Самый заурядный попаданец в гоблина. Книга 1

Глава 15 "Конец и начало"

Шок-жезл Пётр отдал Умке и велел использовать его на Марте каждые полчаса, чтобы та не могла проснуться. Даже в связанном состоянии Пётр не давал Умке и шанса против Марты, несмотря на все её магические способности. Отсучить, конечно, руку противнику, чтобы он не смог спустить курок или сжать ладонь в кулак — это очень ценное умение в решающий момент, но в драке есть ещё вторая рука и ноги. Умка рассказывала ещё что-то про откачку сил, но с бессознательной Мартой этот фокус не получался, её аура сопротивлялась. Проколоть защиту ауры Марты Умке удалось с большим трудом и, чтобы парализовать ей руку, она затратила значительную часть своих сил, так что ей тоже сейчас хотелось спать. Но Пётр велел держаться и терпеть. Оставлять Умку с Мартой было страшно, но тащить её обратно в город нельзя, сейчас она обуза. Один он сможет незаметно проникнуть в свою квартиру, а с эльфийкой будет слишком приметен.

В поселение он возвращался с тяжёлыми мыслями и не через то место, которым обычно ходил. Пришлось выискивать знакомую бригаду чистильщиков, чтобы в их компании вернуться в поселение. Он боялся надзора: если они послали отряд по следу его бригады, то могли оставить наблюдателя за воротами, и уж естественно, за его домом тоже сейчас следят. Пограничникам так же доверять было нельзя, они люди подневольные и могли получить приказ задержать его с Умкой. Прежде всего Умку, именно за ней идёт охота, а не за ним. Хотелось бы знать, кто это и зачем им это, но лучше быть на воле и в неведении, чем обо всем знать, но сидеть взаперти. Вариант навестить Катю в управе он отмёл сразу, незачем лезть в осиное гнездо, там его точно скрутят. Пётр надеялся оставить для Кати сообщение об их местоположении, оно должно быть таким, чтобы поняла только она и никто больше. Вполне возможно, что сообщение прочтёт ещё кто-то, и тогда за ними пойдут ещё и наёмники. Гоблин в маске, перчатках и с наброшенным капюшоном понаблюдал минут десять за домом пограничников. Вроде бы всё спокойно, но вот Пётр спинным мозгом чувствовал, что за домом ведётся слежка. Страшно. И идти — риск, а не идти — значит остаться без помощи. Надо бы сходить к Капу, может, он что-нибудь придумает, но вряд ли второй раз запишется в авантюристы. Разборки с пауком — то был общий враг и сходство интересов. А альтруизм — да простой Зул-Тарец долго будет искать это слово в словаре, а потом решит, что собеседник идиот. Даже Марта, несмотря на их хорошее отношение друг к другу, решилась на предательство, что уж говорить о Капитане. Искать наёмников он не побежит, скорее, они его уже нашли и были посланы на три буквы, но и ради Петра с Умкой он шевелиться не будет.

Дождавшись, когда не будет прохожих, Петр рванул к изгибу здания, откуда его не будет видно с улицы. Его не то чтобы не было не видно совсем, просто человек должен специально смотреть в нужную сторону и быть в нужном месте. А ещё его прекрасно было видно со стороны пустошей, но стрелки на башнях и огородники обычно за спину себе не смотрят. Протыкая когтями внешнюю отделку здания, гоблин быстро вскарабкался на крышу, попутно изуродовав стену, понаделав в ней дыр. Плевать, скорее всего, ему тут больше не жить. Осмотревшись по сторонам, Пётр немного успокоился: вещи были на месте, значит, тут пока никого не было, не устраивали обысков, и нет засады. Подёргав дверь, он понял, что замок не вскрывали. Изначально его тут не было, но когда с ним поселилась Умка, то пришлось ставить, чтобы ограничить её в перемещении, всё же красивая женщина практически в мужском общежитии. Ключ был только у него и у Кати.

Единственное важное дело, за чем он сюда вернулся, это оставить весточку Кате, и сделать это надо так, чтобы никто не понял. Сначала он подумал написать письмо, но если сюда кто-нибудь придёт раньше, то может просто забрать его. Немного подумав, Пётр достал нож и крупными буквами вырезал на стене надпись «У ПАУКА». Именно туда Пётр собирался отвести Умку и ждать там помощи со стороны вампирши. Катя знала об этом месте, а посторонний человек не поймёт, что за паук. Потом Пётр стал собирать вещи — неизвестно, долго ли им придётся ждать, возможно, даже несколько дней. Он стал набивать рюкзак всем необходимым, шаря по полкам. И тут ему в руки попала деталь следящего ожерелья, которое они использовали как маячок, чтобы найти логово Гарибальди.

— Какой я идиот, — сказал Пётр по-гоблински. Достаточно было бы просто взять эту вещицу с собой, и вампирша найдёт их даже под землёй. Даже никаких записок на стене царапать было не надо.

Он сунул пластину от ожерелья себе в рот, собираясь потом перепрятать в более надёжное место, возможно, даже сделать из неё себе медальон. Гоблин засобирался обратно на крышу, намереваясь покинуть свой дом так же, как и пришёл.

— Что, уже уходишь? — спросил приятный голос у него за спиной.

