. — Не, они у меня есть, но это ж выкапывать надо! Да и по времени прошло всего ничего, самые старые бочонки только четыре года лежат, а надо шесть-семь, не меньше!

— Мне это нужно как исследователю, понимаешь? — Арчи даже прижал руку к груди, — в познавательных целях! А то сколько я слышал об этих медах, но так ни разу и не попробовал!

— Да мне не жалко, — пожал плечами Оин, — выкопаем, значит, один, самому интересно. Но это дело небыстрое, так что давай потом, а? Не последний же раз в бане сидим!

Арчи мог бы и сейчас затеять кутерьму с лопатами и земляными работами, в этом не было ничего для него сложного, но я отрицательно покрутил головой, призывая его не суетиться, картошка же остынет. Всё-таки мы тут на три недели, успеем напробоваться. Да и был я настроен очень по жизни скептически ко всем этим легендарным таёжным деликатесам. И привык к тому, что восторженнее всего о них рассказывали люди, ни разу в жизни их не пробовавшие. А уж историй этих я наслушался вдоволь, но ни разу ни одна из них не подтвердилась, что очень даже жаль, кстати.

Вот, мол, живёт в заповедных липовых лесах, куда обычному люду ходу нет, на самой дальней пасеке, у заветного озера, крепкий старик Борода, начинал обычно такой рассказчик и все вокруг враз замолкали. И вот тот старик Борода единственный ставит у себя меды настоящие, без обману. Заливает в бочонок две трети мёда, щедро делился со слушателями тайным рецептом рассказчик, да одну треть чистого брусничного сока, да и закапывает засмолённые накрепко ёмкости в землю сырую, на семь шагов вглубь самое малое, да на все сорок лет! А через сорок лет достаёт, да пьёт сам, и имеет через то здоровье богатырское, да друзей угощает! А толику малую князю тех мест продаёт, на вес золота, и мёдом тем князь не делится ни с кем, лишь сам употребляет! Ну, может, княгине своей наливает по великим праздникам, тут доподлинно неизвестно.

И вот рассказы такие заходили слушателям на ура, и каждый, в свою очередь, был готов рассказать что-то этакое, про невыразимо редкое да вкусное, но вот ни разу, как на грех, на столе оно у них при этом не стояло.

Как по мне, выдержанный портвейн или бренди побивали все эти таёжные самодельные вкусности на раз, да и князь наливался до бровей обычно только портвейном, тут наши с ним вкусы совпадали, и я это знаю точно, ведь именно мы его винным запасом и снабжали, от эльфов да через Лару.

Но я никогда не умничал, не лез что-то разъяснять и доказывать, не портил людям праздник своим никому не нужным мнением, потому что ну где взять таёжным жителям настоящее бренди? Да и не была медовуха плохим напитком, а была она сладенькая, вкусненькая, с приятной кислинкой, если брусники или других лесных ягод добавить, а что без богатого букета или там глубокого послевкусия, так оно нам тут в бане и не надо.

Но Арчи, как настоящий исследователь горячительных напитков и вкусной еды, не то чтобы всегда давал таким россказням шанс, но даже и в глубине души только на него и надеялся, в отличие от сильно скептического меня.

— Ладно, — сокрушённо вздохнул он, ведь счастье было так близко, — потом попробуем. Но без этого я от тебя не уеду, так и знай!

— Да я тебе даже в дорогу дам, — пообещал Оин. — Если захочешь! Но только глубоко копать придётся, я же их на три метра вглубь упрятывал, чтобы ниже точки промерзания были! И бочонки здоровые, по двести литров, куда тебе столько, и вдруг не получилось!

— Это уже не имеет значения, — отмахнулся от его сомнений Арчи. — Важен сам факт, понимаешь? Даже если не получилось, я вывезу сколько смогу, специалистам будет очень интересно. Ты себе даже не представляешь, Оин, насколько.

Под этот их разговор я не спеша, с настоящим удовольствием, наедался горячей картошкой с маслом и салом, закусывая хлебом, что вывезли мы от гномов целый мешок, да запивал чаем, оставив медовуху на потом. Оин тоже со вкусом лопал разносолы от эльфа, видимо, задолбало его простое таёжное крепкое питанье, очень полезное для тела, но мало при этом радующее душу. Арчи же, несмотря на все разговоры, от нас тоже не отставал, баня умеет нагонять аппетит даже и на эльфов.

