Сборник 2019 года. Том 7

Ремонт в Одессе Монолог

– Вы помойте эти рамы, розетки, вам не будет скучно.

Потом закрутите эти винты, вы развлечётесь.

Я вам скажу по секрету: мы в понедельник придём не в девять, а в одиннадцать.

У моей жены день рождения.

Я вам скажу, кому нужен ремонт.

Ремонт нужен для женщины.

Это она смотрит в потолок.

Ремонт делаем по формуле 2П4С – пол, потолок, четыре стены.

Так… Так… Я, когда работаю, я говорю… Иначе я отказываюсь…

Вы болеете?

Человеку, когда нельзя болеть, так он не болеет.

Я работал у женщины. Она развелась.

И тянет ребёнка одна.

Так она не болеет. И ребёнок не болеет. Им некогда.

А эти двое – я вам скажу, – они так пристально смотрят друг другу в глаза, что, если один отвернётся, другой ему тут же изменяет.

Я вам скажу: я бы хотел жить в Казахстане и целовать на скаку девочек.

Но я уже располнел, меня лошадь не выдержит, только жена.

Я работал в одной квартире.

Она – чужая жена.

Он – чужой муж.

У них шифр был.

Он набирает номер.

Там поднимают трубку.

Здесь молчат.

В ответ на молчание – там начинают говорить.

Такой у них был шифр.

И тут кто-то набрал номер и молчал.

Чужой муж начал рассказывать, открыл всю душу, все несчастья и всякие интимные места с ночными именами.

И в конце разговора ему в ответ:

– Ха-ха.

Вы не поверите, ему вызывали «Скорую помощь».

Я одному делал косметический ремонт в доме на снос.

Так всех выселили.

Так он там жил.

Я ему побелил, покрасил.

Так его не поймали, а меня поймали.

Ну, я с вёдрами, щётками стал ходить в сносящийся дом.

Люди решили – вводят в эксплуатацию.

Дайте сегодняшнюю газету.

Я сгораю от нетерпения.

Нет, ничего интересного.

Не беспокойтесь.

Я могу работать во время разговора.

Моя жена бросает всё и говорит.

У неё горит всё.

Я в одном месте делал потолок, у неё муж педагог-физик.

У него испортилось зрение, и врачи запретили ему работать.

Так она устроила его в трампарк по хозчасти.

Так вы слышите, вагоновожатые научили его пить и гулять.

Он уже четыре дня не появляется.

В трамваях очень удобно.

И все ей говорят:

– Вы же сами его туда устроили.

Ну, для неё сейчас главное – его дождаться.

Она такая толстая – на четырёх стульях сидит.

Она съедает три цыплёнка табака, и муж ей даёт пульку от четвёртого…

Но она надеется, что он вернётся.

Хотя вагоновожатые говорят: вряд ли.

А в ней килограмм двести.

И она проиграла.

Она презирала его тщедушие.

Он моей комплекции – водопроводное тщедушие, – организм пропускает всё, не усваивая.

Зато я лёгкий на ходу.

Конечно, женщина создана для наслаждения.

Но наслаждение должно быть в меру.

Двести килограмм.

Я уже не говорю – носить на руках, но хоть ногу у неё поднять ты же не будешь звать на помощь.

Но она готовит – что-то помрачительное.

Съешь – с кастрюлей.

А мужчина – существо беззащитное, что дают, то он ест.

Но вы заметили, у толстух – худые мужья.

Я вам скажу: это не болезнь, это разница характеров.

А что – нет?

Они на этом сошлись.

И держатся.

Крепко… Очень крепко.

Как виноград за забор.

Я вам скажу, они очень энергичные, эти толстухи.

Такие деловые – бегают и носятся, и не болеют.

Меня внучка спрашивает:

– Почему называется «женский пол», «мужской пол»? Ты же их ремонтируешь?

– Нет, для этих полов другие мастера. Мама тебе объяснит.

У меня с женой вообще хорошо.

Но она говорит на полминуты раньше меня.

То же самое, что говорю я позже.

Вы видели такую семью?

Я выгляжу полным идиотом.

Я хочу спросить, она уже спросила.

Меня спрашивают – она отвечает.

Я иду что-то рассказать – она уже рассказала.

Вы такую семью точно не видели: появляюсь я и второй раз рассказываю эту же историю.

Так больше того: я – Изя и она – Изя!

Ну, она Изольда по паспорту.

Я узнал, что она Изя, когда мы уже поженились.

Так я, Изя, пришёл, а Изя уже рассказала.

