Сборник 2019 года. Том 7

Я перед бомжами

Хамом от застенчивости.

Отчаянным от трусости.

Под взглядами решиться на что попало.

Вынимать себя из обстоятельств, чтоб не проявлять силу воли.

Не попадать туда, где принимают решения, ибо не дано понять, что перевешивает.

Ибо правы обе стороны баррикад.

Все пули правы.

Нашего убили, и мы должны.

Всё правильно, если попадёшь в свалку.

И всё правильно, если выскочишь из неё.

Ходить вдоль стены.

Откликаться на всё и от этого озираться и смотреть неловко.

Чувствовать фальшь и быть жестоким.

Слушать всё, ища поддержки.

И думать о себе плохо и не уметь ничего.

И от этой работы воображением трудно подойти к человеку.

Жить всё тяжелей и всё быстрее.

Отрастить бороду.

Купить шляпу и тёмные очки.

Ещё добавить алкоголь.

Подумать о себе тепло…

Это почувствуют окружающие.

Влезть без очереди в очередь за дешёвой водкой.

Цыкнуть на продавщицу:

– Катерина… Ребята ждут… А я что, не из очереди? Стой! Стой камнем, обносок! Катюнь, от белого до чёрного по одной…

Что ты суетишься, козёл сиреневый?! Ты когда должен лежать под забором?

Граждане! Очередь – это свободное построение свободных людей, в порядке подхода с одной и подвоза с другой стороны баррикад.

Наличие двух-трёх прущих против часовой стрелки только развлекает стоящих и придаёт оживление всему организму.

Кто меня не знает? Я знаменитый!

Я, оказывается, здесь живу и буду бить рожу всем, кто меня не знает, и палкой всех, кто меня не хочет знать.

Отцы, члены свободного построения свободных людей!..

В порядке не совсем живой очереди моё прибытие к вам – большой праздник и наслаждение.

Я ходил к интеллигентам, но не достиг своего.

Своего я достигну здесь.

Я его найду.

Я его, падлу, разыщу, и мы подружимся.

Отцы! Нас объединяет тронутость!

Слеза, дрожащая в каждом.

Это сочится рана, открытая всем.

Сомкнёмся ранами.

Я расскажу, что там, в колеблющихся рядах интеллигенции.

Кто сказал: «Ничего хорошего?»

Ты прав, сынок, не опирайся на сигарету, держи её легко…

Как живёшь, так и держи.

Твоя опора – ноги, не забывай.

Ищи их и находи.

Старость – в ногах, малыш.

Твои рассуждения должны опираться на прочную основу дрожащих ног.

Мы примем С₂Н₅ОН и пойдём крушить их автомобили.

Катюнь, продвинь очередь, убери эту синь больничную.

Четыре часа держится на ветру, весь разговор убивает.

Не хватайся за стол руками.

Поддерживай разговор непринуждённо…

Скажи, Аркадий, тебя насильно не лечили?..

Значит, мало…

Твоя фамилия уже значения не имеет.

Это другой разговор.

Держи бокал… Нет…

Молчать ты будешь не здесь.

Ты молчать будешь в четвёртом подъезде на втором этаже у радиатора.

Чтоб не пугать дам, возьми газету «Коммерсантъ» и твёрдо держи перед собой.

Кого ты оставил из близких?

И где она?.. В очереди…

Катюнь, вот тебе полтинник для его жены.

Можешь не считать.

У меня порциями для друзей.

И тебе?.. Василий…

Ты же умелец. Ты же этот кожух прибалчивал…

Не сболтил? Да, процент попадания низковат болтом…

И гаечкой на болт… Метрической, дюймовой…

Американская резьба довела тебя до нашего коллектива…

Чтоб показать, как я тебя уважаю, перестаю острить…

Да, Василий, это я острил…

Слышишь, как вся эта мудозвонь задрожала?..

Наша очередь стоит в дерьме.

Стоя за дерьмом.

Снаружи мы очередь, а внутри – коллектив.

А кто смотрит на нас невооружённым взглядом, тому мы внушаем ужас.

А я считаю, что только в нашей среде расцвет личности происходит несколько раз в день…

Сынок, это мой сольник…

Я арендую зал и оплачиваю публику.

Катюнь, налей ему – счёт мне.

Длительное пребывание в скандальных рядах интеллигенции привело меня к вам…

Я занимался чужим делом.