Так что через полчаса в состоянии, близкому к нирване, я откинулся на спинку стула и перевёл дух, поглядывая на медовуху. Я не налопался под самое горло, как гусь, ума хватило, да и ели мы медленно, и не с голодного края мы были, и сиживать за столом умели тоже. Но вот теперь для полного удовольствия не хватало только полного стакана чего-нибудь холодненького в руке.

— Мне с брусникой, — попросил я Арчи, который дошёл до тех же кондиций, что и я, да и мысли его посетили примерно те же самые, так что сейчас он принялся открывать запотевшие от магического охлаждения кувшинчики, намереваясь отдыхать уже с медовухой, для полного расслабления.

— И мне, — попросил его Оин. — Кисленькое сейчас в самый цвет, а то я в чай слишком много мёда набухал.

— Как скажете, друзья, как скажете, — протянул Арчи, наполняя стаканы по всем правилам и протягивая их нам. Потом он под нашими пытующими взорами попробовал свою порцию, придирчиво покатал первый глоток на языке и, к моему большому удивлению, остался по-настоящему доволен, ведь угодить ему было трудно. — А хорошо, слушай!

Я тоже отпил, и тоже оценил, да и Оин заулыбался, радуясь тому, что его напиток пришёлся по вкусу заезжему эльфу, ведь это был, без сомнения, настоящий успех.

— А теперь, — испустил Арчи медово-брусничный выдох, — история! Как заведено, сначала баня, потом накрытый стол, а уже за ним, как венец всему, хорошая байка. Под медовуху, чай и пряники.

— Давай, — завозился на месте Оин и приготовился слушать. — А чья?

— Твоя, гноме, твоя, — даже заулыбался ему Арчи. — Ты хозяин, стало быть, тебе и гостей развлекать. А я тебя потом баснями попотчую, но в первый день нельзя.

— Так о чём рассказывать-то? — удивился ему Оин. — Да и не умею я!

— А вот как ты здесь появился да осел, расскажи, — предложил ему Арчи. — Есть у меня большие сомнения, гноме, что не всё тут так просто, как даже ты сам себе думаешь. Так что давай, с самого начала и со всеми подробностями, ничего не упускай, может, и сам чего-нибудь поймёшь.

— Вот блин, — ругнулся Оин, соображая, чего же ему делать, и стоит ли вообще открывать рот на эту тему. Мы его не торопили, лично мне и так было хорошо, без всех этих историй и сказок на ночь, можно было и просто поговорить, потравить анекдоты да байки, но Арчи всерьёз вознамерился что-то там такое узнать. Что-то, видимо, не укладывалось у него в голове, не давало покоя, да и любил он загадки и запутанные истории. А ведь если так посмотреть, то простой гном, один, в чужом для него лесу, выстроил себе хоромы, прижился, и его при этом не съели, да и сам он не пропал, — это ведь загадка и есть. Небольшая, конечно, но для сегодняшнего вечера вполне сойдёт.

— Ладно, — принял решение Оин. — Расскажу, как есть. Давно пора была, да всё некому. Да и нет тут ничего интересного, по большому счёту.

— А это нам решать, — придал ему уверенности Арчи. — Только ты меня заранее извини, уж очень я перебивать люблю, когда непонятное начинается.

— Да ради бога, — пожал плечами Оин, — но только откуда в моей истории взяться непонятному?

— Да она вся такая, — уверил его Арчи, — начинай.

— Ну слушайте, коли так, — Оин жестом попросил налить ему ещё вон той, с брусникой, выпил залпом, и начал.

В общем, дело было так. Лет семь назад, хотя чего это я, уже почти восемь, как время-то летит, жил-был под горой один мастеровой гном. Ничем не хуже других, а может быть, что даже чуть более удачливее остальных да мастеровитее, и этим он выделялся среди своих одногодков. До старых-то мастеров, конечно, ему было ещё переть и переть, но старейшины его уже привечали. И на волю, как того же Далина, не отпустили, мол, нечего тебе там делать.

Вообще, чтобы вы знали, не препятствуют у гномов старые молодым доли своей на поверхности искать. Во-первых, перенаселение в ограниченном пространстве, конечно. Да и пусть лучше их жизнь уму-разуму учит, пусть она им рога обламывает, чем они, хлопот меньше. А во-вторых, обратно под гору пускают только тех, кто реально чего-то добился. Ну, кто научился чему-то такому, о чём под горой неизвестно, или в почёте кто, как тот же Далин, или денег добыл множество. Тогда и женитьба, конечно, ведь гномьи-то дамы на поверхность почти и не выходят, нет у них такого стремления. А вот те, кто наверху остался, пусть свою судьбу сами и устраивают, свобода же, чего вам ещё?