Пётр стал медленно оборачиваться на звук голоса, одновременно собираясь метнуть в говорившего ножом. Но тут же получил удар кулака в голову. Развалившись на полу и пребывая в неглубоком нокауте, Пётр думал над тем, как так он проглядел ночного эльфа у себя в квартире. Именно того самого эльфа, которого в западню заманила Марта. Чёртов остроухий вернулся в поселение и не придумал ничего лучше, чем ждать сигнала от соглядатаев. И где-то Пётр прокололся, кто-то его увидел и донёс, кому надо. Но как же квартира? Он же всё проверил: замки целы, никого не было. Просто магия какая-то. Блин, магия. Что-то Марта рассказывала про ночных эльфов, которые жили и воевали в ещё старом герцогстве Том-Том, якобы они ненадолго могли становиться полностью невидимыми, если остаются на месте и не двигаются. А немного в понимании Марты — это сколько? Если минут десять, то время, которое он здесь ковырялся, вполне укладывается в Мартины порядки. Эльф вполне мог даже находиться в квартире ещё до того момента, как сюда залез гоблин. И сидя в углу, спокойно наблюдать, как он тут наводит шорох. Но кто ему теперь скажет — теперь ему будут задавать вопросы, а не он.

Петра обыскали, наверно, уже второй раз за этот день. И привязали к стулу, который был ему велик. Он лично сколотил эту мебель для Умки и Кати, делал его прочным и не халтурил. Вот ирония, если бы он сколотил этот стул тяп-ляп, то можно было бы попытаться сломать его, когда никто не видит, и убежать. Но стул был настолько крепок, что даже если выбросить его так с привязанным к нему гоблином в окно, то сломается скорее гоблин, а не стул.

В комнату вошли ещё два человека, дверь оказалась не заперта, хотя он точно помнил, что входную дверь с утра запирал. Пётр узнал гостей — это были те самые профессиональные лучники, которые участвовали в облаве на Гарибальди. Те, кто попал в Зул-Тар по политической статье. Наверно, они сегодня в ловушку угодили, только, похоже, из десятка преследователей смогли выжить только эти двое.

— Ну что ж, начнём, — сказал эльф, когда психологическое давление лицами на одного несознательного гоблина не возымело эффекта. — Скажу просто: отведи нас к своей хозяйке эльфийке, и с тобой ничего не будет. Я не буду вставлять тебе иглы под ногти, резать твои уши и ломать тебе конечности. Ничего не будет, просто отведи нас к эльфийке.

Пётр молчал, попутно бёдрами повертев стекольную гранату и фантазируя, как бы так выдернуть членом чеку. Потому что к Умке их вести он не собирался. Он скорее сам здесь умрёт от пыток и с большим удовольствием заберёт этих троих с собой в могилу.

— Ты не хочешь с нами сотрудничать по-хорошему, да? — спросил эльф и сам себе ответил: — Ну тогда будет по-плохому.

Эльф, рукой придерживая ухо гоблина в натянутом состоянии, проткнул его кинжалом и стал отрезать узкую ленту кожи. Пётр вдохнул поглубже и от боли сжал челюсти. С удивлением он обнаружил маячок, зажатый в зубах. Кода эльф врезал ему, тот был во рту, а от удара челюсти сжались и заколдованная пластинка железа просто спрессовалась в зубах, надёжно там застряв.

— Ну что, не передумал? — спросил эльф, в ответ получив только презрительное молчание. Что в исполнении гоблина смотрелось забавно. — Ребят, а эта тварь точно говорить умеет?

— Я лично слышал, как он разговаривал на рафнийском. Разговаривал он хреново, но понять было можно.

— Хм, — хмыкнул эльф, вертя кожаный шнурок, срезанный с уха Петра. — Значит, просто не колемся. Пойми, гоблин, дальше будет только хуже, если ты не скажешь, где она, то я тебя освежую.

— За-чем она вам сей-час по-на-до-би-ла-сь? — подал голос Пётр, — Го-да-ми вам не бы-ло де-ла до неё.

— О! Заговорило. Хорош играть комедию, гоблин, — сказал эльф и параллельно дал Петру пощёчину. — Можешь нести любую чушь, но я-то знаю, кто вы на самом деле.

Пётр внутренне похолодел.

«Он что знает, что я попаданец? Но откуда, об этом я говорил только с Катей, он и её?» — промелькнуло в голове у Петра.

— Ты со своей хозяйкой придумал отличную легенду: замаскироваться под местную идиотку и её питомца. Даже документы тебе выправили. Но нас, подпольное революционное правительство герцогства Том-Том, не проведёшь.

Быстрым взмахом кинжала он отрезал кончик от другого уха. Скорее эльф поддался импульсу: пытать нужно медленно, а он отсёк так быстро, что Пётр не сразу почувствовал боль. Но на этот раз он разрезал хрящи, а это ой как больно. Теперь Пётр кричал.

— Кричи, сколько влезет, тут полог тишины, никто не придёт.

Эльф подобрал отрезанный кончик уха с пола, проделал в нём дырочку, просунул туда шнурок с другого уха. Потом приблизился к Петру и повязал ему это «украшение» на одежду, продев через дырочку для пуговицы.

«Что-то не сходится», — подумал Пётр. — «Какое к чёрту революционное подпольное правительство? Какое укрывательство? За кого они их принимают?»

И тут до Петра дошло, их просто с кем-то перепутали.

— Вы ош-иба-ете-сь. Я и Ум-ка ни от ко-го не пря-та-ли-сь и жи-ли мир-но. Вы прос-то нас с кем-то пу-та-ете.

— Угу. Тогда тебе тем более не надо замыкаться. Отведи нас к своей хозяйке, и мы со всем разберёмся.

Гоблин опять замолчал, понимая, что если эти ребята и будут с чем разбираться, то только по методам вскрытия и эксгумации трупов. Насколько знал Пётр, в этом мире так даже проще, трупы — они не лгут.

— Эй, гоблин, не молчи, а то я укорочу тебе нос и заставлю его сожрать, — предупредил эльф.

