— Никуда не годится, — сказал мужчина, из которого Паук сделал себе послушную куклу. Сейчас он изображал отца семейства (приёмного или настоящего, Умка не вдавалась особо в подробности) и листал школьный дневник.
Паук каждый вечер устраивал такие тошнотворные постановки или, как он это называл, «спектакли». Результат всегда был один: единственные актёры этой постановки будут избиты и унижены. Почему актёры? Да потому, что дети — брат и сестра — единственные, кто не понимает, что вокруг происходит. Паук загадил им мозг так, что они сами себя не помнят. Тут уже начинаешь думать о том, как повезло тем двоим, кто сейчас играет родителей, им просто убили мозг, они теперь без приказа даже поесть не могут. На сцене царил сумбур, куклы откровенно халтурили. Но Пауку было уже всё равно, он давно уже спятил со своими постановками и дожидался кульминации. Постановка «семейный ужин», вот сейчас будет ссора.
— Литература — два, письменность — два, математика — два, — мужчина встал и, замахнувшись дневником, отвесил пацану пощёчину, потом стал нервно ходить взад и вперёд. Спустя несколько кругов остановился и вернулся к мальчишке, навис над ним, опершись кулаками о стол. — Ты позоришь меня своими выходками. Что мне с тобой делать?
Мужчина медленно повернул голову в сторону девочки, и та аж сжалась от страха. Мальчишка, поняв, что весь негатив переходит с него на сестру, схватил мужчину за руку и залепетал.
— Нет, прошу, только не её, это я виноват. Наказывай меня.
— Отвали!
Мужчина сильно дёргает рукой, но мальчик не отпускает. Из-за резкого рывка мальчишка поднимается в воздух и цепляет за собой часть посуды и еды на столе. Слышен звук бьющегося стекла, шлёпанье об пол какой-то каши или гущи супа. Женщина-кукла заходится заливистым и нездоровым смехом, девочка пытается сжаться на стуле в комок и отчаянно закрывает глаза от страха.
— Посмотри, какой срач ты навёл! — мужчина переворачивает стол, отчего оставшаяся посуда и еда оказываются на полу. — Это ты во всём виноват, ты меня позоришь!
Всё действо продолжается под безумный смех женщины и плач девочки. Кукла-мужчина не двигается, ждёт, пока мальчишка, лежащий на полу, посмотрит на него. Когда это наконец происходит, мужчина набрасывается на мальчишку и начинает пинать его в живот.
— Почему… ты не можешь… быть… как все?! — чередовал он побои со словами.
— Братик! — пискнула девочка и попыталась броситься мальчишке на помощь.
Но не успела: хохочущая женщина поймала её.
— Смотри, — сказала она девочке, держа её за голову, тем самым не позволяя ей отвести взгляд в сторону. — Это всё из-за тебя.
Собственно, мальчишку избивали недолго: раз пять пнули в живот, который он старался прикрыть руками. Паука больше привлекали не физические, а психологические страдания своих жертв. Он буквально питался страхом, выковыривая его из аур детей, и сегодня девочка его изрядно накормила. А потом от Паука во все стороны пошла какая-то волна, и участники спектакля уснули. На Умку и гоблинов волна не оказывала никакого эффекта, последние её даже не замечали. У постановок Паука всегда было два зрителя: Умка и сам Паук, и это было событием из ряда вон. Похоже, раньше Паук не допускал других зрителей к таинству, даже гоблины уходили и появлялись только по приказу. И только для слабоумной Умки он сделал исключение. Хотя, откровенно говоря, лучше бы он этого не делал — эльфийке одно лишь присутствие здесь давалось тяжело.
— Как тебе сегодняшний спектакль?
— М-м-м-м-м, — бессмысленно протянула Умка, ведь заданный вопрос не требовал от неё ответа.
— Я прям снова почувствовал себя молодым.
Умка не собиралась ставить это утверждение под сомнение, ведь и так видела, что у больного подонка эрекция.
— Ну что ж, мадам эльфийка, позвольте откланяться до следующей постановки.