Но вот ему, Оину, как и некоторым другим, подающим надежды, на поверхность отправиться не предложили. Многих-то, конечно, чуть ли не пинками провожали — ума-разума набираться, но только не его. С другой стороны, при этом дали понять, что места он тут, среди уважаемых мастеров, себе ещё не застолбил, и стараться ему надо ежедневно.

— Эх, кабы знать заранее, — вздохнул Оин с досадой на себя, — что наверху всё не так, как старики сказывают! И столица у нас на поверхности огромная, и целое государство, и среди людей гномы живут, про шахты эти долбаные даже не вспоминая!

Но тогда он себе возомнил, что жизнь под горой это офигеть какая привилегия и что его сородичи, отправляемые наверх, это, по сути своей, пропащие гномы, и ждут их впереди одни только несчастья да неизбывная тоска. А настоящий подгорный житель должен жить, как из самого названия следует, под горой, быть этому счастлив и горд, и делать всё для вящего прославления гномьего племени.

И вот тогда ему, Оину, вкралась в голову и завладела всей душой навязчивая мысль, вот как бы ему совершить что-то такое, чтобы навсегда выцарапать себе место среди славнейших мастеров, да застолбить его за собой навечно. Чтобы, понимаешь, уже не смог никто предложить ему, гнусно при этом ухмыляясь, попутешествовать наверху год-другой для расширения кругозора. И чтобы свадьба, до которой, по всем традициям, ему ещё лет десять-пятнадцать терпеть, была бы уже чуть ли не через неделю. Осталась у него там, под горой, одна, да, осталась…

А чтобы вы знали, то гномы исследовательской работы ведут мало. И производственных хлопот хватает, и традиции всё определяют, и некому, по большому счёту. Да и от предков осталось столько всего, что и не разгрести. Так, если только проблема какая возникает, то тогда конечно, но даже в этом случае результатами один клан с другим делиться даже и не думает, нет у них такого. У людей-то лучше устроено, техникумы там, фабричные училища всякие, знаниями делятся, хорошо же!

И вот однажды, как на грех, приволокли с поверхности контейнер один со всякими чудесами, от Древних оставшихся. И было там много чего, но вот ему, Оину, как бы сам собой к рукам прилип, а потом и в карман спрятался обычный на вид резец для токарного станка. Обычный, да не обычный! С рабочего конца у него, там, где у всех остальных резцов из гномьего арсенала сидела твердосплавная напайка, там была пятигранная, острая даже на вид, керамическая шайба с болтовым креплением!

Вообще использовали гномы керамику в резании металлов, но получалось плохо, и алмазный инструмент тоже использовали, но то дорого очень, и абразивы разные, но вот до резцов в промышленных масштабах не доходило дело ещё никогда. И, когда испробовал Оин той же ночью утаённый резец в деле, в тайне от всех, то его даже затрясло от полученных результатов, и понял он, чего хочет в жизни добиться. В случае успеха почёт и уважение от своих до конца жизни гарантирован, да и свадьба не за горами.

И начал он добиваться. Составлял смеси, добывал различную глину, о которой, будь она неладна, он теперь знает больше любого гнома, экспериментировал с добавками, классифицировал результаты, но чем дальше, тем больше всё упиралось в температурный режим. А где ж его добыть? Правильно, у саламандр!

И вот стал он пробиваться к ним ближе, преодолевая природное сопротивление, стал подкладывать в их ходы свои заготовки, и первые же результаты порадовали. Волшебный огонь, не что-нибудь. Жажда дела помогала ему приближаться к ним так, как раньше он и не мечтал, и его даже заметили.

— Не лезь! — сказано было ему не единожды, но без злобы, — сгоришь, дурак!

Но всё ему было нипочём, ведь до победы, как он думал, оставалось совсем немного, вот тогда и случилось страшное. Раскладывал он в одном тайном ходе, по которому саламандры раз в неделю бегали, свои заготовки, да зазевался. Пронеслась огненная девица совсем рядом с ним, проплавляя новый тоннель, да старый-то и завалила. И остался он один в каменном, раскалённом мешке, да заблажил благим матом, сообразив, куда попал.