Нос было жалко, удобная штука, по жизни помогает, но один раз умерев, второй не так уж и страшно. Наконец-то встретится с Люсей, он за время разлуки с покойной женой так по ней соскучился. А Умка не пропадёт, она только со стороны бестолковая и непутёвая. Выживала же она как-то всё это время, да и Катя её обязательно искать будет, может, даже найдёт. Так что терпи, Петя. НО КАК ЖЕ БЛИН БОЛЬНО!

— Сэр, он вам ничего не скажет.

— Почему? — удивился эльф.

— Вы на его глаза посмотрите. Он сейчас умрёт, но не скажет.

— Хм, ну тогда, наверно, в пыточную, — подумав, сказал эльф. — Пускай им занимаются профессионалы.

— Жалко, за это время объект может скрыться, — сказал второй человек.

— По старым донесениям объект очень сильно привязан к гоблину, так что без него она не уйдёт. Жаль, что по горячим следам не удалось выследить.

— Стоит обыскать квартиру? Может, найдём какие-нибудь подсказки?

— Да он особо ничего не скрывал. Как завалился в квартиру, сначала стену начал царапать, какую-то хрень гоблинскую на стене написал, потом вещи собрал и собирался свалить.

— Сэр, а что за хрень?

— Да вон, — кивнул эльф на стену. — Тарабарщина какая-то.

— Сэр, это не тарабарщина, это язык тёмной империи. Написано «У ПАУКА».

— И что это значит?

— Я не уверен, но несколько месяцев назад мы участвовали в облаве на гоблинское гнездо. Тогда мы первый раз столкнулись с объектом, после чего отрапортовали нашему командованию. Я не указал в рапорте, так как не счёл это важным, но из уст объекта я несколько раз слышал, как в гнезде живёт какой-то Паук.

— Может, это послание кому-то? — задумался эльф, потом обратил внимание на собеседника. — Ты сможешь указать то место?

— Да, сэр.

— Прекрасно. Выдвигаемся немедленно. А ты, — он обратился к второму человеку, — останешься здесь, продолжишь наблюдение за домом. Если увидишь что-то важное, сообщаешь непосредственно начальству, минуя промежуточные звенья.

— Есть, — кивнул второй и вышел из квартиры.

«Они какие-то залётные», — подумал Пётр. — «Да нас тут каждая собака уже знает. Достаточно бабушек с лавочек опросить из дома напротив, и они скажут, что на третьем этаже живёт Дикарка, девка распутная, со всем гарнизоном пограничников путающаяся, Пётр — хоббит-наркоман и тунеядец, зенки бесстыжие маской закрывающий, да Катька, баба распутная, носящая одёжы срамные, всю управу перетрахавшая да теперь к солдатне липнущая».

И если так подумать, то во всём бабушки будут правы. Уж Пётр знал, сам ещё недавно был на их месте.

— Гоблина в расход? — поинтересовался оставшийся человек.

— М-м-м-м, — задумался эльф, всерьёз решая вопрос — в расход или нет.

Но Пётр уже знал ответ: смерть не появилась, значит, сиюминутная кончина ему не грозит. А эльф уже решил, что гоблин будет жить, и теперь просто рисуется, чтобы больше страху нагнать, садист паршивый.

— Нет. Связать и мешок ему на голову, он, может, ещё пригодится, как приманка.

Пётр всё думал, как его по улице нести будут. Всё же местные не привыкли к такому беспределу. Да и вообще, упирающийся житель, которого куда-то тянут силком, обязательно привлечёт внимание полиции. Проблему эльф решил гениально и просто: Петра спустили на верёвочке вниз и сунули в ящик для кремации зомби. В таком виде понесли по улице. Судя по тому, что они не захотели проносить гоблина на глазах у пограничников, можно сделать вид, что эльф опасался проблем. Но сам он вышел через парадный, значит, все нужные полномочия, чтобы ходить по режимному объекту, у эльфа были. Когда Петра несли по улице, он, конечно, пытался подать признаки жизни, позвать на помощь или промычать что-нибудь, но зомби и не так себя в ящиках ведут. Из ящика его выпустили, когда они уже вышли за территорию видимости дозорных. Видимо, никто не хотел нести на себе лишний вес. Правда, мешок на голове оставили, видимо, думали, что лишат его обзора, и отчасти у них это получилось, но через сплетение волокон плохо, но видно.

— Эй, гоблин, зря ты отказался сотрудничать, ты нам не нужен, — судя по голосу, это был эльф. — Нам нужна твоя хозяйка. А тебя мы бы могли отпустить потом. Но ты сам выбрал свою участь. Так что теперь без глупостей.

«Ага, уже поверил, отпустите вы меня», — скептически обдумывал слова Пётр. — «Скорее всего, вы просто грохните меня за компанию. Однако как же мучает дежавю, уже второй раз за день в плен попадаю».

И признаться честно, в плену у Марты ему нравилось больше, там, по крайней мере, ему не резали уши. Теперь одним своим ухом он больше походил на Умку. Ситуация складывалась хреновая, они топают в бывшее логово Паука, где никого нет. И когда они это поймут, к Петру снова возникнут вопросы, а это значит, он снова будет лишаться частей тела. Но всё не так плохо, пока он валялся в кремационном ящике, он сумел достать из трусов гранату и сейчас сжимал её в кулаке. А то, что руки связаны, не помешает ему её активировать, большой палец уже продет в чеку.

«В крайнем случае, уйду, не мучаясь», — утешал себя гоблин, которому ну никак не хотелось умирать.