«Мастурбировать побежал», — хмыкнула Умка, представляя себе эти нелепые картинки.
Ни женщины, ни мужчины, ни дети Паука не интересовали, его интересовали только его постановки и он сам. Поэтому после каждого спектакля, сказав несколько фраз Умке, он спешил в свою спальную самоудовлетворяться. А Умке приносили ужин, иногда даже с мясом. После предыдущей постановки ей дали ещё одно одеяло, чтобы подстелить под себя, и стали лучше кормить. Теперь еду давали два раза в день, что, по мнению той Умки, которая бродяжничала на улицах, считалось роскошью. Она выявила закономерность: чем хуже обращаются с детьми, тем лучше поступают с ней. Завтра, скорее всего, «труппе» дадут передышку. Нет, будь воля Паука, он бы каждый день устраивал подобные постановки, вот только его разваливающееся тело таких частых оргазмов перенести не могло, да и на контроль кукол уходила часть сил. Поэтому передышка — для всех остальных, и отработка навыков — для Умки.
Прикладывая огромные старания и непрерывно экспериментируя, ей удалось добиться кое-каких результатов. Для начала, её аурное щупальце увеличилось, теперь она могла его вытянуть на шесть метров. Во-вторых, она освоила кое-какие фокусы. Соединившись с кем-нибудь своим щупальцем, она могла почувствовать то же самое, что и объект подключения. В голове почему-то сразу всплыли странные слова: «направленная эмпатия». Что это такое и почему ассоциируется именно с этими словами, Умка не знала и знать не хотела, просто пользовалась и не задавала вопросов. Но это ещё не всё, когда Паук устраивал свои спектакли, у Умки происходили эмоциональные срывы. Эманации агрессии и боли просто пугали, доставляя почти физическую боль. Отчасти в этом виноваты её возросшие способности, отчасти — менталитет эльфов. Да, среди эльфов много воинов, и их нельзя было назвать неженками, но Умка не была воином и воспринимала всё значительно сильнее. Если обычному человеку пытки были просто отвратительны, то эльфу-гуманисту страдания другого разумного будут просто невыносимы. Эльфийка училась у Паука, в предыдущем спектакле она видела, как он вытянул своё щупальце, на ощупь поймал какого-то энергетического паразита и поглотил. Он точно не видел, что делает, просто действовал на ощупь. Эта догадка привела Умку к тому, что Паук не видит ауры. Она осмелела настолько, что решилась сегодня вытянуть щупальце прямо в его присутствии, и он ничего не заметил. Повторяя за пауком, она вытянула свой щуп и попыталась поймать одного из таких паразитов. Но при его поглощении испытала только боль, что испытывал избиваемый мальчишка. Паразит оказался слишком силён, однако какое-то время ей удавалось его удерживать, а это значит, что энергетических паразитов можно использовать как оружие. Другим достижением Умки стали её новые друзья: мышки. Протянув щупальце к простой мышке, прогрызшей себе норку в стене, эльфийка установила с ней контакт. Она не стала высасывать из неё энергию, а наоборот — отдала часть своей. Мышке это понравилось, но приблизиться к эльфийке она не решилась.
Практикуясь на мышах, Умка научилась отдавать не только энергию, но и эмоции и закладывать в них послания. Вот и сейчас, коснувшись щупальцем, Умке удалось наладить с мышкой контакт. Но надо было отправить что-нибудь. Умка нафантазировала себе образы, сводившиеся к следующему смыслу: «Я твой друг, я люблю тебя, не бойся меня, ты нужна мне». Слов не было, были образы чего-то тёплого и нежного. Умка старалась представить себе, как она берёт в руки маленькую мышку, греет своим прикосновением и гладит по шерсти. Получив послание, наивное существо сразу же сменило цвет ауры с жёлто-зелёного на белый и поспешило к эльфийке за обещанными нежностями.