Девица-то огненная услышала его, вернулась, да лучше бы он сгорел тогда весь без следа и остатка. Потому что позвала она на помощь гномов, конечно, но и сама осталось рядом, избыточное тепло от него убирая, чтобы жизнь ему сохранить. Проплавить выход из ловушки она ему не смогла, хоть и попыталась, так ведь чуть не изжарила! И вот то её близкое присутствие и свело его с ума, не каждый выдержит подобное, потому и спасательная бригада к нему три дня пробиралась, так бы за час достали.

Те три дня помнит Оин плохо, и помнит мало. Это был его персональный ад, что он сам себе устроил. Но когда наполненная собственным криком вечность кончилась, не соображал он уже ничего, и не был он тем самым Оином. Это была какая-то кричащая, раздираемая неотпускающим ужасом и судорогами, безумная протоплазма, и желала она только одного — оказаться на поверхности, выбраться из этих ужасных, бездушных, давящих подземелий.

Ну, скрутили его, выволокли на рогожке наверх, да бегали за ним там ещё полчаса, ловили, потому что вырвался он да побежал прятаться под всеми встреченными кустами. В ямки-то да под коряги уже не лез, нет. И всё боялся, что назад потащат, лечить.

Вот. И остались с ним только наставник его, да из братьёв один, самый сердобольный. А вот та единственная, ради которой, собственно, всё это и затевалось, вот её и не было. Но он её не винит, нет, да и за что винить-то? Она-то привыкла видеть перед собой умного и гордого, твёрдо знающего, чего он хочет в этой жизни добиться, гнома, а тут что? Обоссаный, верещащий на самой высокой ноте, никого не узнающий, прячущийся в чужих ногах, дрожащий крупной дрожью, заимевший самую срамную среди всего их племени болезнь, позор, да и только.

Нет, сначала она крутилась там у спасательной бригады, подгоняла их, а потом, когда увидела его, только руки к лицу прижала, это он помнит, да глаза её помнит. А потом попросили её не мешать, лекарю простор был нужен, а потом вообще уйти, не смотреть на него, незачем это, ну, она и ушла. И с тех пор он больше её и не видел.

— Это было бы не так позорно, если б был я поменьше да помладше, — без горечи, как о давно пережитом, сказал Оин и грустно усмехнулся. — А то ведь даже на рогожке наверх тащили, потому что обмарался я, и жареным этим самым пахло так, что глаза резало, ну, вы понимаете… Три дня всё таки.

Но в себя он пришёл довольно быстро, и хотел он только одного, оказаться там, где никто его не знает. В какую-нибудь деревню дальнюю, кузнецом, или на Архипелаг, или на Север, или на Юг, разницы никакой.

Но родня просто так его не отпустила, мало ли, с любым может случиться, да и перед другими кланами требовалось своё упорство показать. Собрали его, да и у него самого с деньгами нормально было, но всё равно, каждый что-то дал. Далин вот, этот самый внедорожник и пожертвовал. Он уже тогда с вами ходил, а машина эта в общинном гараже без дела стояла, вот и отдал.

И вот собрали его, вещей столько было, что рессоры просели, да в десять раз больше дома осталось. Договорились, что потом заберёт, сам или попросит кого, да затеяли прощаться. Но он дожидаться прощания не стал, а рванул куда глаза глядят, убегаючи, да дорогу-то и попутал.

— Знал, что на восток идти надо, — неловко улыбаясь, признался нам Оин, — вот и пошёл, так быстро, как только смог. Ну, чтоб не прощаться. По той самой дороге, стратегической. Надо было с южной стороны хребта на восток идти, а я с северной пошёл.

Шёл он, значит, таким макаром часа четыре, и только потом понял, что тут что-то не так. Нет ни встречных, ни поперечных, хотя должны были быть, и безлюдье полное вокруг, только нечисть мелкая по кустам шарахается. Тут он, Оин, собрал разбегающиеся мысли в кучу, понял, что заблудился и понял, что надо выбираться. Сумел сообразить про юг и про север, сумел допетрить, куда ему надо, сел в машину и снова поехал, намереваясь на первом же разветвлении свернуть в нужном направлении. Ну, не возвращаться же, хотя и это как крайний вариант отбрасывать не стоило.

— И тут, друзья, обмишурился я второй раз, — развёл руками Оин. — Умом понимаю, что надо на юг, всё понимаю, и в полной уверенности в своём здравом рассудке поворачиваю и еду на север. Уверенно так. Сначала по дороге еду, потом без дороги, и вроде всё нормально, всё так и должно быть.

— Вели тебя, — перебил его Арчи, чтобы не прикидывался тут перед нами гном дураком, не понимает он, ага. — И именно сюда. Те самые, благодетельницы ваши. А зачем?