Он, как мог, посмотрел по сторонам, видя скорее силуэты. Но смог оценить вооружение своих пленителей. На этот раз они подготовились лучше, один из них шёл с ранцевым огнемётом, второй остался верен луку, а эльф вообще был вооружён игломётом. Из всех своих противников он опасался эльфа меньше всех. Да, он был не по-человечески силён и быстр, Пётр с трудом улавливал, как тот машет руками. Заметить движение эльфа ещё можно, но вот уклониться уже нет. Но при всём при этом эльф, в отличие от своих помощников людей, был гражданским. Он либо родился после войны, либо во время войны был ещё ребёнком. Опять же, игломёт. Солдаты Том-Том были вооружены луками и могли похвастаться отличной выучкой, а эльф идёт с игломётом. Да даже манера держаться выдавала в нём гражданского. Причём молодого и не самого умного, его помощник человек сразу смог разобрать надпись на стене. Чёрт, да даже то, что этот остроухий дурак завёл свой отряд в ловушку, устроенную Мартой, говорит само за себя. Да, Марта прошла огонь и воду, да, у неё боевого опыта больше, чем у них всех вместе взятых, и такой мощной химеры так близко к поселению нельзя было ожидать. Но что им стоило просто взять с собой огнемёт с самого начала. Каждая бригада чистильщиков имеет при себе разбрызгиватель с зажигательной смесью, всегда. Люди в подчинении эльфа тоже не особо блещут навыками — да, безусловно, они блестящие военные, но тут не военные нужны, а специалисты. Чистильщик — это прежде всего оснащение и умение его применить. Неспроста в каждую бригаду стараются сунуть хотя бы одного зверолюда из псовых и одного опытного ветерана. При должном обучении это вполне безопасная работа, если соблюдать ряд правил. А его конвоиры не соблюдали. Поэтому Пётр гадал, на кого они нарвутся первыми: на гоблинов или опять на нежить. Пётр не угадал.

Всё случилось очень быстро: сначала раздался собачий вой, и со стороны руин в их сторону поползла огненная змея, потом откуда-то в баллон огнемёта прилетел болт и пробил его. Топливо под давлением попало на огонь, и баллон взорвался. А Петра, эльфа и оставшегося человека отбросило назад. Все они загорелись, но очень быстро смогли потушить огонь, катаясь по земле.

— Это та чёртова сука, зверолюдка с головой добермана, — шипел сквозь зубы эльф, хватая Петра за шиворот. — Эй, зверолюдка, ещё один выстрел, и я проделаю в голове гоблина дыру. Ты ведь его пытаешься защитить, так?!

Пётр почувствовал, как им пытаются прикрыться, и к его виску прижимается дуло игломёта. С удивлением он понял, что всё ещё сжимает в руках стекольную гранату. Ему бы только шанс её применить.

— Выходи, погово- А-А-А-А…!

Дальше случилось непонятное. Эльф рухнул на пол, корчась в каком-то болевом припадке, а оставшийся человек, не ожидавший такого поворота событий, удивлённо уставился на своего командира. Пётр, понимая, что другого шанса может не предвидеться, кинул под ноги человеку активированную стекольную гранату, а сам за всё то время, что он оказался в этом мире, первый раз радовался, что он такой маленький и лёгкий. Будь он здоровым и тяжелым, он бы не смог юркнуть под рослого эльфа и надёжно прикрыться его телом от взрыва стекольной гранаты. Грянул звук разбивающейся люстры, и на Петра полилась чужая кровь. Не успел он толком перевести дух, а ему в лицо снова уткнулось дуло игломёта.

— Да т-во-ю ма-ть, Мар-та.

— Привет, Петь, ну как погулял? Судя по твоим ушам, не очень.

— Как ты наш-ла ме-ня?

— О, это не я, это Умка, она просто радар ходячий. Нам только стоило подойти к твоему дому, и она всё увидела.

— Как ты с-мог-ла убе-ди-ть Ум-ку не вы-ру-ба-ть те-бя вот мой вто-рой воп-рос.

— В шок-жезле заряда оставалось на три применения, уже через час после твоего ухода я была в сознании. А потом мы поговорили с Умкой, и я убедила её сотрудничать, у неё какой-то патологический бзик на белые и зелёные ауры.

— А это-т де-нь так хо-ро-шо на-чи-на-лся.

— Ты ещё заплачь, — сказала Марта и хмыкнула, а потом ещё добавила. — Вставай, снимай штаны.

— Это за-чем?

— Я второй раз на те же грабли не наступлю.

— У ме-ня нет в тру-сах вто-рой гра-на-ты.

— Ты думаешь после всего этого, — Марта многозначительно кивнула на два измочаленных осколками стекла трупа, — я буду тебя недооценивать? Петь, я тебе ещё и в жопу загляну, чтобы быть спокойной. А то вдруг ты и там гранату спрятал.

— Бо-ль-ная, — фыркнул гоблин, снимая штаны.

— Хе-хе, а ничего у тебя штучка, Умке можно позавидовать. Жалко у Луи не такой агрегат, — Марта не отказала себе в удовольствии отпустить ещё пару армейских шуточек.

— В-сё нас-мот-ре-ла-сь, мож-но оде-ва-ть?

— Повернись ко мне спиной и нагнись.

— Да пош-ла ты.

— Петь, ты нужен моим заказчикам живым. И я доставлю тебя живым даже с простреленными ногами.

— Мо-жет мир и раз-бе-жи-мся?

— Нет, Петь. Тут скоро будет война, и я не хочу, чтобы мои дети росли в таких условиях. Если хочешь, то в утешение могу пообещать, что назову своего первенца в твою честь.

— О-бой-ду-сь.

Пётр не успел нагнуться — как только он отвернулся от Марты, то снова потерял сознание. А проснулся от похлопывания по щекам и в привычных кандалах. Ну, хоть в штанах, уже радость.

— Подъём, зелёный, день продолжается, — услышал он голос Марты.