О, какое блаженство ощутила Умка, впервые установив контакт с белой аурой, пусть животного, но любящего животного. В этом царстве боли и мрака Мими стала для Умки лучиком тепла. Наигравшись и намиловавшись с мышкой, Умка продолжила свою практику и открылась ауре мышки, немножко слившись с ней. Оказалось, что самочка Мими живёт здесь не одна: где-то здесь в поисках вкусненького ползает её самец, которого Умка тут же окрестила как Пипи. А ещё у неё с десяток малышей, которым нужно что-то есть, и если она сама ничего не поест, то у неё не будет молока, а это значит, что маленьких мышат будет нечем кормить. Умка поделилась с Мими кусочком вареной репы, что плавала в её миске. Мышка благодарно пискнула, прожевала угощение и скрылась в норке. Побежала кормить свой молодняк. Пускай, сейчас Мими ей была не нужна. Она займётся выращиванием личного чувственного паразита. Сидя в клетке, Умка овладела передачей чувств, но, как оказалось, эта способность не терпит лжи. Она не смогла бы наладить контакт с Мими, если бы действительно не восхищалась красотой мышки и не испытывала к ней симпатию. Это правда, даже мышка была намного милее Умке, чем все остальные жители этого дома. Но, если смотреть с другой стороны, в случае крайней надобности даже любовь и восхищение красотою Мими не помешает Умке прикончить её и съесть. Охотник тоже может искренне восхищаться красотой оленя, прежде чем убить его и разделать на мясо. К счастью Мими, эльфийка поставила себе более миролюбивую задачу — побег. И для своего побега она медленно разрабатывала план. Не всё было в нём тщательно продумано, но с её способностями шансы были. Она могла передавать чувства, которые сама испытывала: любовь, обожание, симпатию. Легко. А вот страх и ненависть сложнее. Если страх она знала не понаслышке, то вот с ненавистью у Умки были проблемы. Дело в том, что ненависть красных и чёрных аур она воспринимала как проявление неживой природы. Разве можно ненавидеть огонь за то, что он тебя обжигает? Поэтому Умка не знала ненависти. Но передача чувств и откачка энергии — это практически всё, что Умка могла сделать с аурами, а ей нужно было передать ощущения. И для этого она собиралась использовать чувственных паразитов.
Достав из-под горшка гусеницу, она соломинкой стала ковырять её нежное тело, ожидая, когда явится чувственный паразит. Паразит явился: крохотный, маленький. Своими аурными щупальцами Умка схватила паразита и стала удерживать на месте. Приходилось прилагать усилия, чтобы не раздавить и не поглотить паразита, уж больно тот был слаб и мелок. Замученную насмерть гусеницу Умка закинула себе в рот и пережевала. В принципе, диета из насекомых была уже не нужна, но привычки оставались привычками. После жёстких жучков гусеницы и личинки были почти деликатесом. Маленький чувственный паразит даже не дёргался. Недолго думая, она решила поступить с паразитом так же, как и с мышкой: напоить его энергией своей ауры. В конце концов, в аурном зрении энергетические существа и живые несильно отличаются. Умка пустила по щупальцу энергию. Паразит поглотил её, и ему это так же понравилось. Он даже подрос. По-видимому, концентрированная энергия была ему приятнее, чем чувство боли, которым он питался. Потом Умка вместе с энергией отправила ему чувство симпатии. Вот это паразиту явно не понравилось: он пошёл волнами и чуть не лопнул. Видимо, паразит, способный питаться болью, от других чувств мог просто сдохнуть. Да и может ли существо, питающееся ощущениями, воспринимать чувства? Они, конечно, похожи, но на самом деле совсем разные.
«И как его приручать?»— думала Умка, напитывая паразита энергией, от чего тот снова вырос.