Я пел и танцевал, разгадывал шарады авторитарной власти, будоражил словом и без того взбудораженных юристов.

Я искал бедных, меня искали богатые.

Меня легко найти по взрывам хохота.

В результате я заработал комплекс, закрепостился и не мог мочиться на дерево.

Не надо хохотать!..

Я несколько раз мчался наперегонки с новым населением России.

Но пи́сать за десять рублей так и не научился.

И когда мой друг – пожилой хиппи Рост – подвёл меня к забору симферопольского аэропорта и сказал: «Писай, – за рубль я посторожу», – я понял, Катенька, как я отстал…

Я не смог отматывать от общего рулона и садиться в темноте…

Я любил простор и пейзаж.

Я не получил друзей, но поклонников…

А переход поклонников в противников – мгновенный.

Я стал наблюдать их скопления у других ног.

Они переметнулись строем, как рыбы…

Я крикнул: «Я здесь!»

Они сказали: «Видим».

Они шепнули: «Видим».

Они шепнули: «Любим».

Они запели: «Слава тебе!»

Но пели у ног другого.

А что я обнаружил, глянув внутрь себя, – истерзанность свободой.

А крик колеблющейся интеллигенции: «Позицийку нам дайте… Свою позицийку…» – меня доконал.

И я ушёл в партизаны. Я с вами.

Вот ты, Василий, сынок, как ты относишься, например, к грузинско-осетинскому конфликту?..

Постой, Василий, не надо столько мата.

Мат должен быть коротким.

Ты на чьей стороне в грузинско-осетинском конфликте?

Так и я на нашей…

Но нас там нет.

Я же тебе сказал: грузинско-осетинский.

Мы оба на нашей стороне, которой там нет.

Сейчас она есть.

Сейчас он российско-грузинский конфликт, что ли?

Во всяком случае, мы должны кричать на Запад.

Давай на Запад кричать, Василий!

Где Запад?.. Компас есть?

Кричим в сторону Минска…

Нет, нельзя…

Надо через Минск.

Давай в сторону Киева.

Через Киев туда и туда.

– Куда?

– Куда-куда. Ты кого проклинаешь – Запад? Ну и давай в сторону Внукова.

Давай:

– Ах вы, суки!..

Мы не Внуково проклинаем.

Давай между Внуковом и Минском:

– Ах вы, суки, подонки, сколько можно душу мотать? Присоединяйтесь, падлы, к нам.

– В чём?

– Во всём! Чего вы всё время против? Давайте вместе… Что?

– Что?

– Что вместе? Василий…

– Выпьем!

– Верно!

– Точно…

Но мы уже пили вместе.

Не хотят они пить с нами…

Не умеем, говорят, себя вести.

– Ах вы, сволочи, вонючки, мерзоты небоскрёбные…

Вот я и говорю, как враги – они классные…

И нам сразу жить хочется…

И мы туда и «Су-400», и «Искандер», и «Тополя»…

Не ля-ля-тополя.

Это ракеты, сынок.

И нам сразу интересно стало, представляешь?!

Ты, твоя жена, этот сиреневый, я, лысый этот, кривой и этот на протезе – все стоим у стойки с пистолетами…

Не бомжи, а офицеры, блин, Василий.

Дважды рядовой Михал Михалыч.

Ефрейтор Гольдберг.

И грузин возьмём.

Пусть пьют при погонах, но без оружия.

У них что хорошо – поют.

Многоголосие называется.

У нас как многоголосие, так сразу мат.

У них без мата.

А воевать мы с бабой хотим, Василий…

Тогда позиция наша: кричать на Запад, но не воевать…

Зачем долго?

Утром прокричал, днём прокричал – можно три раза в день…

Лаконично и патриотично.

Всё, Василий.

Ты можешь матом… Но не так длинно.

Ну всё, Василий, всё…

Катюнь… За мой счёт всем благодарным…

Василию двойной…

Вася, двойной виски – это не два гранёных стакана.

Это сорок грамм, Вася…

Двойная водка – это не два стопаря…

Василий, ты мне нужен.

Как собеседник.

Кофе Васе – американский.

Опять Вася матом…

Американский не сам кофе, пей свободно.

Это способ варки.

Ну, дай ему араба.

Как его эта резьба измучила…

Вот такая у меня была позиция.

Я нарезал наоборот.

Я почти перестал пить.

Завёл одну женщину.

И чуть ли не сел на диету.

Диета – это вам знакомо. Это не жрать. Вот так.