На этот раз их путешествие продолжилось без приключений. Марта не давала Умке прийти в себя, периодически касаясь её шок-жезлом. Оказывается, этот магический выключатель сознания имел функцию перезарядки, как любой бытовой прибор. Шар-наконечник был на резьбе и легко откручивался, а внутри было гнездо для круглого кристалла. Как батарейку в оанарике поменять. Петру ещё учиться и учиться. На этот раз убежать или выкинуть что-нибудь неожиданное гоблину возможности не давали. Марта по достоинству оценила способности Умки: сенсорику, отсушку конечностей, а главное, болевой удар. Последнее вообще вещь страшная, от этого не защититься, и секунд на десять она полностью выводит из строя противника. Именно болевым ударом Умка жахнула по эльфу, держащему Петра в заложниках, что кардинально поменяло расстановку сил. Всё, кроме сенсорики, от Марты скрывали, и не зная, что эльфийка может отчебучить, Марта держала её в бессознательном состоянии и несла на плече.

Через два часа такой ходьбы они набрели на дом, внутри которого пришлось покарабкаться. Петра всегда удивляло обилие таких домов в Зул-Таре — сами дома строились из строительных кристаллов, а лестницы внутри возводили преимущественно из дерева, и по какой-то причине лестницы между первым и вторым этажами были разобраны. А если подумать с другой стороны, то зомби не умеют карабкаться — то ли зрение плохое, то ли сама конструкция непонятна. Но даже разумные зомби не умеют лазать по деревьям и стенам. Не их это. А вот построить живую лестницу, по словам Марты, они ещё как могут. Изначально в Зул-Таре не было проблемы гоблинов, а вот нашествие бесконтрольных мертвецов уже было. Жители, конечно, запирали двери и окна, но защита расстоянием была гораздо эффективнее, поэтому, разобрав лестницу на первом этаже и забравшись на второй, чувствовали себя вполне в безопасности. А потом появились гоблины.

Они забрались на плоскую крышу, но тут никого не было. Потом Марта достала какой-то небольшой диск, установила его на крыше и активировала. Из диска поднялся луч зелёного света высотой в десятки метров. Пётр сразу понял, что это сигнальный огонь.

А через пару минут к ним прилетело нечто. Пётр даже затруднялся классифицировать этот воздухоплавательный объект. Больше всего он походил на плод любви, зачатый дирижаблем в оргии с тремя вертолётами. Метров пятнадцать длиной и около пяти в ширину. Над раздутой кабиной был корпус дирижабля, по бокам от кабины были два не крыла, а скорее туннеля, ведущих к основаниям для двух гигантских вертикальных винтов, толкающих это нечто вперёд. Пётр ещё подумал, как этот пепелац будет заходить на посадку, а оказалось, что просто. Винты остановились, сложились, словно лепестки цветка, и втянулись в нутро. Посреди пепелаца, словно протыкая его насквозь, была встроенная громадная турбина. А ещё пепелац дымил, словно паровоз. Так и хотелось спросить: «Он у вас что, на паровом двигателе, и там внутри есть кочегар?». При заходе на посадку пепелац показал свой бок — там был изображен флаг Ритании: четыре косые красные полосы, идущие от правого верхнего угла к левому нижнему, а по середине флага — вертикальная фиолетовая полоса, перечёркивающая четыре красных. Четыре красных полосы символизируют четыре главных колонии Ритании, их положение на флаге не вертикальное и не горизонтальное, а между, и хаос, в котором они пребывали без королевской власти. А вертикальная фиолетовая полоса, перечёркивающая четыре красные, символизирует столичный остров и власть над четырьмя колониями. На пепелаце не было герба Ритании — чайки с зажатой в клюве золотой монетой. Чайка символизирует то, что Ритания — морская держава, а золотая монета то, что она является торговой, хотя по тому, что слышал Пётр, скорее пиратской, чем торговой. Отсутствие герба означало, что это воздухоплавательное судно не представляет Ританское государство, а является местным. Сначала Пётр испугался, что при приземлении «геликоптер» попросту раздавит дом, но он не приземлился, он завис над крышей на высоте в десять сантиметров, создавая вокруг сильные сквозняки, дующие из-под корпуса, а потом открылся люк, и из него вышли пара человек в железных панцирях на груди. У одного был арбалет в руках, у другого — маленький кейс.

— Это они? — по-ритански спросил человек с арбалетом, кивая на Петра и Умку.

— Это графство Томнов, говори по-Рафнийски или по-Герански, — фыркнула Марта, так как ританского языка она не знала. А потом ещё презрительно добавила: — Фастфишеры островные.

Фастфишер — это презрительное обращение Геранцев к ританцам, означает примерно следующее: поедатель рыбы, рыбный пират, пожиратель мертвечины. Обращение берёт корни ещё в седых временах, когда моряки в своих путешествиях питались тем, что в море наловят, иногда и умершими членами команды. Ритания была морской державой, и больше всего такими подвигами прославилась именно она. Корабли с тех времён значительно улучшились, но оскорбительное название, распространившееся на всех ританцев, так и осталось.

Человек всё прекрасно понял и наставил на Марту арбалет, Марта в ответ навела на него игломёт.

— Мы здесь не за этим, — хмыкнул по-рафнийски человек с кейсом.

— Сэр лейтенант, да ты слышал, как она нас назвала? — возмутился первый на ританском.

— Заткнись, Смит, дальше говорить буду я, — отдал приказ лейтенант.

А Пётр уяснил одну вещь: либо это военные, либо военизированные наёмники, что тоже может быть. В любом случае, не банда, о субординации понятие имеют.

— Это они? — спросил человек с кейсом по-рафнийски.

— Да. Где деньги?

Лейтенант перевернул кейс в горизонтальное положение и открыл его. Внутри чемодана были бумажные ассигнации и какие-то документы.