Умка отпустила паразита, и тот попытался убраться по своим делам. Естественно, щупальца снова его схватили, не дав незадачливому серому колобку улететь далеко. Эльфийка долго раздумывала, чем бы его связать. Зверушка по-своему полезная и её явно можно использовать как оружие, но совершенно не поддаётся приручению и на контакт не идёт. А всё, что может его удержать — это её аурные щупальца. Умка посмотрела на свои щупальца, потом на паразита, потом снова на щупальца. Мозг занимался непривычным делом: он придумывал. Крайне неприятное и забытое занятие. Шестерёнки в голове проворачивались медленно, со скрипом, осыпая с себя годами нараставшую ржавчину, и этим процессом причиняли боль хозяйке. Спустя какое-то время в разум Умки постучалась идея, и она рубанула другим своим щупальцем по тому, которым удерживала паразита. На Умку навалилась усталость и лёгкое недомогание. Ей удалось отсечь кусок своей ауры, и за это пришлось платить самочувствием.
«Но оно того стоило», — примерно так подумала Умка, глядя на результат.
Отсечëнный кусок ауры никуда не делся, а растёкся по паразиту, словно липкая сеть, и приобрёл серый мертвенный цвет. Теперь Умка могла легко передвигать его в пространстве. Сам паразит передвигаться не мог, но зато статично держался в той точке пространства, где его оставили. Сеть ауры, облепившая паразита, не мешала контактировать с ним. Она могла спокойно просовывать аурное щупальце через сеть и напитывать его энергией. Паразит рос, как на дрожжах, и даже не пытался вырваться из аурной сети. Умка попыталась бросить его, как мячик, но ничего не получилось. Опутанный паразит застывал там, где контакт с аурным щупальцем разрывался. Слив в паразита весь остаток энергии, Умка оставила его за пределами клетки, чтобы случайно не задеть паразита своим физическим телом, и задремала от усталости. А на утро её разбудил вопль боли и звон упавшей на пол железной посуды. Толстый гоблин, что приносил ей еду, валялся на полу и прижимал к себе ногу. Видимо, он нёс ей утреннюю баланду, и случайно задел спутанного паразита ногой. Судя по тому, как долго и упорно гоблин потирал ногу, пытаясь унять боль, Умка поняла, что переборщила с энергией, влитой в паразита. Чтобы на достаточное время парализовать противника, ей хватит куда меньше времени.
«Болевая мина», — неожиданно всплыло в голове Умки название того, чем она тут занимается.
Наконец, гоблин смог унять боль в ноге. Зелёный толстяк не понял, что с ним произошло. Скорее всего он подумал, что ногу просто свело судорогой… очень сильной и болезненной судорогой. Но это было случайное попадание чувственного паразита в конечность. А если паразит угодит в крупный нервный узел, такой как позвоночник или головной мозг… О-о-о, боль будет зубодробительная, может даже, гоблин потеряет от неё сознание. Но нельзя, чтобы он шумел: крики могут привлечь остальных гоблинов. Предвкушая воплощение своего плана, Умка плотоядно улыбнулась и пожалела об этом. Так как толстый гоблин не стал ходить за чистой едой, а собрал с пола то, что рассыпал, и бросил Умке в лицо. Наверное, подумал, что эльфийка ехидничает, глядя на его страдания.
Умка не обиделась и даже порадовалась: сегодняшняя баланда состояла из хорошо проваренной картошки, свежих огурцов и даже немножко сала — роскошь, блин! Гоблин сменил горшок с нечистотами на пустой и оставил кружку с водой. Умка быстро подобрала всё, что ей принесли, не забыв при этом оставить корочку сала для Мими и Пипи с их выводком. Потом, поймав и замучив таракана, отрывая ему лапки, приманила нового чувственного паразита. Эльфийка решила бежать сегодня, так как днём Паук сел в рикшу, запряжённую двумя гоблинами, и отправился в сторону поселения. То, что она где-то на краю городских пустошей, она поняла уже давно, кроме как в этом доме на десятки метров никаких других аур не было. Разве что ауры мелких животных, вроде зайца или некрупной собаки. А куда ещё можно ехать из пустошей, если не в сторону поселения людей? Можно, конечно, ещё в сторону внешней стены, к поселениям гоблинов. Но что там делать человеку? Опутанного аурой паразита она подвесила под потолком, чтобы его наверняка никто не зацепил и до него можно было быстро дотянуться. Энергетическое существо с удовольствием лопало даруемую энергию и росло. После завтрака прискакали Мими и Пипи. Умка проделала с самцом ту же процедуру, что и с Мими, и даже проще. Мими уже каким-то образом подготовила его к общению с Умкой, да и на эльфийке остался запах Мими. Самец оказался чуть умнее и деловитее самки, своей подозрительностью он чуть ли не спрашивал: «Хозяйка, что тебе надо?». Умка образами и картинками объяснила, что ей надо. Пипи, бравируя, согласно пискнул, мол: «Такие мелочи и всего-то?».