Но я вам скажу: мы весело живём.

Нет, она у меня худенькая.

Она столько тащит на себе, что я ей прощаю.

Я ей всё прощаю.

И она мне кое-что.

Ну, мужчина – это та сволочь.

Он очень подвержен.

Его научить плохому ничего не стоит.

А отучить невозможно…

Нет… Нет, либо мы укрываем пол плёнкой, либо вытираем по влажному.

Хорошо.

Главная моя задача – заткнуть ей рот до моего появления.

Я уже облокотил на неё все проблемы.

Я у неё спрашиваю:

– Это я ем?.. А это мне можно?

Она у нас главная…

Я знаю только свою работу, всё остальное – она.

Она иногда говорит:

– Изя, мне покраситься?

Я говорю:

– Что касается меня, то я бы этого не делал.

И я вам скажу, она прислушивается.

Когда ещё нашей дочки не было в живых, она взбрыкивала.

Сейчас мы – душа в душу.

И меня она любит, так мне кажется.

Она возвращается с базара, я ей говорю:

– Прямо не знаю, за что вас подхватывать, Изольда Марковна, за кошёлки или за самоё.

Вы русский язык хорошо знаете?

У них есть это слово «самоё»?

Семейная жизнь – школа выживания.

Тут один заказчик пригласил нас в ресторан.

Так я скажу вам: я таким злорадным себя ещё не видел.

Там какой-то седой и с ним красивая молодая.

Пьют… Музыка играет. Её приглашает какой-то парень.

Как она с ним танцует!

Что она вытворяет!

Чуть не целует…

Вниз вообще лучше не смотреть.

Но и наверху…

Наш седой сидит, опустив голову, рассматривает помидоры, мучается.

На следующий танец этот седой делает колоссальную ошибку.

Он идёт с ней танцевать.

И все видят, что почём.

Он дёргается, виляет животом, хвостом, плечами.

И от этого выглядит ещё старше…

Через некоторое время этот молодой опять приглашает её на танец.

Седой вдруг бросает тарелку и кричит:

– Да берите её хоть навсегда.

Они танцуют.

Уже она мучается, вырывается, прибегает.

Никого нет.

И парень куда-то смылся.

И у него интерес пропал.

Все смотрят на неё.

Она о чём-то говорит с официантом…

Я вам скажу, в этом ресторане у неё сторонников не было.

А врагов – полный зал.

Или живи с таким, как ты, или не позорь того, с кем живёшь.

А город Одесса маленький.

Он кажется большим.

Мне уже назавтра сказали, что они помирились.

И она заказывает наружный ремонт.

Я вам скажу, нельзя ревновать.

Женщины любят игру, а она затягивает.

Что вы? Чтоб у меня было столько друзей, сколько было подруг!..

Так что я женщин понимаю лучше.

Они беззащитны.

От этого так практичны и так хитры.

Я смотрю, на улице каждая с телефоном.

Это её защищает.

Она успеет что-то сказать.

Когда у меня умирал отец, я бегал по Чижикова.

Позвонить… Нет автомата!

Не работает! Нет автомата! Не работает!

Я бежал на чужих ногах.

Я ворвался в райком партии.

Я кричал: «Мне позвонить!»

Что-то было с моим лицом – «пожалуйста, пожалуйста».

До сих пор я не могу видеть телефон-автомат.

Я не могу видеть много цветов.

Да… Вы вытирайте розетки. Только осторожно.

Да. Так вот.

Если вы ревнуете, значит, у вас есть основания.

И уже нет шансов.

Хотя я считаю, пользоваться женщиной, которую кормит и одевает муж, – воровство.

Забирай и корми сам.

Но это такие сложные вопросы, что я лучше покрашу пятнадцать потолков.

А вы сегодня выглядывали на улицу?

Море сегодня такое синее, хоть кисть макай.

Это счастье – жить возле моря.

Сколько во всём мире живёт возле моря? Ну десять процентов.

Когда тебе Бог дал такое, ты уже один из десяти.

А ещё хорошая жена.

А ещё приличные дети.

А ещё тётя в Америке…

А ещё кусок жареной камбалы с пюре…

Тс… Тс-с… Я не пью.

Меня Изя ждёт.

Эй ты, бездарь горькая, собирай инструменты.

Значит, завтра в девять.

А на самом деле в одиннадцать…

Я доскажу… Нет… Нет…

Спасибо…

Я работаю тоже хорошо…

Вы увидите: стены рушатся – мои обои стоят.