— Пять тысяч геранских ассигнаций, а также приказ об амнистии Марты Шварц и Луи Бертран. При предъявлении приказа вы сможете сеть на ближайший дирижабль отсюда. А это, — лейтенант указал на две маленькие книжицы, — паспорта геранского образца на имя Иврен Джат и Йохана Джат, полноправных граждан Геранской федерации.

— Натюрлих, — кивнула Марта, сбрасывая Умку с плеча на крышу и забирая кейс. — Они ваши.

— Уважаемая теперь уже Иврен Джат, не поможнте ли нам дотащить это тело до гелекоптера? — спросил лейтенант, кивая на эльфийку без сознания.

— Сами прите, теперь это уже ваша задача, — сказала Марта, отходя от ританцев спиной вперёд. Оттого, что они завершили сделку, она не чувствовала себя в безопасности и даже больше — своё они получили, и теперь ничто не мешает им убить её, поэтому ританцам она не доверяла ни на фунт.

«И это правильно», — хмыкнул Пётр, судьба которого становилась всё туманнее и туманнее.

Потом случилось странное, прямо на крыше материализовался Сёма. Ангел смерти сразу понял, что Пётр его видит, снял свой капюшон и приветливо помахал ручкой. Пётр сначала улыбнулся приятелю, а потом ужаснулся. Ангел смерти пришёл за кем-то, сейчас здесь кто-то умрёт, и судя по всему, кто-то из женщин, потому что за душой мужчины пришёл бы ангел смерти женского пола. Пётр повернулся к арбалетчику, тот уже целился в Марту.

— Ненавижу, блядь, зверолюдей! — сказал оскалившийся арбалетчик.

Марта среагировала первой и спустила курок. Стекольный болт разбился на маленькие осколки, врезавшись в какое-то энергетическое поле в десятке сантиметров от ританца. Он знал об этой защите и поэтому специально не спешил, наслаждаясь ужасом, охватившим Марту.

— ВЫК! — Рявкнул Пётр по-гоблински, попутно вцепившись зубами в руку ританца.

Это нарушило траекторию полёта арбалетной стрелы. Она врезалась не в грудь Марты, а куда-то ещё. Куда — Пётр не видел. Получив ранение, Марта мешком с картошкой покатилась вниз по лестничному пролёту, а кейс с деньгами полетел вниз с крыши и упал на мощёный камнем тротуар. Слабые замки не выдержали и раскрылись, сильный поток ветра, идущий от туши гелекоптера, разметал купюры, словно снегопад.

— Тварь зелёная, — рявкнул арбалетчик, не в силах стряхнуть с руки гоблина.

Пётр чувствовал, что прокусил руку до кости, но чтобы укусить ещё раз и начать дробить кость, надо разжать челюсти, да и в зубах что-то застряло. Потом гоблин получил чем-то тяжелым по голове и упал на землю к Умке.

— Смит, ты идиот! Из-за тебя мы понесли ущерб в размере пяти тысяч геранских марок!

— Это тварь, сэр, прокусила мне руку, — оправдывался Смит.

— Вся сумма будет вычтена из твоей зарплаты!

Ританцы начали ругаться, периодически пиная гоблина то в живот, то по почкам. Сам же Пётр, пользуясь тем, что его хоть и били, но не особо обращали внимание, сунул руку в рот и выдернул изрядно помятый зубами, но всё ещё рабочий маячок.

— Живи, Марта, — сказал он по-гоблински, щелбаном отправляя маячок в лестничный проём, — и детей воспитывай.

Уже вечер, скоро Катя вернётся к ним домой на третий этаж пограничной казармы и, не обнаружив Петра с Умкой, будет беспокоиться. Увидит следы борьбы и надпись на стене, она будет их искать, на всякий случай будет использовать своё ожерелье, но найдёт только раненую Марту. И лучше зверолюдке быть в тот момент без сознания, потому что если она начнёт болтать правду, то Марте, скорее всего, наступит окончательный и бесповоротный каюк.

За всем, что происходило на крыше, словно сторонний зритель наблюдал красавчик Сёма. Он не спеша подошёл к Петру, которому уже к тому моменту отбили весь живот, и которого от потери сознания удерживали считанные минуты. Присел рядос с ним на корточки и прошептал приятным голосом:

— Ты молодец, Пётр, ты молодец.

В который уже за этот день раз Пётр терял сознание. И сделал для себя вывод, что терять сознание от шок-жезла и вырубаться от побоев — это совершенно разные потери сознания. Прежде всего, они отличаются наличием боли, от шок-жезла теряешь сознание легко, а просыпаясь, чувствуешь себя бодрым и отдохнувшим. Его даже можно использовать вместо снотворного. А вот от таких побоев можно уснуть навечно. Однако живучий гоблинский организм непонятно сколько провалялся без сознания, но очнулся Пётр уже за решеткой на нарах в какой-то одноместной камере. С трёх сторон его окружали железные стены, а с четвёртой была решетка. За решеткой был коридор с одиноко висящей на потолке (тут Пётр проснулся окончательно и протёр глаза, потому что ему показалось, что он видит галлюцинации) обычной электрической лампочкой. В аналогичной камере напротив сидела заплаканная Умка, она была нага. Таинственные ританцы не оставили ей даже трусов.

— А-р-р-р ч-тоб ва-с в-сех тва-ри, — простонал Пётр, придерживая себя за живот и пытаясь таким образом унять боль в ливере.

— Ста-лин! — услышав стоны Петра, Умка прижалась лицом к решетке своей камеры.

— Умо-чка, ми-лая, они те-бе ни-че-го не сде-ла-ли?

— Нет! Тебе больно?

Пётр рухнул обратно на свои нары, баюкая отбитый ливер. Он испытал сильное облегчение, потому что когда увидел Умку голой, подумал, что похитители над ней надругались. Но оказывается, их просто раздели, он тоже был голый, однако изнасилованным себя не чувствовал.