Вечером случилось неприятное: Паук вернулся раньше ужина. Умка даже подумала отложить побег, но повезло. Где-то мотавшийся весь день старик лёг в постель и крепко уснул, а Умка благополучно дождалась своей баланды. Поздно вечером, когда толстый гоблин принёс ей еду и забрал горшок, Умка медленно, даже можно сказать, нежно усадила чувственного паразита гоблину на спину. Она раньше не видела, как это происходит, и теперь наблюдала из первых рядов. Оболочка из омертвевшей ауры лопнула, и паразит начал быстро сдуваться, вливая всю накопленную им энергию боли, которую он сумел переработать, но не усвоить. После этого паразит, сделав своё чёрное дело, поспешил скрыться. Гоблин же даже не застонал, а просто замер на месте, боясь пошевелиться. У него резко и очень сильно заболела спина. Умка в этом была уверена, она весь день заряжала паразита. Через тридцать секунд полной неподвижности гоблин просто рухнул в обморок. По полу громко стукнул горшок с нечистотами и пустая посуда. Получилось даже лучше, чем она надеялась, Умка боялась, что придётся высасывать энергию из корчащегося в судорогах боли гоблина. А тут всё просто: он потерял сознание, и теперь эльфийка может спокойно высосать из него энергию, так что часа четыре здорового сна гоблину обеспечены.
Убедившись, что гоблина ближайшее время и пушкой не разбудишь, она наладила контакт с Пипи и Мими, протянув аурное щупальце к самцу. Она быстро сформировала образ ключа от клетки, который гоблин носил у себя в кармане. Получив приказ, мышки стали действовать: выбрались из своей норки и поскакали к гоблину. Пока помощники Умки, словно бурлаки на Волге, тащили ключ к клетке, Умка быстро подобрала всё, что принёс гоблин. Теперь она в бегах и неизвестно, когда сможет так хорошо поесть. Когда Пипи и Мими закончили свой Сизифов труд, Умка отперла замок и, выбравшись на свободу, мысленно поблагодарила их. Потом приказала прятаться обратно в норку и поощрила ещё одним пучком энергии: теперь в Умке её было хоть отбавляй. Пипи довольно пискнул, а Мими намекнула, что энергия это, конечно, хорошо, но не мешало бы в довесок к ней ещё что-нибудь пожевать.
Умка достала из-под горшка личинку вылупившегося насекомого и отдала Мими. Мышка удовлетворилась такой подачкой и скрылась вместе с Пипи в норке. Умка повязала на своём теле одно одеяло на манер юбки, а второе закрепила так, чтобы оно грело корпус. Распахнув окно, она выбралась на карниз. Шуметь было нельзя, она находилась на третьем из четырёх этажей здания: на втором спал Паук, на первом жили гоблины, которые сейчас бодрствовали. Если её увидят или услышат, они будут её преследовать. Умка не сможет убежать от севших на хвост гоблинов. Единственный способ — это набрать максимальную фору, чтобы оторваться от них. В том, что преследование будет, она не сомневалась. Рано или поздно гоблины забеспокоятся о своём толстом товарище и поднимутся проверить, что это он так долго. А значит, обнаружат, что клетка пуста. Дойдя по карнизу до угла здания, она обхватила ливневую трубу и медленно сползла, попутно молясь высшим силам, чтобы крепления выдержали и её никто не услышал.