— Ну да, — не стал отнекиваться Оин. — Вела. Та самая, что три дня со мной возилась.

И вот привела она его сюда, тут тогда ещё лес стоял, на берег озера. Вылез он из машины, не понимая, что к чему, да и сел вот тут, на пригорочке, а потом и лёг. И так хорошо ему стало, спокойно, что и не передать. Всю ночь он лежал тут, в странном забытьи, всё видя и всё понимая, но как бы со стороны. И звёздное небо над головой, и кроны сосен, и хвоя вместо постели, и близкое дыхание озера, всё это было вместе с ним, рядом, только руку протяни. И не было поблизости зла вокруг вообще, куда-то оно делось, и нечистики не шалили, кто-то сильный, видимо, им запретил. А всё то, что с ним было, оно куда-то ушло, вот.

И ранним утром, когда он встал, то был это уже немного другой гном. Тот, как говорится, да не тот. И решил тогда Оин здесь поселиться, потому что лучше места в жизни он представить себе уже не мог. А займётся охотой и огородом, ну и что, что не умеет? Книг купит, прочитает, невелика наука. И пчёл заведёт.

Сказано — сделано, и вот уже семь лет с половиною он, Оин, только этим местом и занимается. Сначала только строительством, конечно, а потом, как посвободнее стало, так и лесом этим чудным, что его к себе пустил. Он даже на трактор свой навесное оборудование купил, что в лесном хозяйстве ценно, руками-то много не сделаешь.

С тех пор так и живёт, зимой охотится, бьёт утей да гусей по сезону, летом рыбачит, огородничает, пасека у него, заготавливает да перерабатывает, дикоросы вот собирает, очень уж сильные тут они. И к людям да гномам выбираться стал последние года четыре как, даже в гномью столицу съездил, пушнину продавал. Тут соболя много, особенно когда орехов урожай. В общем, живи — не тужи!

— Мда, — Арчи почесал в затылке, — вот оно, значит, как. Простенько и со вкусом. А я-то думал, почему тебя до сих пор ещё не съели, а у тебя, значит, крыша тут есть. Понятно. И не улыбайся, гноме, и не строй мне тут из себя великого таёжника. Где-нибудь в людских княжествах ты бы и недели не протянул, причём на любом уровне своего строительства, вот хоть бы и на этом. Вместе со всеми своими ружьями и тракторами.

— Арчи дело говорит, — подтвердил я слова друга посмотревшему на меня Оину. — У нас там лесов таких нет. У нас там всё дикое. Там, чтобы выжить, в той же тайге родиться надо. И трактором своим ты там, конечно, всех удивишь, но никого не напугаешь. Наоборот, все окрестные чудища будут в очередь вставать, чтобы с ним пободаться.

— Скорее всего, — задумчиво сообщил нам Арчи, — этому лесу понадобился смотритель. Старый он уже, равновесие ему требуется. А тебе, значит, обитель. А саламандрам надо было как-то эти две проблемы решить. Вот и всё. Но как-то это слишком уж на поверхности лежит, а потому и неправда.

— Да я и не в претензии, — легко согласился с нашими доводами Оин. — Хорошо мне тут.

— Кто бы спорил, — хмыкнул Арчи, но всё же кривить душой не стал, — хотя я бы тут и месяца не протянул, убежал бы к людям. Несмотря даже на эти, как их, расовые особенности, что должны довлеть надо мной, по идее. Мне общество нужно, движуха! И чтобы постоянно новое в иллюминаторе было, и люди, и страны, и климат! Вот тогда я счастлив.

— Каждому своё, — примирительно пожал плечами гном. — А что до истории этой, думал, выговорюсь, легче станет. А никак не стало. Как будто было это давно, не со мной и неправда к тому же. Вот вообще всё равно. Ну что, идём спать? Поздно уже, а завтра куча дел.

— Именно! — подхватился с места Арчи, — завтра ж мёд выкапывать! Ну ка, все вместе за уборочку!

Мы не торопясь, расслабленно, оделись нормально, хотя я и так до этого успел накинуть на плечи свежую байковую рубашку, потом убрали со стола, прибрались за собой в бане, да и через полчаса отправились спать. А я шёл и думал, вот гном-отшельник, вот этот лес, как сказал Арчи, первой категории, и вот они нашли друг друга. Все понемногу счастливы. А мне, нужно ли мне чего-нибудь искать или у меня и так всё есть?

Так ничего и не решив для себя, под эти мысли и уснул.