— Бо-ль-но ми-лая, — не стал лукавить Пётр.

— Я не могу тебе помочь, — пожаловалась Умка, — эта штука ослепляет меня.

Умка потрясла каким-то массивным ошейником у себя на шее.

— Я ничего не чувствую. Мне страшно.

— М-не то-же, Умо-чка. По-те-рпи, ско-ро всё ре-ши-тся.

Решилось всё не скоро. Ещё день и ночь они были в неведении. Приходил местный стражник, приносил еду. Пётр первый раз в своей жизни увидел гнома, именно такой национальности был местный надзиратель. Что о них можно сказать: ростом ещё даже меньше, чем Пётр, но не намного, где-то метр сорок. Очень сильный, даже сверхсильный, пальцы толстые, руки бугрятся мышцами. Он приносил еду и уходил, вопросы игнорировал и сам их не задавал. Кормили тут, кстати, очень даже хорошо: каша пшенная с маслом и сахаром, а также чай. На ужин, видимо — просто Пётр затруднялся с определением времени суток — принесли сладкую булочку и опять же чай. Такие качественные продукты в этом мире он ещё не ел. И как-то всё это не вязалось с тем, что у них отобрали одежду. Обычно о простых заключённых так не заботятся и хорошими продуктами не кормят. А им даже лимон на завтрак в чай положили. Отобрав у них одежду, их не хотели унизить, видимо, на это есть какая-то важная причина, о которой Пётр не знал. Вместо обеда к ним пришёл какой-то дорого одетый хмырь в белых одеждах с фиолетовыми узорами. Шёл он в сопровождении двух уже знакомых Петру персонажей: лейтенанта и Смита. Хмырь посмотрел секунд десять на Умку, потом мимолётно глянул на Петра, и тяжелым взглядом уставился на сержанта со Смитом.

— Вы, дебилы, взяли не тех.

— Но как же, ваша милость, не тех? У неё же был ручной гоблин.

— Я по ауре смотрю. Почему вы так не сделали? Это не Ванесса Де’Мир.

— Всплыл артефакт, — лейтенант предъявил найденный Петром у гоблинов кольт. — А видящий у нас сдох на прошлой миссии. Но мы же проверяли! Мы рассовали вокруг её дома старые газеты с объявлением о поисках. Один из них она нашла и узнала себя по портрету.

— Вы понимаете, что вы некомпетентные дебилы? Вы читали вообще отчёт? Или только картинки смотрели? Там же чёрном по белому написано, что УНИКАЛЬНЫЙ ГОБЛИН, — хмырь распалялся с каждым словом и под конец уже кричал.

— Но он и есть уникальный, он вполне разумен и даже говорить умеет, — оправдывался за двоих лейтенант.

— Ой, придурки, нет у меня на вас никаких нервов, — сказал хмырь, хлопая себя рукой по лицу. — Уникальность того гоблина была в том, что он являлся самкой. Единственной, блядь, в этом мире самкой. Вы хоть хуй от пизды в состоянии отличить? Придурки деревянные. Вот хуй, — хмырь ладонью указал в сторону Петра, — вот пизда, — теперь хмырь указал на Умку, — элементарно же.

— Мы подумали, что в отчёте опечатка, ведь не существует же гоблинов-самок.

— Подумали? Вы, кретины, ещё и думаете? Вам не за это деньги платят. Я бросаю все свои дела, лечу в эту дыру, чтобы наблюдать вашу ошибку. Казнить бы вас, придурков, да это будет слишком просто.

Хмырь развернулся и зашагал прочь.

— А что с этими двумя делать? — спросил вслед уходящему хмырю лейтенант.

— Избавьтесь от них, — небрежно сказал он.

Душу Петра ела досада, всё это из-за какой-то дурацкой ошибки, им сломали жизнь, потому что просто перепутали с другими. Так нелепо и так обидно.

— Что будем делать, сэр? — спросил Смит.

— Да выкинем за борт, не приземляться же из-за них.

— Девку жалко, сисястая, — Смит масляным взглядом смотрел на Умку.

— Его милость сказал избавиться от них.

— Гоблина за борт, а с эльфой позабавимся. Ну и … — Смит ненадолго задумался, — продадим её на невольничьем рынка Торента, в трущобах, там всех принимают, да и эльфа-рабыня, это ж тыщь пять фунтов.

— Хм-м-м-м, — лейтенант задумался. На Умку похотливых взглядов он не бросал, а вот неплановый заработок его интересовал. Особенно если учесть, что за их промашку с заданием и растрачу средств в Зул-Таре им теперь не видать премий где-то полгода, деньги им будут очень кстати. — А если кто-нибудь из эльфов её там увидит?

— Уши обрезаны, Сэр, среди своих она чужая, — значимо заявил Смит.

— Ладно, действуй, — сдался лейтенант, а потом добавил, — Только эльфийку спрячь в укромный уголок, не бордель же.

Видимо, от лейтенанта не укрылся масляный взгляд Смита, который тот то и дело бросал на голую эльфийку.

— Гарольд! — воззвал Смит тюремщика. — Поджарь пятую камеру, только не сильно. Хочу посмотреть, как он в воздухе будет кувыркаться.

В следующий момент Петра ударило током, потом ещё раз, пока гоблин не пришёл в состояние нестояния.

— А-а-а-а НЕТ! — бесновалась в своей камере Умка, стукаясь головой о решетку и понимая, что происходит что-то нехорошее. — Сталин, Сталин, а-а-а-а-а, не уходи!