Высшие силы услышали Умку только наполовину: крепления не выдержали, и в районе второго этажа эльфийка, обнимая сегмент широкой трубы, полетела вниз. Но приземлилась относительно тихо, в кусты колючки. Аккуратно положив кусок трубы в сторону, она выбралась из кустов. Неслышно скуля от боли, Умка стала выдирать колючки из кожи и тех кусков материи, что служили ей в качестве одежды. С удивлением обнаружила, что набедренная повязка ещё на ней, а вот верх остался висеть на трубе. Это плохо, убегать с голой грудью будет холодно, но надо радоваться, что обошлось без особых повреждений: колючки — это не самое страшное. Вот если бы она себе что-нибудь сломала или подвернула, то о побеге можно было бы забыть и смело идти сдаваться гоблинам. Они, конечно, её изобьют и изнасилуют, клетка не только её удерживала, но и защищала от жильцов дома, как ныряльщика с аквалангом от акул. Наигравшись, наверняка оставят живой, а так не факт, как настроение утром у Паука будет. Вполне возможно, он отдаст её гоблинам на потеху, пока у него настроение не улучшится, но самый вероятный исход событий — с ней просто не будут особо возиться, а, настигнув, порешают все дела на месте. Мол: «Сопротивлялась, господин начальник, мы сделали всё, что могли». Вполне возможно, что Паук их даже ругать не будет, так оно вернее. Нет тела, нет дела, а для компании он себе новую дурочку заведёт или даже сделает, покалечив кому-нибудь мозг.
Эльфийка задумалась, куда, собственно, бежать. Теперь, когда она потеряла часть одежды, придётся перенаправить больше энергии на обогрев тела. Сейчас сырая зима, а не знойное лето. Это, в свою очередь, значит, что придётся перенаправить её со зрения, и она станет более близорукой, так как ограничит свой кругозор десятью метрами аурного зрения. Паук ездил на север, значит, поселение там, то есть вероятно, что туда она не пойдёт, ведь она не знает этой части пустошей. А гоблины знают, и если она будет часто попадать в тупики, что с её зрением немудрено, то они точно её поймают. Двигаться на юг тоже нельзя, там заброшенные поля, а это территория нежити и гоблинов. Первые её съедят, а вторые сделают то же самое, что и её тюремщики. Остались только запад или восток. Тут всё просто: она выбралась с восточной стороны дома, а это значит, что, чтобы бежать на запад, ей придётся обойти дом. Это исключено. Значит, восток.
Встав на ноги, она побежала трусцой туда, где восходит солнце. Бежать было слегка непривычно из-за сидения в клетке: мышцы уже отвыкли от таких нагрузок. Но страх и ворованная энергия придавали ей скорости. Бежала она по границе полей и городских пустошей, так вероятность того, что она во что-то врежется, была не особо большой. Ещё пришлось отказаться от набедренной повязки и полностью обнажиться. На земле было полно всяких острых веточек и камушков, так что, пару раз проколов себе ноги, Умка сделала из повязки обмотки на ноги. Стало ещё холоднее, но зато это дало ей возможность сохранять скорость на изначальном уровне. Ещё она попутно молилась всем высшим силам, чтобы пошёл дождь. Он смоет все следы, которые она оставляла, и вероятность спастись будет больше. Однако дождь идти не собирался. К её удивлению, на обогрев тела уходило не так много энергии, в отличие от её ожиданий. Тело само грелось от движения, да, кожа озябла, но, в целом, было вполне терпимо. Умка всю ночь попеременно то бежала, то быстро шла. И только к утру, когда солнышко вышло из-за горизонта, решилась на недолгий отдых, чтобы перевести дух. Ненадолго она активировала своё зрение на полную мощность, так, чтобы увидеть пространство вокруг метров на пятьсот, и ахнула. Она не оторвалась: по её следу в четырёхстах метрах шли трое гоблинов.
«Нет, нет, они взяли мой запах, мне не уйти», — в мыслях простонала Умка и вцепилась пальцами себе в волосы. Из её глаз брызнули слёзы. — «Всё бессмысленно, мне не спрятаться».