Нет, наоборот – у тебя всё есть, а ты не жрёшь и всё!

Я потерял живот, друзей и уже собирался сходить в консерваторию, где находят прибежище осколки инженерного состава.

Я судорожно поднялся до глубин философского романа.

Над которым вкалывал две недели.

Я один, безоружный, бросался на глыбу «Улисса»… Джойса…

Нет, дорогой, это не торт…

Это огромное и толстое достижение мировой литературы.

Это когда мы говорим и думаем одновременно.

Я тебя научу.

Нет, отец, не обижайся, но ты, когда говоришь, ты в этот момент не думаешь – ты заботишься о произнесении букв в словах…

У Джойса они думают и говорят…

Сам способ интересный, если бы это кого-то волновало…

Наша беседа тебя волнует.

Сынок, я бился над Улиссом и под ним…

Ничтожен, братцы…

Ты что, Василий, чтоб я принёс и вслух читал, не забывая вам налить?

Два месяца читать?..

Нет, на свободе не осилим, возьмём в тюремной библиотеке…

Он там есть. Он там не опасен. Прочитав «Игру в бисер», ударившись о Музиля и Улисса, борясь со сном и содержанием, я не стал добрее, и не уехал на Кавказ, и не разлюбил женщин, хотя роман этого требовал.

Я плюю на устриц.

Есть тысяча способов уйти от мира, не лишая его своего присутствия.

Вы, друзья мои, тот же лес, та же трава.

Я заказываю вам шелест и оплачиваю его.

Что у тебя?..

Нет! Из бокового кармана здесь не пьют.

– Кто гнал?.. Родственник из буряка…

Очень может быть…

Вам как сказали, что роза пахнет, а самогон воняет, вы так и живёте…

Единственное, чему я вас научу, – работать головой.

Если у меня ещё будут деньги, я вам расскажу, что я видел в их театрах и кино…

Это такой постмодерн…

Но об этом потом.

Катюнь, по одинарному, а то у них рассеивается внимание…

Не надо…

Я там одурел от слова «спасибо» и от криков «ваши аплодисменты»…

Вася, зааплодируй мне…

Стой! Я пошутил…

Да я понимаю, что не за что…

А у них аплодируют по просьбе, по команде. И смеются так же…

«Не вижу ваших слёз!..»

«Не слышу ваше хохотанье!..»

А от слова «спасибо» у меня ангина.

Мне его говорили. Я его говорил…

Самое невозможное – благодарность кому попало.

Лучше деньгами – ты прав.

Там есть целый район, где живут одни писатели… Ещё с советских времён.

Не надо, сынок… Я могу доказать, а ты только матом…

Есть такой район…

И метро к нему идёт…

Бьёмся… Все завтра поедем…

Ходят по улицам, в очередях, в аптеках…

Одни писатели из окон выглядывают…

Хромые, косые… Одни писатели…

Масса… Скопление…

Уродило их в советское время, до сих пор живут.

Теперь их ещё больше.

Все прохожие писатели.

А всё равно что, романы, пьесы…

А спорим, есть люди, которые читают…

Так я же тоже им был.

Они считают, что влияют…

Мол, все его прочтут и не будут воевать…

Хотя раньше все читали и воевали.

Они говорят, литература сложна, а жизнь короче.

В общем, «ну да» – это одно.

А «да ну» – это другое.

Нет, Василий, там совсем другая жизнь.

И все не живут, а ведут себя.

Один себя нормально ведёт.

Другой не умеет.

Вдруг поцелует тебя.

И все женщины целуют тебя без чувств.

Вдруг поцелует или запоёт.

К мужчинам тянутся мужчины…

Да… Ты слышал… А я видел…

Зрелище не для слабых.

Откуда я знаю…

Значит, и в мужском теле что-то есть…

Наверное, если тебя помыть, опрыскать, протереть, может, и к тебе потянутся мужчины.

Может, и заработаешь, если не будешь пить.

Юноша, как осуществить мечту?

«Если за неё выпить?» – говоришь ты.

Вот если за неё никогда не пить – осуществишь, клянусь…

Но всё равно потом…

Придёшь, как я, к свободным людям на простор.

А кто-нибудь пил коньяк?

Хотите попробовать? Екатерина! «Мартель» – немолодой, как мы.

Для нас по глотку…

И разойдёмся на сегодня…

А то я что-то заговорил стихами, мне срочно ночь нужна… Прощайте.