Щёлкнул замок камеры, и решетка открылась. Взяв Петра за руку, массивный гном Гарольд без видимых усилий потащил Петра по полу. Гоблин не сопротивлялся, электрические разряды выбили из него весь дух. Наконец его дотащили до какого-то люка, вокруг которого были перила. И всё, в следующий момент время остановилось, Гарольд замер, словно статуя, собирающаяся вращать лебёдку, открывающую люк под Петром. А Смит стоял неподвижно рядом с люком, его глаза блестели в ожидании зрелища. Пётр тоже не мог двигаться, только в отличие от Гарольда и Смита не застыл во времени. Он мог дышать, шевелить лицом и даже смотреть по сторонам, вот только голову поднять и повертеть ей не мог. Но он услышал чьи-то приближающиеся неспешные шаги. Уже вскоре над ним возвышалась Смерть, это была его смерть.

— Привет, Пётр, — сказал Сёма, забрасывая свой капюшон за спину.

— Ты?

— А ты ожидал увидеть здесь кого-то ещё? — спросил ангел смерти, пожимая плечами.

— Я думал, ты по девочкам.

— Да ты знаешь, моё начальство сочло неуместным, если за твоей душой придёт какая-то баба. Ты как бы уже и не совсем чужой нам и в дополнительных льготах не нуждаешься. Поэтому прислали меня.

— Значит, это всё, конец, я умру, — не спрашивал, а скорее утверждал Пётр.

— Тебя сбросят с гномьего воздухоплавательного дредноута с высоты триста метров, естественно, ты умрёшь, ударившись о землю и переломав себе всё, что можно переломать. Да, это конец.

— Ну а зачем всё это? — Пётр указал бровями в застывших во времени Смита и Гарольда. — Просто лучше сразу, как пластырь оторвать.

— Не спеши умирать, Петь, — сказал Сёма, по-турецки усаживаясь рядом с его головой, потом достал руку и показал Петру песочные часы, которые у него были вместо механических. — Тебе осталось жить ещё целых тридцать секунд, вагон времени.

Сёма ткнул своими песочными часами в лицо Петру, и тот увидел, как против всех законов физики (потому что песочные часы были в горизонтальным положении) очень медленно сыплются маленькие песчинки. Но при этом он почувствовал, как люк за его спиной чуть-чуть раздвинулся, на сантиметр, но раздвинулся. Время не стоит, просто очень сильно замедлилось.

— За тебя молятся, Пётр.

— Кто?

— Много кто. Живые, мёртвые, тёмные и светлые боги. Молится твоя покойная жена, которая тоскует по тебе на том свете, но всё равно не хочет, чтобы ты умирал. Молятся твои взрослые дети, которые по тебе скучают. Молится Джулия, чью душу ты избавил от участи разумной зомби. Молится Марта, потому что именно благодаря тебе её дети выжили. Молюсь я, потому что нет ничего более мерзкого, чем забирать души ещё не родившихся детей. Молится Луи, споря с Мартой, что одного его сына назвать в твою честь — это слишком мало, и надо назвать всех троих. Молится Катя, чьё сердце сейчас разрывается от боли и тоски. И эта эльфийская девочка сейчас тоже молится, потому что не хочет, чтобы ты умирал. А ещё у тебя очень могущественные покровители, настолько могущественные, что САМ, — Сёма многозначительно указал пальцем вверх, — не может их игнорировать.

— Мне, конечно, приятно, но что всё это значит?

— Тебе будет предоставлен выбор, жить или умереть.

— Естественно, жить.

— Не спеши, — сказал Сёма, делая драматическую паузу. — Мы сохраним тебе жизнь, но только на определённых условиях.

— Каких?

— Ты защитишь того, кого должен будешь убить и убьёшь того, кого должен будешь защищать.

Пётр задумался, а люк за его спиной раздвинулся ещё на пару сантиметров.

— Это предательство, я должен буду кото-то предать.

— Предательство? — задумчиво повторил Сёма, — М-м-мда, можно и так сказать. Цена твоей жизни — это предательство.

— Я так не могу.

— Петь, ты не хочешь предавать того, кого сам ещё не знаешь.

— Хм, — гоблин задумался, — а я их ещё увижу, я смогу им помочь?

— Кому «им»?

— Умка и Катя, мы ещё с ними встретимся? Просто без них я не вижу смысла продолжать жизнь в этом мире.

— Я не предсказатель, будущее мне не ведомо. НО, скажем так, шанс встретится у вас есть.

— Хорошо. Я согласен на сделку со смертью.

— Сделка со смертью, — Сёма широко улыбнулся. — Мне нравится, как это звучит.

— Как всё это будет происходить?

— Они сбросят тебя вниз, ты сильно разобьёшься, но выживешь, мы немножко поигрались с вероятностями. Потом тебе помогут, всё остальное зависит от тебя. Если умрёшь до исполнения нашей сделки, то считай договор расторгнутым.

— А можно я этого мудака с собой утяну? — спросил Пётр, кивая в сторону Смита.

— КОНЕЧНО, — закивал Сёма, — я тебе сам хотел это предложить, ублюдок зажился.

Пётр почувствовал, что правая рука у него оттаяла и он может ей шевелить.

— Пожмём друг другу руки? — спросил Сёма. — В знак заключения договора.

Пётр, не раздумывая, протянул Сёме ладонь, тот сжал её в ответ.

— И Пётр… — Сёма приблизил своё лицо к лицу Петра ближе. Пётр увидел, как радужка глаз собеседника окрашивается в красный, как его волосы начали седеть, как обнажившиеся в улыбке белые зубы заостряются и становятся похожи на волчий оскал. Пётр понял, что это кто угодно, но не Сёма, просто этот кто-то использует его облик.

— … скоро тебе будет так дерьмово, — продолжил кто-то, и даже голос у него изменился, — что ты пожалеешь, что не выбрал смерть.