Немного погоревав над своим страшным будущем, Умка снова активировала зрение, гоблины были в каких-то ста метрах. Просто подождать минуту, они придут, будут насиловать, потом убьют. А может быть, даже съедят, и никто не вспомнит о том, что была такая красивая девушка Умка, и что это именно её косточки валяются в пыли. Ну, только Пипи и Мими будут поминать её добрым словом на своём мышином языке, и, разве что, ещё Сталин с Катей. Вдруг на Умку словно ведро ледяной воды вылили. Она вспомнила. Да, ведь ей есть ради кого жить. Да, она проиграла и ей не уйти, но она ещё не сдалась, и бой за жизнь не закончен. Она попыталась вспомнить тех людей, которых ещё так недавно любила, и первое, что она вспомнила — это строгий голос командира будто бы из другой жизни, Сталина.
«Смирно! Рядовой Чернов, отставить упаднические настроения! На тебя молодняк смотрит, а ну, подавай правильный пример и веди себя, как должен вести образцовый красноармеец».
— Есть! — рявкнула Умка на чистом русском и вытянулась по стойке смирно перед призраком из воспоминаний. Потом развернулась и быстро побежала в сторону городской пустоши.
«Если они хотят меня догнать, то пусть сначала побегают. Может, от усталости они мной подавятся».
Эльфийка шныряла по развалинам и заброшенным домам с энергичностью взбесившейся от страха крысы, которую планомерно загоняли в угол. С неё сошло семь потов, и теперь она не экономила энергию и не задумывалась о расходе сил. Благодаря своему размеру, длине ног и когда-то неплохо натренированным мышцам, Умка оказалась хорошим спринтером, но по сравнению с гоблинами, отвратительным стайером. Всё, что она выиграла, это полчаса. За это время она вымоталась сильнее, чем за всю ночь бега. Она была измучена, но всё равно оказалась не готова, когда брошенная гоблином верёвка с камнем обмоталась вокруг ног. Судя по аурам, гоблины тоже были уставшие, злые и возбуждённые. Охота на разумных существ чертовски их завела, их ауры были чёрно-красные, а в паху с бешеной скоростью закручивались розовые водовороты. Таких жутких аур она раньше никогда не видела, разве что только у Паука, но там жуть была другая, холодная и липкая. А тут ауры обжигающие, словно всепожирающий огонь. Они стремились употребить Умку во всех смыслах.
«Вот и всё», — пронеслась мысль у неё в голове, когда двое гоблинов сели ей на руки, а третий с силой стал раздвигать ей ноги.
— А-а-а-а, — закричала изо всех сил Умка.
А потом получила болезненный тычок в живот, от чего диафрагма сократилась, и Умка потеряла возможность дышать. От паники она позабыла, как пользоваться всеми своими способностями. Испытанная ею боль обязательно привлекла бы чувственных паразитов, надо только ненадолго усилить своё аурное зрение, поймать их и атаковать ими гоблинов. Да что там, даже просто выкачивая из них силу, она могла бы сократить продолжительность своих страданий. Но боль убила разум. Она даже полностью ослепла, потеряв контроль над потоками энергии в своём теле. Сейчас ей будет очень мерзко, потом больно, потом совсем больно. И это будет её конец.
«Нет! Я так не хочу, я хочу жить! Пожалуйста, помогите мне!!!»
Умка молилась, неважно, кому и как умела, в полной темноте и беспомощности. Это было единственное, что ей оставалось. Поэтому не сразу поняла, почему ничего не происходит. Она пропустила момент, когда давление на руки ослабло, а гоблин-насильник вместо того, чтобы делать своё чёрное дело, упал на её живот и начал заливать её чем-то тёплым. Она восстановила контроль над потоками энергии, и мир снова окрасился в цвета аур. Её преследователи были мертвы, а их ауры стремительно блекли. Кто-то убил их одновременно, с дистанции. Умка ещё сильнее усилила своё зрение: радиус растянулся на пятьдесят метров. И она увидела, как к ней приближается группа аур, а среди них одна маленькая, но белая и очень яркая.
— С-та-ли-н, — захлёбываясь слезами счастья и не в силах сдержать улыбку, промямлила Умка.